Кладбище ведьм
Часть 19 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мама, торопившаяся домой, пока не остыла шаверма, поднялась к дверям, принялась рыться в сумочке в поисках ключа, не оборачиваясь, спросила:
— Ты дура что ли совсем? Я только что двадцать минут ругалась с директором и этой дамочкой, которая классный руководитель! Тебя отстранили от занятий! Что мне теперь с тобой две недели делать? — она победно зажала в руке электронный ключ, прислонила его к домофону. Дверь отворилась, и мама поманила Машу рукой. — Поэтому, блядь, марш домой! Никаких гуляний как минимум неделю. Отрублю интернет и выдерну все антенны. Наказана по полной, поняла?
Маша глубоко вздохнула.
Если развернуться и убежать прямо сейчас, ни о чем не думая, бежать до тех пор, пока не устанет… тогда что? Найдут ли? Будут вообще искать?
— Ну? — спросила мама. — Не заставляй меня повышать голос.
Если не убежать, подумала Маша, разглядывая мамино помятое лицо с набрякшими мешками под глазами и с потрескавшимися губами, то все останется как прежде. Тренировочная площадка для попадания в Ад.
Заслужила. Она знала, что заслужила. Поэтому медленно, растягивая последние секунды, давая самой себе самый-самый последний шанс, поднялась по ступенькам, обогнула маму и зашла в подъезд. Внутри пахло мокрыми тряпками. Тусклого света лампочки было недостаточно, чтобы нормально осветить прямоугольную площадку с рядами почтовых ящиков и дверьми квартир.
— Никакого интернета, телефона, телевизора! — проворчала мама, закрывая входную дверь. — Из-за тебя шаверма остыла, теперь придется разогревать.
2.
Последний год Маша часто просыпалась от страшного крика, звучащего в голове:
«Подойди сюда, выродок! Видишь? Смотри! Смотри, что ты наделала!»
Яркая картинка сна стремительно тускнела, оставляя обрывки воспоминаний: пятна крови на столе, на линолеуме, перевернутая кастрюля, бутылка пива и ярко-алые капли на руках и на лице Олега. Его большие выпученные глаза.
«Это все ты! Я же просил не лезть! Я же предупреждал!»
Персональное место в Аду, она помнила.
Пока просыпалась, силясь вырваться из ночного кошмара, слышала в голове ещё что-то.
Вжжик — резкий и быстрый звук — вжжик — тяжелый, с хрустом.
Иногда он уходил вместе с кошмаром, иногда приходил без него.
Этот звук возник и сейчас, когда Маша зашла следом за мамой в квартиру, закрыла дверь, провернула ключ. Увидела черные тяжелые ботинки Олега. Значит, пришёл раньше времени.
Мама предсказуемо стащила сапоги, проклиная заевшую молнию, пошла на кухню. Задела пакетом дверной косяк, и бутылка внутри тяжело звякнула.
Маша присела на обувную полку. В коридоре было полутемно, из трех ламп горела одна. Кисло пахло из мусорного пакета, который никто не выкидывал уже пару дней — всё подбрасывали в него пакеты из-под чипсов, банановую кожуру, недоеденную вермишель, будто в ненасытную пасть Мусорного Монстра.
Может, взять этот пакет, выйти с ним и больше никогда-никогда не возвращаться?
Последний шанс.
Из пакета наполовину вывалилась банка из-под сгущенного молока. Банка была забита сигаретными окурками, часть окурков рассыпалась по полу, в мокрую темную лужицу от растаявшего снега.
Как хорошо было бы выскочить сейчас на улицу. В мороз. В одиночество и тишину.
— Ага, приперлися!
Маша вздрогнула. В дверном проеме кухни стоял Олег. Он был худым и сутулым, из-за чего особенно выделялся его округлый «пивной» живот под выпирающими ребрами. На безволосой груди, над левым соском синела старая армейская татуировка: группа крови и род войск. Еще одна татуировка была у него на костяшках пальцев. Четыре буквы: «В.Е.Р.А.». Каждый раз, напиваясь, Олег подсовывал кулак под нос Машиной мамы и говорил глухим голосом: «Вот, с-сука, настоящая любовь! Чистая и незамутненная. А ты так, шавкой была — шавкой и осталась».
