Книга двух путей

Я смотрю на наши ладони, так крепко сцепившиеся, что между ними, кажется, больше нет секретов.

– Дон, – говорит Уайетт, его голос прорывается сквозь волны паники, – послушай меня. Нам вовсе не так суждено умереть. Мы с тобой Орфей и Эвридика. Ромео и Джульетта. Кэтрин и Хитклиф. Наша история не может закончиться, даже не начавшись. – Ногти Уайетта вонзаются мне в кожу. – Я люблю тебя, Олив. Всегда любил. И всегда буду.

Мне хочется, чтобы это всегда продлилось дольше, чем ближайшие три минуты.

– Сгруппируйтесь! – кричит бортпроводник. – Сгруппируйтесь!

Самолет ныряет носом вертикально вниз. С полок падают сумки, кислородные маски повисают на резинках, будто марионетки в пляске смерти. Кто-то кричит, и я резко поворачиваю голову.

– Смотри на меня! – командует Уайетт, но его слова теряются в реве разваливающегося на части самолета.

Мой мир сжимается до этих яростных голубых глаз, которые смотрели критически и вызывающе, удивляли, соблазняли, любили меня.

И пока мы падаем с неба, я спрашиваю себя, кто будет меня помнить.



Я погружаюсь в озеро огня между двумя дорогами «Книги двух путей». Озеро ревет, вокруг вздымаются столбы дыма, дым набивается в рот, заползает под веки, вызывая жгучие слезы. Языки пламени лижут одежду, плечи, волосы. Я кричу, но меня никто не слышит.

Знание. Мне нужно знание. Только оно поможет пройти через врата загробного мира, мимо демонов. А они повсюду – монстр, у которого нет половины тела. Истошно вопящий мужчина, зажатый в искореженном кресле, с пожираемым огнем ремнем безопасности. Девочка с пылающими косичками. Глаза монстров такие же дикие, как и мои. Я пытаюсь пройти мимо них и отчаянно зову Уайетта.

У меня есть только два выхода: суша и вода. Это нутряное знание, впечатавшееся в сердце. Но я не оставлю Уайетта.

Уайетт! – кричу я.

Дым становится зверем, облака дыма крутятся в сумасшедшем танце и, сливаясь, превращаются в черного человека, который пришел за мной. Я в ужасе отшатываюсь. Уайетт! Уайетт!

Из плотной стены дыма появляется стюардесса, будто сбросившая вторую кожу. Хватает меня за руку. Вы должны пойти со мной. Я могу читать по губам, но ничего не слышу.

Мне не нужно никуда идти. Увернувшись от стюардессы, я прыгаю через кольцо огня в кабину. Споткнувшись, падаю на мягкое тело мужчины в белой рубашке; мужчины со светлыми волосами, лежащего лицом вниз. Уайетт.

Я переворачиваю мужчину нечеловеческим напряжением сил; я кашляю, мои легкие разорваны в клочья, его глаза, его незрячие глаза, смотрят в черное небо.

Но этот мужчина носит очки, и у него усы. Этот мужчина не Уайетт.

Я начинаю рыдать, причем так отчаянно, что не в состоянии встать на ноги. Легкая водяная взвесь покрывает лицо и волосы. Водный путь. Я сворачиваю туда и замечаю вдали отблески пожарных шлангов – это мифические гидры противостоят огненному дыханию драконов.

Но одновременно дым становится плотнее и более вязким, я тону, задыхаясь, в липком тумане и не могу найти выхода. А сухопутный путь – это не что иное, как дорога в ад. Я в ловушке.

Столб дыма раздваивается, точно дерево под топором лесоруба, и ко мне направляется еще один монстр. Лицо у него залито кровью.

И монстр этот выкрикивает мое имя.

Я встаю на ноги, он притягивает меня к себе, поддерживая обеими руками мою голову, и целует в губы, словно желая поделиться со мной кислородом из собственных легких.

И в этот момент я вдруг вижу выход. Другую жизнь.





После




Когда я открываю глаза, вокруг все белое, такое ослепительно-белое, что я вздрагиваю. Передо мной неподвижные, находящиеся не в фокусе предметы, окруженные сиянием.

Первое, что я замечаю, – это боль.

Голова настолько тяжелая, что ее невозможно повернуть, и она сама по себе пульсирует. Горло – узкая полоска пустыни. Чтобы открыть глаза, нужно приложить титанические усилия.

Но разве можно умереть и одновременно чувствовать боль? Хотя никому не ведомо знать, что ждет нас в инобытии. Возможно, там нет ничего, кроме боли.

Но тут свет становится не таким ослепляющим, как будто разом затенили все лампы. Когда глаза потихоньку приспосабливаются, я вижу, что окно занавешено. Расплывчатые предметы – это, оказывается, стул, раковина, ножка больничной кровати. А потом я слышу голос Брайана:

– Тебе лучше?

