Клиническая ложь

– Бизнес? – озадаченно переспросил директор. – Вот уж не думал, что она может на такое решиться!

– Вы же сами прочили ей большое будущее!

– Да, но я не имел в виду такие серьезные начинания! Мне казалось, Даша без труда устроится на работу в общепит.

– Значит, вы знали, что она поступила в техникум?

– Разумеется, ведь мы присматриваем за своими воспитанниками во время учебы. Даша была одной из лучших на потоке, и даже стажировалась не где-нибудь, а в ресторане гостиницы «Эмеральд», а это кое о чем говорит!

– А как насчет личной жизни?

– Вот тут, уж извините, я вряд ли вам помогу: мы с ней были не настолько близки… Но вы можете побеседовать с ее воспитателем, Евдокией Георгиевной. Пригласить?

– Не стоит. Если вы подскажете, где ее искать, я справлюсь сам.

Евдокия Георгиевна Жирикова оказалась в комнате отдыха. Дети находились на уроках, и в помещении было пусто. На столах лежали коробки с мелками и пластилином, на стеллажах стояли разнообразные настольные игры, а на стене напротив длинного дивана висел большой телевизор.

В целом создавалось впечатление, что детям здесь хорошо, ведь комната ничем не отличалась от подобных в детском саду или школе. Тем не менее Антон знал, что это не вышеозначенные учреждения, и оттого испытывал странное чувство, словно все это – нереально. Красивая картинка вроде нарисованного очага, прикрывавшего дырку в стене каморки папы Карло, а за ним – пустота.

Жирикова тоже не оправдала его ожиданий, оказавшись мышеподобной женщиной неопределенного возраста, одетой в ярко-розовую кофту на пару размеров больше, чем необходимо, и длинную черную юбку, из-под которой беззащитно торчали тонкие щиколотки ног, обутых в сильно поношенные туфли-лодочки без каблуков.

Тем не менее на ее безымянном пальце Шеин заметил обручальное кольцо.

Господи, неужели это практически бесполое существо замужем?

Однако стоило Жириковой заговорить, Антон пожалел о том, что осудил ее раньше времени за полное пренебрежение к собственной внешности: голос у воспитательницы оказался звонким, как у девчонки, бодрым и на удивление приятным.

Услышав, зачем пришел незваный гость, Жирикова, спав с лица, мешком осела на диван.

– Я так и знала! – вырвалось у нее, и Антон сделал стойку: неужели прямо сейчас он выяснит, кто виноват в гибели девушки?

– Почему вы так говорите? – спросил он.

– Я ведь предупреждала ее, что с таким кавалером до беды недалеко!

– Вы сейчас кого имеете в виду – Романа Саблина?

– Впервые слышу это имя! Я говорю об Алексее… фамилии, к сожалению, не знаю.

– И что не так с этим Алексеем?

– Да все с ним не так! Он хоть и не из детского дома, зато из семьи алкоголиков. Папаша его вроде сидел, и не раз, и сынок по его стопам пошел.

– Откуда вы все это знаете?

– Даша рассказывала. Она раньше часто забегала поболтать, ведь у нее, кроме нас, никого нет… Потом перестала, но звонила исправно, пару раз в неделю.

– Значит, Алексей вам не нравился? – уточнил Антон. – А вы-то сами его видели?

– Один раз Даша с ним приходила – думаю, хотела своего парня продемонстрировать. У нее до этого не было никого, Алексей первым стал…

– И что именно вас не устроило, помимо его гм… родословной?

– Сидел он – и, насколько я поняла, не единожды. За разбой сидел! Он агрессивный, грубый мужик, а Даша… Я, конечно, понимаю, почему она за него уцепилась: наши воспитанницы живут с чувством незащищенности, а когда выпускаются, ощущают ее еще сильнее. Вот они и прилипают к первому встречному, который обратит на них внимание: им кажется, что брутальный мужчина уж точно защитит их от злого мира и обеспечит безопасный тыл. Только вот брутальность – она в кино хороша или в комиксах про супергероев. В жизни, как правило, это показатель хамства, невоспитанности и даже асоциальности, если не откровенной антисоциальности!

– И вы все это поняли с одной встречи?

– Нет, но Алексей не понравился мне с первого взгляда, это правда. А потом Даша много о нем рассказывала, и я смогла убедиться, что мое изначальное впечатление было абсолютно оправданным! К счастью, она довольно быстро поняла, что ошиблась: вся «защита» ее поклонника сводилась к тому, что он набрасывался с кулаками на любого, кто, как ему казалось, не так посмотрел на его девушку, а «забота» проявлялась в мордобитии, если Даша делала что-то, что его не устраивало.

– Он ее бил?

– Ну, не до крови, но до синяков – случалось.

– И Дашу это не смущало?