Сейчас он тоже был пьян, едва стоял на ногах. Видимо придумал какую-нибудь отговорку на работе и вернулся в обед. Как обычно. С того момента пил, не переставая.
Недобрый у него был взгляд.
В коридор вернулась мама, на ходу раскуривая сигарету. Уже успела опустошить рюмочку холодненькой. Прошла к вешалке, сняла пальто, потрепала Машу по голове. Выпив, мама становилась добрее.
— В общем, Машка, задала ты матери задачку, — произнесла она, выдыхая дым к потолку, где тот закружился вокруг единственной целой лампочки. —Дедушке уже не позвонить, сечёшь? У него своих проблем по горло. Дуй в комнату, и чтобы не выходила до ужина. Я позову. А завтра решим, что с тобой делать. Телефон только сдай.
— Ремня ей всыпать, вот что! — хохотнул Олег. — Меня отец только так и учил. И хорошо воспитал, между прочим, я эти звезды на жопе до сих пор помню.
Маша поспешила в свою комнату. Для этого пришлось обогнуть Олега. Тот схватил её за локоть, подтянул к себе и шепнул коротко:
— Нарвалась, выродок.
Интонация была такая, что Маша сразу поняла — сегодняшняя ночь будет долгой. Хрен там он уснет раньше мамы. На таких, как Олег, водка не действовала.
— Вали давай, в комнату! — грубо буркнул он и потерял к Маше интерес. По крайней мере, в ближайшее время.
Маша прошла к себе, закрыла дверь и долго стояла, прислушиваясь. Доносился голос матери, которая рассказывала о том, какие в школе все мудаки, и эта девчонка сучка, и вообще никто ничего вокруг не понимает в воспитании детей. Олег вставлял свои пять копеек. Звучали слова про ремень, воспитательные цели и про то, что дедушка никогда не помогает. Большой человек, а к родственникам относится, как мудак.
Господи, пусть она и дальше будет уделять много времени сериалам, водке и шаверме!
Маша не верила в бога и не молилась, хотя иногда хотелось. Должен же быть какой-то волшебный момент в этой жизни. Иначе как?
Олег всегда поджидал Машу на кухне. Кухня и ванная комната — два священных места для демона.
— Ты только скажи! — донесся его возбужденный голос. — Я хоть сейчас ремнем по заднице! Учить её надо, чтобы не повторяла. А после школы что она будет делать, без мозгов?
Учиться оставалось всего полгода. Можно хоть завтра уехать из Петербурга, например, в Москву, поступить в какой-нибудь колледж. Маша неплохо рисовала. Наверняка есть колледжи, где учат рисованию.
Она прислонилась к двери спиной, закрыла глаза. Знала же, что никуда отсюда не уедет. Это её проклятие — остаться в квартире с Олегом навсегда.
— …была бы бабушка… — донеслось из-за двери.
— Нахер твою бабушку…
3.
Бабушка Лида пропала девятнадцатого августа прошлого года.
Сначала был звонок от мамы, что бабушка будет на Московском вокзале. Попросила встретить после школы. Теплый солнечный день на изломе лета. Это были последние теплые дни, после которых на несколько недель зарядил мелкий дождь, небо заволокло тучами, а солнце если и появлялось, то исключительно на пару мгновений, чтобы подмигнуть хитро и исчезнуть.
Бабушка Лида приезжала раз в месяц, чтобы навестить внучку и дочку. С Олегом она принципиально не разговаривала — по крайней мере, Маша ни разу не видела, чтобы они беседовали друг с другом. Когда она приезжала, у Олега вдруг находились срочные дела, он задерживался на работе, уезжал в командировку или просто не приходил домой, пока бабушка не уезжала. Маша думала, что дело в ней. Олег не мог простить бабушке Лиде и дедушке Коле, что они заставили его жениться на маме.
Когда те развелись, а у дедушки начались сложности, Олег сильно, мстительно радовался.
В тот день, девятнадцатого августа, Олег никуда не уходил. Наверное, успел сильно напиться до того, как ему сообщили о приезде тещи. Поэтому он встретил её на пороге, похабно улыбаясь и почесывая живот.
— Ваше место на кухне. — Цедил он сквозь зубы, когда бабушка прошла мимо, не поворачивая головы.
