Клиническая ложь
Часть 17 из 53 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Как видите, у руководства был лишь один выход – аборт.
– Как она это перенесла?
– Как кошка – отряхнулась и побежала дальше. В прямом смысле. У нее с подросткового возраста были проблемы с алкоголем – сказывалась плохая наследственность, ведь оба ее родителя померли от пьянки… Начинала с пива, как водится, а потом и водочку полюбила, и бодягу всякую – что достать удавалось. И ведь ей нельзя было злоупотреблять алкоголем – только не с такими проблемами с сердцем! Я не считала Машу хорошей соседкой для Дарьи, но надеялась, что пример последней окажет на нее положительное влияние! Дашу, как принято говорить, ангел поцеловал в темечко, и я всегда считала, что уж у кого-кого, а у нее все сложится наилучшим образом!
– Так вы не знаете, осуществила ли она свое намерение?
– Мы не виделись несколько недель. Я звонила ей, но Даша говорила, что занята и не может приехать – хозяйка, дескать, сильно ее загружает, и нет времени даже поболтать… Если б я только знала!
– Вы знаете адрес квартиры, в которой прописаны Ладогина и Субботина? – спросил Антон.
– Я никогда там не бывала, но, думаю, если поискать…
– Сделайте одолжение, поищите.
Жирикова тяжело поднялась на ноги и пошла к выходу: ее движения были замедленными и неловкими, словно ей на плечи внезапно опустилась вся тяжесть мира.
* * *
Мономах сделал пару глубоких вдохов, после чего постучал в дверь кабинета Нелидовой.
Он клял себя за то, что связался с начальницей – никогда нельзя завязывать подобных отношений на работе! С врачом или медсестрой из другого отделения – почему бы и нет, но только не с боссом!
Беда в том, что в начале отношений Мономах понятия не имел, что Нелидова станет его начальницей, а вот она, напротив, была в курсе сего факта, однако предпочла не ставить в известность Мономаха. Видимо, где-то в глубине души она понимала, что в таком случае он не согласился бы на связь, которая могла подставить под удар их обоих. Но в особенности его.
– Зачем тебе понадобилось лезть к чужому пациенту? – с порога набросилась на него Анна. – Какого черта ты вмешиваешься в процесс лечения?
– В какой такой процесс? – удивился Мономах. – Я просто поболтал с пареньком…
– Зачем?
– Меня попросила Суламифь.
– Неизвестный – не ее пациент, она просто делала ему операцию, как и ты. Лечащим врачом парня является Дуров, ясно?
– Кристально. Так это он, что ли, тебе нажаловался?
– Он был вынужден, потому что пациент впал в истерику после твоего визита! Он ничего не помнит, но ты пытался влезть ему в голову…
– Увы, таких сверхспособностей у меня нет!
– И слава богу!
– А вот и не слава: ты же главврач…
– И.О.!
– Неважно! Неужели тебе все равно, что мальчишка лежит здесь совсем один, никому не нужный?
– Мне не все равно, но кто виноват в том, что с ним случилось? Суламифь настаивает, что единственный человек, который может помочь, этот, как его…
– Сержант Котов.
– Точно, Котов! Он – единственный, кто может начать искать родственников больного. А Кац не желает допускать его к пациенту, считая, что Котов нарушит его хрупкую психику. Зато она с удовольствием допускает к нему тебя, человека, не имеющего отношения к органам следствия, и предлагает допросить потерявшего память парня! Я бы еще поняла, если бы ты был психиатром или, на худой конец, психологом, но ты…
– Костолом?
– Костоправ! Чем ты его довел до ручки?
– Кого, Дурова?
– Неизвестного!
– Да ни о чем особенном я не спрашивал – только о том, помнит ли он аварию, или хотя бы как оказался там, где его обнаружили.
– А он что?
– Утверждает, что ничегошеньки не помнит.
– И почему ты ему не веришь?
– Ему не верит Суламифь, и мне этого достаточно!
– Если он врет, давайте пригласим Котова? Он разберется!
– Не думаю, что это хорошая мысль.
– Почему же?
