Ключ от прошлого

– Завтра утром Иверт заставит судью объявить Габриэля мёртвым. Вот и всё. Ничего страшного.

«Это довольно страшно».

Маленький Габриэль на экране поклонился Маленькой Иззи. Оба надели маски, взмахнули маленькими мечами и начали нападать и блокировать удары, пока молодой Смиттерс с отцом Сэйди и каким-то третьим мужчиной подбадривали их со стороны.

– Что тогда будет? – спросила Эйприл, по-настоящему боясь ответа.

Мисс Нельсон села прямо и выключила фильм. Затем достала из проектора блестящий диск и убрала его в шкаф к, наверное, миллиарду других, аккуратно подписанных именами и датами. Эйприл стало интересно – каково это, когда десятки лет воспоминаний твоей семьи где-то надёжно хранятся под замком. У неё самой не было даже фотографии мамы. Эйприл даже имени её не знала.

– Мисс Нельсон? – снова спросила девочка. – Что будет, когда Габриэля Винтерборна объявят мёртвым? Официально.

– Всё наследство перейдёт Иверту, а мы переедем в новый дом, без сквозняков и мышей. Вот что будет. – Мисс Нельсон ослепительно улыбнулась. – Не волнуйся за нас, Эйприл. У нас всё будет хорошо!

Мисс Нельсон была очень, очень хорошей лгуньей.



Эйприл не стала спать. Даже не пыталась. Вместо этого девочка достала маленький свёрток, который давно прятала, и спустилась обратно в погреб, который вдруг показался ей необычно тихим.

Эйприл обнаружила Габриэля в комнате с железной дверью, которую он называл винным погребом, занятого заточкой клинков.

Мужчина поднял взгляд, услышав Эйприл. Заметил её растрёпанные волосы, сонные глаза и свёрток в руках и рявкнул:

– Иди спать, Эйприл, – и прошагал мимо неё в большую комнату.

Габриэль мельком взглянул на мониторы, но девочка и так знала, что он там увидит: охранников и собак, и убийцу в своей постели, живого и невредимого. Единственным движением на экранах было тиканье часов на прикроватной тумбе да колыхание занавесок на ветру, который дул через приоткрытое окно, пока Иверт крепко спал, даже не подозревая о надвигающемся шторме.

– Я серьёзно, Эйприл. Иди…

– Держи.

Габриэль скептически уставился на пухлый свёрток, который девочка бросила ему в руки – возможно, потому, что Эйприл никогда раньше не заворачивала подарки, а просить помощи у Сэйди ей не хотелось.

– Что это?

– Завтра твой день рождения, – сказала Эйприл, вдруг начиная волноваться. – Я хотела сделать тебе подарок. Так все люди делают, да? То есть я никогда не получала подарков, но… Ладно. Это тебе.

Габриэль снова опустил взгляд на свёрток, и его голос прозвучал немного забавно, когда мужчина произнёс:

– Ты никогда не получала подарков на день рождения?

Эйприл помотала головой:

– Нет. У меня никогда не было дня рождения. – Девочка пожала плечами, потому что это было не так уж и важно. – Одна моя приёмная мать как-то сказала, что я могла бы отмечать день, когда меня нашли. Но знаешь, в этот же день меня и бросили. Поэтому я просто подожду, когда вернётся моя родная мама. Она точно скажет, когда я родилась. – Эйприл махнула рукой в сторону свёртка. – В любом случае с днём рождения.

Габриэль не стал ничего говорить и попытался разорвать старые газеты, в которые Эйприл завернула подарок, закрепив скотчем. Девочка уже начала думать, что двадцать кусков скотча – это чересчур, когда Габриэль застонал и снял с пояса нож. Он поддел бумагу клинком, и та упала на пол, открывая нечто, похожее на груду тряпья у мужчины в руках. Габриэль долго смотрел на неё, молча.

– Ох. Спасибо. Это…

– Плащ! – объяснила Эйприл, когда мужчина развернул ткань, провисшую почти до самого пола. – Нам пришлось порезать твой, когда… понимаешь… когда ты почти умер. И я подумала, что теперь ты можешь носить это.

Эйприл сшила его сама из нескольких старых плащей, которые нашла в хозяйской спальне. Скорее всего, когда-то они принадлежали отцу Габриэля, но теперь были полны дыр и слишком малы самому Габриэлю Винтерборну, так что Эйприл распарывала их по швам и сшивала обратно, пока не получилось нечто, похожее на монстра Франкенштейна. Но чёрные, коричневые и зелёные части не так уж и плохо смотрелись вместе. К тому же они всё равно сливались в полумраке погреба. А ещё плащ был тёплым. И тяжёлым. Девочке пришлось с усилием проталкивать иглу сквозь плотную тёмную ткань, и после этого её пальцы болели несколько дней.

– Ты сама его сшила? – спросил Габриэль, надевая плащ. – Тебя Смиттерс научил?

– Нет. Я уже умела. – Голос Эйприл звучал так, словно она оправдывалась. – Не все приёмные дома ужасны, знаешь? Иногда там есть добрые люди, которые делают поделки, спасают котят и варят суп. Иногда там нормально. Только недолго.

– Прости, – наконец сказал Габриэль, не выдержав неловкости.

– Не бери в голову. Всё когда-то кончается. – Эйприл не знала, почему вдруг начала огрызаться. Может, хотела, чтобы Габриэлю понравился плащ, который она сшила. А может, хотела понравиться Габриэлю сама.

– Там есть капюшон, – неловко добавила девочка, и Габриэль тут же его поднял, прикрывая свои тёмные волосы и скрывая лицо. – Тут холодно.

