Кисейная барышня

Все было правильно, верхняя одежда будет только мешать, но многозначительность процесса заставила меня покраснеть.

Князь передал накидку лакею и привлек меня к себе.

— Вперед, моя отважная корсарка!

Носок туфельки обхватила кожаная петля, за другую я взялась рукою в перчатке. От трения карабинов о веревки образовался неприятный звук, заставивший меня поморщиться. Ноздрей коснулся запах князя: пахло можжевельником, конской сбруей и, чуть заметно, табаком.

— Как жаль, что мы не повстречались с вами раньше, — пробормотал князь, будто случайно ныряя носом в мои волосы, — драгоценнейшая барышня Абызова.

Я не ответила, думая о несчастной женщине в пещере. А он никак не унимался в своих ощупываниях и обнюхиваниях. Так что, когда спуск окончился и его сиятельство наконец разомкнул руки, я испытала ни с чем несравнимое облегчение.

Какая, однако, незадача. Прикосновения князя были мне противны! А это, господа хорошие, уже проблема. Где вот это вот все: томление сердца, дрожь сладострастия, предвкушение?

Я отступила, поправила сбившуюся набок шляпку, перевязала ленту под подбородком. Слуги уже хозяйничали в пещере, освещая стены светильниками. В их ярком, магическом свете высеченные двери смотрелись даже жутковато, будто приглашая в себя войти.

Выхватив у ближайшего парня фонарь, я ринулась к дальней стене, где, как я помнила, в куче хлама лежала незнакомка. В круг, обозначенный гладкими камнями, наступать не хотелось, поэтому я обошла его по плавной дуге.

— Здесь я шпильки твои нашла, — прошептала Маняша и продемонстрировала раскрытую ладошку. — Ротмистр ничего не заметил.

Да, мои побрякушки с жемчужными головками. Видно, когда я распущенными волосами по ветру трепетала, несколько штук в локонах запутались, а когда я чувств лишилась…

Женщины не было! Я обошла пещеру по кругу, и посолонь, и противосолонь. Князь, попытавшийся присоединиться ко мне в поисках, был оттеснен бдительной Маняшей. Она-то как раз не отходила от меня ни на шаг.

— Тряпки тут еще были, — бормотала я горячо, — барахло, будто с пугала огородного сняли. И пугало тоже было! Такой, знаешь, палка, палка, огуречик… Поломанный, страшный, еще ветки вместо рук, а на концах, будто когти длинные…

— Остановись, чадушко, — шепнула нянька. — Ты нас погубишь!

— Никого нет, — пролепетала я, уже обращаясь князю. — Простите, ваше сиятельство. Значит, нам с госпожой Нееловой послышались крики о помощи.

— Сочту за честь исполнить любой ваш каприз, драгоценнейшая Серафима Карповна, — щелкнул каблуками князь Анатоль. — Но позвольте…

Он взял из моей руки фонарь, не забыв как бы случайно провести по ней пальцами. К счастью, мы оба были в перчатках, так что прикосновения я почти не ощутила.

Анатоль был выше меня головы на две, когда он высоко поднял над собою светильник, яркий свет залил пещеру до потолка.

— Мечтатель либо фантазер, а может, пиит сказал бы, что вас призвала она!

На стене, в одном из проемов обнаружился барельеф — женская фигура с раскинутыми в стороны руками. От головы нимбом либо лучами расходились пряди каменных волос. Лицо не прописанное, будто стертое или изначально не высеченное, только раскрытые в безмолвном крике губы.

— Это богиня? — Смущение заливало мои щеки румянцем, потому что в отличие от лица тело неизвестный скульптор выполнил тщательно и подробно, включая все положенные женщине срамные места. — Языческая?

— Кто знает, во что верили руянские дикари до того, как величайшим велением были включены в состав Берендийской империи. — Князь повел фонарем, приглашая полюбоваться соседним барельефом. — Извольте взглянуть, тут еще одна.

Эта женщина была другой, кряжистой толстушкой с плотными ляжками и тяжелыми грудями.

— Барышне не пристало на эдакий срам глядеть! — Маняша схватила меня за плечи и отвернула к себе. — Ля скандаль, ваше сиятельство! Ля скандаль!

Через плечо няньки я обвела взглядом остававшихся за нашими спинами мужчин. Слуги завороженно наблюдали за князем, ротмистр же Сухов шагал осолонь, подняв фонарь над головою рассматривая барельеф за барельефом с неторопливой методичностью.

Восемь арок, в семи из них угадывались фигуры. Некоторые, находящиеся ближе ко входу, видимо поврежденные временем и силами природы, едва проступали на поверхности.

Князь про «ля скандаль» все понял, осознал и сделал вид, что раскаялся. Мы быстро засобирались наружу. Я, сославшись на то, что партнерами принято обмениваться даже во время танца, ухватилась за рукав ротмистра:

— Павел Андреевич, я вас приглашаю.

Тот с ужасом посмотрел на начальство, но закрепил мою туфельку в петле.