– Да потому, что мне пришло в голову сказать пареньку, что у меня есть хороший знакомый, который может сделать о нем небольшой репортаж, и тогда его увидит весь Питер и область, включая тех, кто его знает.
– И что?
– И у него случилась та самая истерика, в которой ты меня обвиняешь.
– То есть ты считаешь, что пациент боится именно того, что хочет сделать Котов?
– Именно.
На короткое время Нелидова задумалась.
– В любом случае, решать не тебе и не мне. Так и быть, я дам Кац еще пару дней – вдруг у нее получится разговорить больного? Пусть с ним поговорит Ларин…
– Психиатр?
– Ну да. Уверена, он справится не хуже тебя или Суламифи!
– Что ж, пусть так и будет.
– И все?
– А чего ты ждала – что я буду драться и отстаивать свое право единоличного общения с неизвестным? – пожал плечами Мономах. – Это все или я еще в чем-то провинился?
– Не злись, я же руководитель учреждения и должна знать обо всем, что происходит!
– Да я не злюсь. Так могу я идти, товарищ командир?
– Погоди. – Нелидова приблизилась, и Мономах понял, что она переключилась с позиции «суровый, но справедливый начальник» в позицию «кроткая и нежная любовница». Как кухонный комбайн – хочешь, соковыжималкой буду, а хочешь – пароваркой!
– Мы в последнее время почти не видимся, – проворковала она, теребя воротник его халата изящными пальчиками с французским маникюром.
– Ну, тут же не моя вина: это у тебя то совещание, то семинар… – пробормотал Мономах.
– Вчера я была свободна, а ты усвистал куда-то.
– Дела были.
– А как насчет сегодня?
Ну что ты будешь делать! С одной стороны, он каждый раз задумывался о том, что пора завязывать с этими неудобными отношениями, с другой… Анна – отличная любовница, нетребовательная и ласковая, изобретательная в постели, веселая и забавная – вне ее. Ей легко удавалось перевоплощаться из начальницы в обычную женщину, прямо раздвоение личности какое-то! Она не грузила его своими личными проблемами, хотя они у нее, как и у всякой женщины, перешагнувшей сорокалетний рубеж, разумеется, есть. Мономах лишь знал, что она разведена и имеет взрослого сына, который, судя по репликам, что несколько раз сорвались с ее языка, не оправдал материнских ожиданий. Мама шла в гору, занималась карьерой, отлично выглядела, да еще и помогала сыночку материально, однако он, похоже, благодарности не испытывал. В сущности, это Мономаха трогало мало: он даже не знаком с недорослем, так чего беспокоиться? Гораздо больше его тревожил другой вопрос – отношений Анны с Азатом Кайсаровым, шишкой из Комитета по здравоохранению. Что-то подсказывало ему, что Нелидова ни за что не стала бы исполняющей обязанности главврача после отстранения Муратова, если бы не имела серьезной протекции. А еще, зная Кайсарова, Мономах понимал, что просто так этот человек ничего не делает[1].
Значит, либо он является должником Нелидовой и таким образом отрабатывает долг, во что верилось с трудом, либо они состоят, или раньше состояли, в близких отношениях.
Они никогда не обсуждали это, но Мономах даже самому себе боялся признаться, что подобные мысли заставляли его кровь быстрее бежать по жилам, выбрасывая в нее адреналин. Он даже иногда доходил до абсурда, сравнивая их отношения с почти что родственными.
А что, Нелидова – его любовница, как в свое время была Алсу Кайсарова. Если Кайсаров тоже любовник Нелидовой…
– Не слышу ответа, – проговорила она, придвигаясь еще ближе. – Сегодня вечером ты свободен?
– Хочешь приехать?
– Если ты пообещаешь мне кое-что.
– Что?
– Не приближаться к пациенту Дурова на пушечный выстрел. Идет?
– Идет. Но если уж мы торгуемся, мне тоже кое-что нужно.
– Ну вываливай!
– Мне нужен ортопедический бандаж-корсет третьего размера для пояснично-крестцового отдела позвоночника средней фиксации. И не та дешевка, которую продают в нашей аптеке, а немецкий.