Бабушка была ещё не старой. К тому же, модно одевалась, сама водила машину, в общем, Маша думала, что лучшей бабушки нет ни у кого на свете. Как-то раз, когда она была у бабушки в гостях, то слышала, как та разговаривает по телефону. Разговор шел о Маше. Бабушка спрашивала у невидимого собеседника, как скоро можно оформить лишение родительских прав и потом сделать опеку.
«Говорю же, там целый рулон некомпетентности! Они оба пьют, курят, бьют ребёнка! Я сама видела у неё синяки! Не удивлюсь, если этот урод, прости господи, лапает мою внучку! Доказательства? Да хоть пачку»
Опека — это когда ты живешь с человеком, которого любишь.
Вот так она сказала.
А потом через какое-то время приехала в гости.
Маша крутилась вокруг бабушки на кухне, наблюдая, как она достает из пакета конфеты, банки с вареньем, солеными огурцами и грибами, достает кусок сыра, колбасу и еще небольшого размера сливочный торт в прозрачной упаковке.
— Попьем чайку! — подмигивала бабушка.
В кухню, пошатываясь, зашел Олег.
— Весело тут у вас, — пробормотал он. В правой руке бутылка пива. — Можно присоединиться?
— Может, сходишь и проспишься? — ответила бабушка сухо. — Перед дочкой в таком-то виде…
Олег прижал указательный палец к губам:
— Цыц, старая, — буркнул он, тихонько посмеиваясь. — Какая же она мне дочка? Ублюдок, выродок, вот и все. Знаешь, кого так называли в средневековье? Во-от. По глазам вижу, что знаешь. Так что не надо мне тут.
— Ты бы рот прикрыл.
— Не надо меня затыкать, — оборвал Олег. — Это моя квартира. Я её, между прочим, заработал. Ни у кого не отсасывал и не за красивые глаза. Вот этими, блядь, руками заработал! Поэтому если пришла ко мне, будь добра, старая, рот-то мне не затыкать.
— А то что? — спросила бабушка.
Олег склонил голову, словно размышляя. Его пошатывало. Маша застыла между ними, в растерянности, не зная, как реагировать и что делать. В груди трепетало испуганное сердце.
— Папа…
— Ты дура что ли совсем? Я только что двадцать минут ругалась с директором и этой дамочкой, которая классный руководитель! Тебя отстранили от занятий! Что мне теперь с тобой две недели делать? — она победно зажала в руке электронный ключ, прислонила его к домофону. Дверь отворилась, и мама поманила Машу рукой. — Поэтому, блядь, марш домой! Никаких гуляний как минимум неделю. Отрублю интернет и выдерну все антенны. Наказана по полной, поняла?
Маша глубоко вздохнула.
Если развернуться и убежать прямо сейчас, ни о чем не думая, бежать до тех пор, пока не устанет… тогда что? Найдут ли? Будут вообще искать?
— Ну? — спросила мама. — Не заставляй меня повышать голос.
Если не убежать, подумала Маша, разглядывая мамино помятое лицо с набрякшими мешками под глазами и с потрескавшимися губами, то все останется как прежде. Тренировочная площадка для попадания в Ад.
Заслужила. Она знала, что заслужила. Поэтому медленно, растягивая последние секунды, давая самой себе самый-самый последний шанс, поднялась по ступенькам, обогнула маму и зашла в подъезд. Внутри пахло мокрыми тряпками. Тусклого света лампочки было недостаточно, чтобы нормально осветить прямоугольную площадку с рядами почтовых ящиков и дверьми квартир.
— Никакого интернета, телефона, телевизора! — проворчала мама, закрывая входную дверь. — Из-за тебя шаверма остыла, теперь придется разогревать.
2.
Последний год Маша часто просыпалась от страшного крика, звучащего в голове:
«Подойди сюда, выродок! Видишь? Смотри! Смотри, что ты наделала!»
Яркая картинка сна стремительно тускнела, оставляя обрывки воспоминаний: пятна крови на столе, на линолеуме, перевернутая кастрюля, бутылка пива и ярко-алые капли на руках и на лице Олега. Его большие выпученные глаза.
«Это все ты! Я же просил не лезть! Я же предупреждал!»