Оказывается, для того, чтоб перемещаться по веревке, страстных объятий не требовалось. Адъютант, пыхтя, избегал прикосновений, будто тело мое было раскаленным на жаровне металлом.

— Авр-р? — спросил меня кот.

— Не нашли ничего, — ответила я, подхватывая Гавра на руки. — Послышалось нам с Марией Анисьевной.

Князь поднялся соло, молодцевато прыгнул, ротмистр помог ему освободиться от страховочной петли. Маняша явилась следом в объятиях слуги.

— Позвольте вас проводить? — Кисло спросил его сиятельство.

— Ля скандаль, — пробормотала нянька так, чтоб он услышал.

Я присела в книксене, изъявила благодарность. Гусары поклонились, ротмистр отдал приказ слугам, и они стали споро собирать свои верхолазные приспособления. Маняша отправилась рассчитаться с нашими работниками.

— Когда я смогу увидеть вас вновь, корсарка? — Князь, оставшийся без присмотра, вернул свой легкомысленный тон: — Желаете посетить бал? Я пришлю приглашение вам с братом.


— Его сиятельство ошибается, я здесь с кузиной, госпожой Бобыниной.

— Тогда с кем же я видел вас на берегу?

Странно, я была уверена, что мое родство с Бобынинами произведет на него впечатление. Это, в конце концов, козырь мой был, входной билет в высший берендийский свет.

— Не томите, Серафима. Кто он? Мой соперник?

Я хихикнула вполне искренне. Разбуженный Гавр заворчал.

— У князя Кошкина соперников быть никак не может.

— Зовите меня Анатоль, огненная.

— Я не посмею, ваше сиятельство, — ответила я многозначительно.

Еще чего недоставало! Я ему кто? Певичка кафешантанная?

Князь понял, что увлекся, поэтому переспросил деловито:

— Бобынина? Кажется, вы произнесли именно эту фамилию, упомянув кузину?

Я кивнула:

— Из загорского рода Бобыниных, о них даже в Бархатной книге дворянских родов запись имеется.

— Вы окружены дуэньями, будто готовы к осаде, — пошутил его сиятельство. — Но я — воин, покорять у меня в крови. Стало быть, приглашение для барышень Абызовой и Бобыниной будет прислано последней. Вы придете?

Я изобразила робость и смущение:

— Ежели кузина не будет против.

Слуги закончили сборы и потянулись цепочкой по холму.

— Прощайте, огненная.

Мы наконец расстались. Маняша стояла рядом со мной, провожая мужчин тяжелым взглядом.

— Противный какой, — заключила, когда последний силуэт исчез за гребнем холма.

И я ничего не ответила, потому что была с ней абсолютно согласна.

А на обратном пути повстречали мы с нянькой драгоценнейшую мою кузину под руку с Болваном Ивановичем.

— Фимочка, дорогая!

Майор, кажется, попытался бежать, но от Натальи Наумовны еще никто не уходил. Я заметила, как ее длинные пальцы с усилием сжались на мужском предплечье.

— Какая восхитительная встреча, дорогая! — с восторгом вскричала я и кинулась к ней целоваться, будто не виделась с кузиной с позапрошлой Пасхи, не меньше.

Она чмокнула воздух у моей щеки, я сделала то же самое.

— Мы с Иваном Ивановичем наслаждаемся буйством дикой природы. — Натали хихикнула, бросив шаловливый взгляд на Зорина.

Тот горячо поддержал спутницу:

— Невероятно наслаждаемся, невероятным буйством.

Ну точно болван! Хотя, если по чести, выглядел он сейчас не в пример импозантнее, чем в нашу последнюю встречу. Прогулочная пиджачная пара из серого твида пошита была явно у хорошего портного, из кармашка жилета виднелась часовая цепочка с изящным брелоком. Серебряная, не золотая, коими всенепременно украшали свои животы нувориши.

— Ах, Фимочка, — продолжала кузина. — Это ведь целое приключение, пробираться по этим первобытным просторам. Если бы не рыцарское поведение Ивана…

Они уже накоротке? Однако! А может, он вовсе не отставной майор?

Я быстро взглянула на Зорина. Ну хоть жена-то у него есть? Я ведь уже почти подружилась с его майоршей, толстоватой добродушной теткой, любящей опрокинуть рюмашку за обедом, покрикивающей на домочадцев, чтоб не баловали, и плетущей по вечерам кружева под цокот деревянных коклюшек.

Иван Иванович, будто подслушав мои мысли, убрал с локтя ручку Натали и стянул свои перчатки. Колец на пальцах не наблюдалось, в том числе обручальных.

— Гаврюшенька…

Оказалось, что маневр с перчатками производился с целью погладить дремавшее на моей груди чудовище. Оно как раз выпростало из-под плаща когтистую лапу.

— Позволите, Серафима Карповна?

Я с готовностью распахнула накидку и протянула разбойника Зорину, ожидая, что сейчас повторятся догонялки, которые Гавр устроил с ротмистром. Однако глупая животина приняла ласку.