– Это для неизвестного?
– Да.
– Как она это перенесла?
– Как кошка – отряхнулась и побежала дальше. В прямом смысле. У нее с подросткового возраста были проблемы с алкоголем – сказывалась плохая наследственность, ведь оба ее родителя померли от пьянки… Начинала с пива, как водится, а потом и водочку полюбила, и бодягу всякую – что достать удавалось. И ведь ей нельзя было злоупотреблять алкоголем – только не с такими проблемами с сердцем! Я не считала Машу хорошей соседкой для Дарьи, но надеялась, что пример последней окажет на нее положительное влияние! Дашу, как принято говорить, ангел поцеловал в темечко, и я всегда считала, что уж у кого-кого, а у нее все сложится наилучшим образом!
– Так вы не знаете, осуществила ли она свое намерение?
– Мы не виделись несколько недель. Я звонила ей, но Даша говорила, что занята и не может приехать – хозяйка, дескать, сильно ее загружает, и нет времени даже поболтать… Если б я только знала!
– Вы знаете адрес квартиры, в которой прописаны Ладогина и Субботина? – спросил Антон.
– Я никогда там не бывала, но, думаю, если поискать…
– Сделайте одолжение, поищите.
Жирикова тяжело поднялась на ноги и пошла к выходу: ее движения были замедленными и неловкими, словно ей на плечи внезапно опустилась вся тяжесть мира.
* * *
Мономах сделал пару глубоких вдохов, после чего постучал в дверь кабинета Нелидовой.
Он клял себя за то, что связался с начальницей – никогда нельзя завязывать подобных отношений на работе! С врачом или медсестрой из другого отделения – почему бы и нет, но только не с боссом!
Беда в том, что в начале отношений Мономах понятия не имел, что Нелидова станет его начальницей, а вот она, напротив, была в курсе сего факта, однако предпочла не ставить в известность Мономаха. Видимо, где-то в глубине души она понимала, что в таком случае он не согласился бы на связь, которая могла подставить под удар их обоих. Но в особенности его.
– Зачем тебе понадобилось лезть к чужому пациенту? – с порога набросилась на него Анна. – Какого черта ты вмешиваешься в процесс лечения?
– В какой такой процесс? – удивился Мономах. – Я просто поболтал с пареньком…
– Зачем?
– Меня попросила Суламифь.
– Неизвестный – не ее пациент, она просто делала ему операцию, как и ты. Лечащим врачом парня является Дуров, ясно?
– Кристально. Так это он, что ли, тебе нажаловался?
– Он был вынужден, потому что пациент впал в истерику после твоего визита! Он ничего не помнит, но ты пытался влезть ему в голову…
– Увы, таких сверхспособностей у меня нет!
– И слава богу!
– А вот и не слава: ты же главврач…
– И.О.!
– Неважно! Неужели тебе все равно, что мальчишка лежит здесь совсем один, никому не нужный?
– Мне не все равно, но кто виноват в том, что с ним случилось? Суламифь настаивает, что единственный человек, который может помочь, этот, как его…
– Сержант Котов.
– Точно, Котов! Он – единственный, кто может начать искать родственников больного. А Кац не желает допускать его к пациенту, считая, что Котов нарушит его хрупкую психику. Зато она с удовольствием допускает к нему тебя, человека, не имеющего отношения к органам следствия, и предлагает допросить потерявшего память парня! Я бы еще поняла, если бы ты был психиатром или, на худой конец, психологом, но ты…
– Костолом?
– Костоправ! Чем ты его довел до ручки?
– Кого, Дурова?
– Неизвестного!
– Да ни о чем особенном я не спрашивал – только о том, помнит ли он аварию, или хотя бы как оказался там, где его обнаружили.
– А он что?
– Утверждает, что ничегошеньки не помнит.
– И почему ты ему не веришь?
– Ему не верит Суламифь, и мне этого достаточно!
– Если он врет, давайте пригласим Котова? Он разберется!
– Не думаю, что это хорошая мысль.
– Почему же?