– Спасибо, Эйприл. Мне очень давно никто ничего не дарил.

Габриэль был богатым, а Эйприл – бедной. Габриэль считался без вести пропавшим, а Эйприл знала, что если будет отсутствовать слишком долго, то Сэйди сделает прибор, который найдёт её где угодно в особняке. Но девочка помнила, что оба они – сироты. В этом отношении они с Габриэлем Винтерборном были абсолютно одинаковы.

– Зачем ты ходил к дому Иверта? – Эйприл не знала, почему ей в голову вдруг пришёл этот вопрос, но даже не попыталась его сдержать. – В ту ночь. Когда я спасла тебе жизнь…

– Ты имеешь в виду ночь, когда меня из-за тебя ранили? – Габриэль поднял бровь, но девочка не клюнула на его провокацию.

– Ты был там ради моего ключа, да? Я сказала, что он пропал, и ты пошёл его вернуть. Я права?


Это был простой вопрос, но Габриэлю понадобилось много времени на раздумья, прежде чем он ответил:

– Я пошёл туда из-за того, что ты сказала, да.

Именно так говорили люди, которые лгали и пытались сказать правду одновременно, и Эйприл это не понравилось. Очень сильно не понравилось.

– Почему ты туда ходил? На самом деле?

– Потому что ты сказала, что кто-то вломился в твою комнату. С ножом.

– Так ты всё-таки собирался забрать ключ? – спросила Эйприл, уже зная и боясь услышать ответ.

Габриэль отрицательно покачал головой.

– Ключ ничего не докажет, Эйприл. И Иверта он не остановит.

– Ну конечно, сам по себе ключ ничего не докажет. – Эйприл захотелось закатить глаза. – Но когда у нас будет ключ, мы сможем найти замок и то, чего так сильно хочет Иверт, и получим доказательства…

– Нет никаких доказательств! – Габриэль не собирался кричать. И плакать тоже не собирался. Но Эйприл поняла, что он не может молчать. Габриэль должен был выпустить слова наружу до того, как они окончательно его затопят. – Есть только одна улика – это яхта, которая сейчас лежит на дне моря. След единственного доказательства пропал ещё двадцать лет назад.

– Тогда зачем ты вообще решил вернуться?

– Я не возвращался, Эйприл. И никогда не вернусь.

– Посмотри, где ты находишься! Это особняк Винтерборнов. Ты дома!

– Это не мой дом.

– Что, правда? А где тогда твой дом, а? На другом конце света? На какой-нибудь горе или острове? Ладно. Туда и езжай. Там и живи. Будь счастлив или как хочешь. Но здесь есть люди, которые тебя любят. Которые по тебе скучают. Люди, которые ждали тебя десять лет, и с каждым днём им становится всё тяжелее, но они не могут перестать ждать тебя, потому что кем они будут, если перестанут, а? Что делать этим людям?

Голос Эйприл задрожал и сломался. Она почувствовала, как слёзы обжигают глаза, а из носа стекает капля, и не смогла отогнать от себя мысль, что говорит уже не про Габриэля Винтерборна. Может даже, она с самого начала говорила совсем не о нём.

– Я думаю, ты вернулся потому, что не хотел быть мёртвым. Я думаю, ты вернулся потому, что сбежать – это одно дело, а пропасть навсегда – это совсем другое. – Эйприл шагнула вперёд, а Габриэль сделал шаг назад. – Я думаю, ты вернулся потому, что…

– Ты ошибаешься, – сказал мужчина.

– Тогда почему ты вернулся прямо перед тем, как Иверт собрался объявить тебя мёртвым, а? Почему ты вернулся именно сейчас? – снова спросила Эйприл.

– Потому что у меня наконец достаточно сил! – рявкнул Габриэль и попятился. – Иверт действительно считал меня мёртвым до твоей выходки у причала. Я почти его достал. Он был так близко… Я почти достал его!

– Габриэль, почему ты вернулся именно сейчас?

– Ты знаешь почему, Эйприл.

– Тогда скажи это. Скажи, что ты был слишком трусливым, чтобы…

– Я вернулся, чтобы убить Иверта!

Эйприл застыла, ожидая, что эти слова шокируют или напугают её, но не смогла почувствовать к Габриэлю Винтерборну ничего, кроме жалости.

– Тебе необязательно это делать.

– Я уже давно должен был его убить. Только в этом случае всё закончится.

– Мы сможем найти другой способ, – взмолилась Эйприл.

– Я не…

– Я не про тебя говорю, – перебила его девочка.

Эйприл шла на Габриэля, продолжая говорить. Подходила всё ближе и ближе. А Габриэль Винтерборн, большой суровый парень, отступал всё дальше и дальше. Он даже не заметил, как шагнул в винный погреб. Пока Эйприл не потянулась к железной двери из решёток.

Габриэль был быстрым. Но недостаточно быстрым. Долю секунды спустя железная дверь уже захлопнулась, а Эйприл провернула ключ и вытащила его из замка, вдруг осознав, что он был почти точной копией того, что Эйприл носила на шее. Когда девочка вернёт свой ключ, у неё будет пара одинаковых.

– Эйприл, выпусти меня.

– Нет.

– Эйприл, ты должна меня выпустить. Сейчас же.

– Почему? – спросила девочка.

– Потому что… – начал Габриэль, но запнулся, так что Эйприл закончила за него.

– Твой дядя оставил окно открытым. – Она указала на мониторы, где в своей кровати спал Иверт, а на ветру у окна трепетали занавески. Секунда – и Габриэль улыбнулся.