Персональное место в Аду, она помнила.
Пока просыпалась, силясь вырваться из ночного кошмара, слышала в голове ещё что-то.
Вжжик — резкий и быстрый звук — вжжик — тяжелый, с хрустом.
Иногда он уходил вместе с кошмаром, иногда приходил без него.
Этот звук возник и сейчас, когда Маша зашла следом за мамой в квартиру, закрыла дверь, провернула ключ. Увидела черные тяжелые ботинки Олега. Значит, пришёл раньше времени.
Мама предсказуемо стащила сапоги, проклиная заевшую молнию, пошла на кухню. Задела пакетом дверной косяк, и бутылка внутри тяжело звякнула.
Маша присела на обувную полку. В коридоре было полутемно, из трех ламп горела одна. Кисло пахло из мусорного пакета, который никто не выкидывал уже пару дней — всё подбрасывали в него пакеты из-под чипсов, банановую кожуру, недоеденную вермишель, будто в ненасытную пасть Мусорного Монстра.
Может, взять этот пакет, выйти с ним и больше никогда-никогда не возвращаться?
Последний шанс.
Из пакета наполовину вывалилась банка из-под сгущенного молока. Банка была забита сигаретными окурками, часть окурков рассыпалась по полу, в мокрую темную лужицу от растаявшего снега.
Как хорошо было бы выскочить сейчас на улицу. В мороз. В одиночество и тишину.
— Ага, приперлися!
Маша вздрогнула. В дверном проеме кухни стоял Олег. Он был худым и сутулым, из-за чего особенно выделялся его округлый «пивной» живот под выпирающими ребрами. На безволосой груди, над левым соском синела старая армейская татуировка: группа крови и род войск. Еще одна татуировка была у него на костяшках пальцев. Четыре буквы: «В.Е.Р.А.». Каждый раз, напиваясь, Олег подсовывал кулак под нос Машиной мамы и говорил глухим голосом: «Вот, с-сука, настоящая любовь! Чистая и незамутненная. А ты так, шавкой была — шавкой и осталась».
Сейчас он тоже был пьян, едва стоял на ногах. Видимо придумал какую-нибудь отговорку на работе и вернулся в обед. Как обычно. С того момента пил, не переставая.
Недобрый у него был взгляд.
В коридор вернулась мама, на ходу раскуривая сигарету. Уже успела опустошить рюмочку холодненькой. Прошла к вешалке, сняла пальто, потрепала Машу по голове. Выпив, мама становилась добрее.
— В общем, Машка, задала ты матери задачку, — произнесла она, выдыхая дым к потолку, где тот закружился вокруг единственной целой лампочки. —Дедушке уже не позвонить, сечёшь? У него своих проблем по горло. Дуй в комнату, и чтобы не выходила до ужина. Я позову. А завтра решим, что с тобой делать. Телефон только сдай.
— Ремня ей всыпать, вот что! — хохотнул Олег. — Меня отец только так и учил. И хорошо воспитал, между прочим, я эти звезды на жопе до сих пор помню.
Маша поспешила в свою комнату. Для этого пришлось обогнуть Олега. Тот схватил её за локоть, подтянул к себе и шепнул коротко:
— Нарвалась, выродок.
Интонация была такая, что Маша сразу поняла — сегодняшняя ночь будет долгой. Хрен там он уснет раньше мамы. На таких, как Олег, водка не действовала.
— Вали давай, в комнату! — грубо буркнул он и потерял к Маше интерес. По крайней мере, в ближайшее время.
Маша прошла к себе, закрыла дверь и долго стояла, прислушиваясь. Доносился голос матери, которая рассказывала о том, какие в школе все мудаки, и эта девчонка сучка, и вообще никто ничего вокруг не понимает в воспитании детей. Олег вставлял свои пять копеек. Звучали слова про ремень, воспитательные цели и про то, что дедушка никогда не помогает. Большой человек, а к родственникам относится, как мудак.
Господи, пусть она и дальше будет уделять много времени сериалам, водке и шаверме!
Маша не верила в бога и не молилась, хотя иногда хотелось. Должен же быть какой-то волшебный момент в этой жизни. Иначе как?
Олег всегда поджидал Машу на кухне. Кухня и ванная комната — два священных места для демона.