– Да потому, что мне пришло в голову сказать пареньку, что у меня есть хороший знакомый, который может сделать о нем небольшой репортаж, и тогда его увидит весь Питер и область, включая тех, кто его знает.
– И что?
– И у него случилась та самая истерика, в которой ты меня обвиняешь.
– То есть ты считаешь, что пациент боится именно того, что хочет сделать Котов?
– Именно.
На короткое время Нелидова задумалась.
– В любом случае, решать не тебе и не мне. Так и быть, я дам Кац еще пару дней – вдруг у нее получится разговорить больного? Пусть с ним поговорит Ларин…
– Психиатр?
– Ну да. Уверена, он справится не хуже тебя или Суламифи!
– Что ж, пусть так и будет.
– И все?
– А чего ты ждала – что я буду драться и отстаивать свое право единоличного общения с неизвестным? – пожал плечами Мономах. – Это все или я еще в чем-то провинился?
– Не злись, я же руководитель учреждения и должна знать обо всем, что происходит!
– Да я не злюсь. Так могу я идти, товарищ командир?
– Погоди. – Нелидова приблизилась, и Мономах понял, что она переключилась с позиции «суровый, но справедливый начальник» в позицию «кроткая и нежная любовница». Как кухонный комбайн – хочешь, соковыжималкой буду, а хочешь – пароваркой!
– Мы в последнее время почти не видимся, – проворковала она, теребя воротник его халата изящными пальчиками с французским маникюром.
– Ну, тут же не моя вина: это у тебя то совещание, то семинар… – пробормотал Мономах.
– Вчера я была свободна, а ты усвистал куда-то.
– Дела были.
– А как насчет сегодня?
Ну что ты будешь делать! С одной стороны, он каждый раз задумывался о том, что пора завязывать с этими неудобными отношениями, с другой… Анна – отличная любовница, нетребовательная и ласковая, изобретательная в постели, веселая и забавная – вне ее. Ей легко удавалось перевоплощаться из начальницы в обычную женщину, прямо раздвоение личности какое-то! Она не грузила его своими личными проблемами, хотя они у нее, как и у всякой женщины, перешагнувшей сорокалетний рубеж, разумеется, есть. Мономах лишь знал, что она разведена и имеет взрослого сына, который, судя по репликам, что несколько раз сорвались с ее языка, не оправдал материнских ожиданий. Мама шла в гору, занималась карьерой, отлично выглядела, да еще и помогала сыночку материально, однако он, похоже, благодарности не испытывал. В сущности, это Мономаха трогало мало: он даже не знаком с недорослем, так чего беспокоиться? Гораздо больше его тревожил другой вопрос – отношений Анны с Азатом Кайсаровым, шишкой из Комитета по здравоохранению. Что-то подсказывало ему, что Нелидова ни за что не стала бы исполняющей обязанности главврача после отстранения Муратова, если бы не имела серьезной протекции. А еще, зная Кайсарова, Мономах понимал, что просто так этот человек ничего не делает[1].
Значит, либо он является должником Нелидовой и таким образом отрабатывает долг, во что верилось с трудом, либо они состоят, или раньше состояли, в близких отношениях.
Они никогда не обсуждали это, но Мономах даже самому себе боялся признаться, что подобные мысли заставляли его кровь быстрее бежать по жилам, выбрасывая в нее адреналин. Он даже иногда доходил до абсурда, сравнивая их отношения с почти что родственными.
А что, Нелидова – его любовница, как в свое время была Алсу Кайсарова. Если Кайсаров тоже любовник Нелидовой…
– Не слышу ответа, – проговорила она, придвигаясь еще ближе. – Сегодня вечером ты свободен?
– Хочешь приехать?
– Если ты пообещаешь мне кое-что.
– Что?
– Не приближаться к пациенту Дурова на пушечный выстрел. Идет?
– Идет. Но если уж мы торгуемся, мне тоже кое-что нужно.
– Ну вываливай!
– Мне нужен ортопедический бандаж-корсет третьего размера для пояснично-крестцового отдела позвоночника средней фиксации. И не та дешевка, которую продают в нашей аптеке, а немецкий.
– Это для неизвестного?
– Да.