Рука Брайана, очень теплая, сжимает мою. Его лицо возникает в поле зрения, словно кровавая луна – знакомая, но нежданная.

Он улыбается, в его глазах стоят слезы, и я понимаю, что ему, как и мне, трудно найти нужные слова.

– Ты была ранена, – наконец произносит он. – Пришлось провести хирургическую операцию, чтобы уменьшить давление на мозг.


Осторожно подняв руку, я обнаруживаю, что моя голова полностью забинтована. Я пытаюсь сохранять спокойствие, но в глубине души мне безумно страшно. Брат рассказывал о тяжелых последствиях травм головного мозга. Так, один рабочий упал со стремянки и потом не проснулся. А маститые профессора, страдающие припадками, теряют способность самостоятельно одеться. Мозг, по словам Кайрана, – загадочный и своевольный орган. Никогда не знаешь, что он может выкинуть.

Стук в голове получает свое объяснение. Я пытаюсь вспомнить, что случилось, где я нахожусь и где находилась.

Уайетт.

Египет.

Авиакатастрофа.

Я хочу повернуть голову, из глаз сыплются искры – такая дикая боль. Тогда я просто вращаю глазами, чтобы осмотреться. Но вижу лишь Брайана, словно он истинный север, а я – стрелка компаса.

Неужели я все это выдумала?

Быть может, и Египет, и гробница привиделись мне в лихорадочном бреду? Быть может, это всего-навсего активация синапсов под инструментом хирурга?

При этой мысли хочется плакать. Я закрываю глаза, одинокая слеза катится по щеке.

– Все хорошо, – успокаивает меня Брайан, еще крепче сжимая мою руку. – Теперь все будет хорошо. Я с тобой.

Я с тобой.

Мои губы выдавливают всего одно слово, рвущееся наружу.

– Мерит, – шепчу я.

– Она дома. С Кайраном. Она в порядке, – говорит Брайан и после секундной заминки добавляет: – Когда мне позвонили, я решил, что в первую очередь должен увидеть тебя.

Чтобы убедиться, что я не подключена к аппарату жизнеобеспечения, не искромсана на куски, не обгорела до неузнаваемости? Что со мной случилось?

Я пытаюсь вспомнить, но в голове лишь яркие текстуры: колючесть песка, жемчужное сияние солнечной короны, мерцание пустыни. Картины, не слишком подходящие для больничной палаты с ее синим стулом, пластиковым кувшином для воды и намертво прикрученным к стене широкоформатным телевизором.

Единственное, что я могу вспомнить, кроме Египта, – это тест ДНК Мерит. Я закрываю глаза.

– Прости, – выдыхаю я. – Мне… очень жаль.

– Сейчас это не имеет значения, – качает головой Брайан. – Для начала ты должна достаточно окрепнуть, чтобы вернуться домой.

«Дом» – такое неоднозначное слово. Неужели он все еще мой, если последнее, что я помню, – то, как я его покидала?

Больно шевелить головой, даже больно думать. Возможно, произошло нечто другое. Возможно, когда я уехала от мужа и дочери, то так и не добралась до пункта своего назначения.

Это как распутывать нить жемчуга: Тан, Англия, Вин.

Упускаю нить.

А можно скучать по чему-то, чего у вас никогда не было?

Или по кому-то?

Эта мысль ранит больше, чем раскалывающаяся голова.

Брайан деликатно проводит большим пальцем по тыльной стороне моей ладони – так дотрагиваются до бабочки, в любую минуту готовой взлететь.

– Нужно позвать медсестру. Сказать, что ты очнулась. – С судорожным всхлипом Брайан целует наши соединенные пальцы, его голос дрожит. – Я думал, ты ушла навсегда.

В свое время он это уже говорил.

Я поднимаю свободную руку и осторожно касаюсь мягких как пух волос у него на затылке. Легко провожу ногтями по черепу, глажу мужа по щеке. Мои глаза блуждают под опущенными веками, и я, как всегда, вручаю себя Брайану.

В коридоре слышится какое-то движение, приглушенные голоса. Затем дверь распахивается, и один голос перекрывает все остальные:

– Плевать, что я ей не родственник! У вас нет никакого треклятого права меня не пускать!

В палату с боем прорывается Уайетт. И останавливается, оценивая дикими глазами повязку на моей голове, подсоединенные ко мне провода аппаратов, и моего мужа, вскочившего на ноги, но продолжавшего держать меня за руку.

Ну и конечно, меня. Очнувшуюся. Доступную для контактов.

Лицо Уайетта расплывается в широкой улыбке, и в моей душе словно восходит солнце. «Ты реальный, и ты здесь», – проносится в голове, и я точно знаю, что Уайетт сейчас думает о том же самом.

– Слава богу! – выдыхает он и делает шаг вперед. – Ты в порядке? Правда в порядке? Ну скажи что-нибудь!

– Уайетт, – говорю я. – Это Брайан.