— Ты только скажи! — донесся его возбужденный голос. — Я хоть сейчас ремнем по заднице! Учить её надо, чтобы не повторяла. А после школы что она будет делать, без мозгов?
Учиться оставалось всего полгода. Можно хоть завтра уехать из Петербурга, например, в Москву, поступить в какой-нибудь колледж. Маша неплохо рисовала. Наверняка есть колледжи, где учат рисованию.
Она прислонилась к двери спиной, закрыла глаза. Знала же, что никуда отсюда не уедет. Это её проклятие — остаться в квартире с Олегом навсегда.
— …была бы бабушка… — донеслось из-за двери.
— Нахер твою бабушку…
3.
Бабушка Лида пропала девятнадцатого августа прошлого года.
Сначала был звонок от мамы, что бабушка будет на Московском вокзале. Попросила встретить после школы. Теплый солнечный день на изломе лета. Это были последние теплые дни, после которых на несколько недель зарядил мелкий дождь, небо заволокло тучами, а солнце если и появлялось, то исключительно на пару мгновений, чтобы подмигнуть хитро и исчезнуть.
Бабушка Лида приезжала раз в месяц, чтобы навестить внучку и дочку. С Олегом она принципиально не разговаривала — по крайней мере, Маша ни разу не видела, чтобы они беседовали друг с другом. Когда она приезжала, у Олега вдруг находились срочные дела, он задерживался на работе, уезжал в командировку или просто не приходил домой, пока бабушка не уезжала. Маша думала, что дело в ней. Олег не мог простить бабушке Лиде и дедушке Коле, что они заставили его жениться на маме.
Когда те развелись, а у дедушки начались сложности, Олег сильно, мстительно радовался.
В тот день, девятнадцатого августа, Олег никуда не уходил. Наверное, успел сильно напиться до того, как ему сообщили о приезде тещи. Поэтому он встретил её на пороге, похабно улыбаясь и почесывая живот.
— Ваше место на кухне. — Цедил он сквозь зубы, когда бабушка прошла мимо, не поворачивая головы.
Бабушка была ещё не старой. К тому же, модно одевалась, сама водила машину, в общем, Маша думала, что лучшей бабушки нет ни у кого на свете. Как-то раз, когда она была у бабушки в гостях, то слышала, как та разговаривает по телефону. Разговор шел о Маше. Бабушка спрашивала у невидимого собеседника, как скоро можно оформить лишение родительских прав и потом сделать опеку.
«Говорю же, там целый рулон некомпетентности! Они оба пьют, курят, бьют ребёнка! Я сама видела у неё синяки! Не удивлюсь, если этот урод, прости господи, лапает мою внучку! Доказательства? Да хоть пачку»
Опека — это когда ты живешь с человеком, которого любишь.
Вот так она сказала.
А потом через какое-то время приехала в гости.
Маша крутилась вокруг бабушки на кухне, наблюдая, как она достает из пакета конфеты, банки с вареньем, солеными огурцами и грибами, достает кусок сыра, колбасу и еще небольшого размера сливочный торт в прозрачной упаковке.
— Попьем чайку! — подмигивала бабушка.
В кухню, пошатываясь, зашел Олег.
— Весело тут у вас, — пробормотал он. В правой руке бутылка пива. — Можно присоединиться?
— Может, сходишь и проспишься? — ответила бабушка сухо. — Перед дочкой в таком-то виде…
Олег прижал указательный палец к губам:
— Цыц, старая, — буркнул он, тихонько посмеиваясь. — Какая же она мне дочка? Ублюдок, выродок, вот и все. Знаешь, кого так называли в средневековье? Во-от. По глазам вижу, что знаешь. Так что не надо мне тут.
— Ты бы рот прикрыл.
— Не надо меня затыкать, — оборвал Олег. — Это моя квартира. Я её, между прочим, заработал. Ни у кого не отсасывал и не за красивые глаза. Вот этими, блядь, руками заработал! Поэтому если пришла ко мне, будь добра, старая, рот-то мне не затыкать.
— А то что? — спросила бабушка.
Олег склонил голову, словно размышляя. Его пошатывало. Маша застыла между ними, в растерянности, не зная, как реагировать и что делать. В груди трепетало испуганное сердце.
— Папа…