– Разумеется, смущало! Поначалу она, как любой обделенный жизнью человек, копалась в себе, думала, что она виновата во внезапных вспышках неконтролируемого гнева Алексея. Но после неоднократных бесед со мной Даша начала приходить к выводу, что этот парень – вовсе не то, что ей нужно. Просто он встретился ей в момент, когда Даша чувствовала себя наиболее уязвимой, и она уцепилась за него, как за спасательный круг. Только круг оказался ярмом, и до нее стало наконец доходить, что с отношениями, ведущими в тупик, пора завязывать.

– И что, завязала?

– Да. Даша прямо сказала Алексею, что больше не желает его видеть.

– И как он это воспринял?

– Сами можете представить – с его-то характером! Он не смирился, стал преследовать Дашу. Именно поэтому она с таким энтузиазмом ухватилась за работу в богатом доме – она надеялась, что уж там-то Алексей ее не отыщет.


– Так вы считаете, отыскал? – предположил Антон.

– Как она погибла? – вместо ответа спросила Жирикова.

– В интересах следствия я не вправе разглашать информацию.

– Что ж… Да, мне кажется, Алексей мог причинить ей вред. Не думаю, что намеренно, но он парень сильный, здоровый, а Даша была хрупкой, вы же знаете!

Антон видел тело – Дарья Субботина действительно не отличалась крупным телосложением, и справиться с ней было бы легко.

– А как давно вы общались с Марией Ладогиной? – поинтересовался он.

– Не общалась с тех пор, как она выпустилась, – покачала головой воспитательница. – Я имею в виду, лично.

– А как тогда?

– Через преподавателей в колледже.

– Они ведь с Дашей учились в разных учебных заведениях, верно?

– Маша поступила на маляра-штукатура. Знаете, Даша ведь исключение, у нее был дар и большое желание осуществить мечту. А вот Маша, она как все – куда направили, туда и пошла.

– То есть ни к чему особенному у нее душа не лежала?

Жирикова кивнула.

– Так они с Дашей подругами, получается, не были?

– Да нет, какими подругами! Даша с Олей Лукиной дружила, их объединяли общие интересы.

– Тогда почему Даша и Маша попали в одну квартиру при получении жилья – разве руководство не учитывает отношения между воспитанниками?

– Учитывает, по возможности, но ведь у Оли жилье-то есть, родительское, а значит, квадратные метры не полагаются. Так вот и вышло, что Даша с Машей в одной квартире оказались.

– Скажите, а Даша не делилась с вами своими планами по продаже своей доли?

– Значит, она все-таки это сделала!

– Что сделала?

– Уж как я ее отговаривала, когда Даша прибежала в один день и защебетала, что нашла деньги на раскрутку бизнеса, о котором грезила. Я удивилась, спросила, откуда финансы, а она возьми да ляпни, что нашла покупателя на свою комнату. И что, если получится уговорить Машу, они смогут купить две квартиры поменьше в другом районе!

– И вы это одобрили?

– Смеетесь?! Да я наорала на нее, пыталась объяснить, что их могут обмануть, и они останутся на улице, а помочь некому… Однако проблема не в этом, а в том, что план Даши был неосуществим: она не могла продать муниципальное жилье!

– Погодите, разве квартира не находилась в долевой собственности у девочек?

– Видите ли, по закону жилплощадь не передается в собственность сирот, если только они до двадцати трех лет не выкупят ее у государства по рыночной стоимости. Сами понимаете, откуда у них деньги? Да и вообще в этом нет смысла: получается, чтобы продать квартиру или ее часть, нужно сначала ее купить – бредятина какая-то!

– То есть они не имеют права приватизировать жилье?

– При предоставлении жилья заключается не договор о дарении, а договор о временном проживании на указанный период.

– И что это за «указанный период»?

– Пять лет. Договор может пролонгироваться бессрочно вплоть до момента смерти воспитанника.

– Странно…

– Да, странно. Потому что Даша, казалось, меня не услышала. Она выглядела на удивление безмятежной создавалось впечатление, что у нее все на мази, и она уверена в том, что делает. Честно говоря, за Дашу я не слишком беспокоилась, ведь у нее всегда была голова на плечах – ну, я так считала, пока она не прискакала с этой бредовой идеей о продаже жилья, а вот Маша…

– А что Маша?

– Понимаете, об этом не принято говорить, но многие наши дети привыкли считать, что им все должны – государство, родители, воспитатели. И, разумеется, другие люди – соседи, работодатели… Обратной стороной инфантилизма воспитанников является то, что они слишком доверчивы и легко попадаются на самые простые уловки мошенников. Маша была именно такой. Чуть что, она заводила шарманку с музыкой «все меня бросили». Она не отличалась трудолюбием, любила погулять, часто сбегала из нашего дома, а через несколько дней либо возвращалась сама, либо ее приводили полицейские. В одну из таких отлучек она забеременела…

– Сколько ей было?

– Тринадцать.



Антон тихонько присвистнул.