Кисейная барышня
Часть 47 из 48 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Приказные туда побежали, к обрыву.
— Это туда, где спуск на пляж обустроен? — Уточнила я, припомнив самолично исполненный чертеж княжеской резиденции. — Иван Иванович с ними?
Гризетка невежливо хмыкнула:
— Арестовали вашего разлюбезного, теперь вот за собой везде таскают.
Тут ее позвали, худой старик, стоящий в стороне от прочих, прикрикнул что-то гортанное, и она умчалась.
— А еще я силу приняла, — хвасталась я по дороге Гавру, за неимением прочих слушателей. — Сама в пламя превратилась. Так что, если ума лишусь, хихикать начну или тараканов есть, особо не удивляйся.
Кот пообещал удивления не выказывать.
Приказные обнаружились у обрыва. Иван был на голову выше двоих служивых, что стояли у него по сторонам. Крестовский отирался чуть позади Брюта, канцлер же что-то довольно экспрессивно втолковывал странному одноглазому, из-под треуголки на плечи спускался водопад украшенных бусинами косиц, отвороты ботфортов доставали до щиколоток, за алым кушаком торчал кривой ятаган.
— Явилась, воришка! — закричал ряженый и, сорвав с себя треуголку, помахал мне. — Подходи, скандалить буду! Узрите гнев капитана Артемидора, смертные!
По-берендийски говорил он с чудовищным акцентом, растягивая гласные, спотыкаясь на шипящих и ставя ударения в самых нелепых местах.
С обрыва открывался вид на бухту, там на волнах покачивалась настоящая пиратская шхуна, ну то есть настоящая воображаемая пиратская шхуна, с черными парусами и потрепанным флагом с изображением мертвой головы.
Приблизившись, я присела в реверансе:
— Серафима Абызова…
— Молчи! — вскричал пират и стукнул меня по плечу треуголкой. — Женщины должны молчать, пока мужчины решают их судьбу.
Он развернулся к канцлеру:
— Видите, юноша, это мой кот! Мой! Кот Артемидора! Я желаю… Нет, я требую сатисфакции. Эта женщина должна искупить, должна…
Канцлера обращение «юноша» слегка фраппировало, он даже оперся на руку Крестовского, будто не в силах устоять на ногах.
— Фима, — негромко прозвучало у плеча. — Ты как?
Я повернула голову и прислонилась к Ивану.
— Как ты? Тебя арестовали?
Зорин отодвинулся, увлекая меня чуть в сторону, на запястьях его звякнули кандалы.
— Это ненадолго, — пожал он плечами и улыбнулся. — Хотел против князя аффирмацию использовать, да не успел.
— Если бы не ты, я бы уже стала княгиней Кошкиной и самой несчастной женщиной в мире. Хочешь, скажи сызнова: «Серафима, жги!» — и мы к лешему спалим тут всех и вся.
— Я тебя пробудил…
— Вот и возьми ответственность. — Мне пришлось схватить его за шею и привлечь к себе, чтоб не перекрикивать бушующий неподалеку скандал. — На других дев либо женщин даже глядеть с этого дня не смей.
— Дурочка, — шепнул Зорин и поцеловал меня быстро и сильно. — Маленькая загорская авантюристка.
Один из охранников многозначительно кашлянул.
— Этот ряженый кто? — спросила я Ивана, прервав поцелуй и чинно встав рядом.
— Гуннар Артемидор Свенский.
Имя мне ни о чем не говорило.
— А надо ему чего?
Тут Гаврюша, требуя внимания, боднул чародея.
— Он говорит, — Зорин кота погладил, — что ты похитила его питомца, и требует тебя к ответу призвать.
— В каком смысле похитила?
— Вытащила из его сна.
Небо неожиданно налилось серой влагой, у горизонта блеснула молния, море заволновалось, подбрасывая пиратский корабль. Я вспомнила, как лишилась чувств в руянской пещере, и, пробудившись, обнаружила рядом с собою ворчащего котенка.
— Он сновидец, что ли, этот Артемидор? Из Свении? Великий чародей?
— Великий — немножко не то слово, Серафима. Он единственный в своем роде. И теперь он желает тебя с собою в уплату долга забрать.
Звучало зловеще. Громыхнул гром, зигзаги молний расчертили горизонт, из-за него показалась целая флотилия парусных кораблей.
— Он сумасшедший? — спросила я Ивана. — Этот сновидец, который машет сейчас ятаганом перед канцлером Берендийской империи, он безумен?
— Даже если так, — ответил чародей, — он может себе это позволить.
— Никто в подлунном мире, — орал Артемидор, наскакивая на Брюта, который прятался за спиною Крестовского, — не имеет монополии на сновидцев. Мы выше политики, выше королей! Ваш император, не помню который, у вас они слишком часто меняются, подписал конвенцию! Вы, мальчишка Юлий, не имеете права презреть конвенцию!
Семен Аристархович стоял соляным столбом, прикрывая своим телом начальство.
— Ты, воришка! — Артемидор вдруг подскочил ко мне, отбросил оружие и сдвинул черную повязку, под ней обнаружился вполне обычный левый глаз, близнец правого. — Юлий говорит, ты не желаешь постигать тайны снов, а собралась замуж. За этого?
Я прикрыла Зорина так же, как Крестовский до этого — Брюта.
— Нет, нет, господин Гуннар, — подбежал канцлер. — Барышня Абызова должна сочетаться браком с берендийским князем! Все готово к бракосочетанию…
— Это правда, воришка?
— Господин Артемидор, — спокойно сказала я, — позвольте мне побеседовать с Юлием Францевичем наедине. Десяти минут нам будет достаточно.
Скомандовав Гавру ждать, я отвела канцлера за ближайший валун и предложила:
— Давайте торговаться.
— Ты хочешь предложить сделку, Серафима?
— Серафима Карповна, — поправила я, — хочу. Вы, господин канцлер, в патовой ситуации. Стоит мне укрыться под крылышком отважного пирата — и вы останетесь без сновидицы.
— И каков же выход?
— Вы освободите из-под ареста господина Зорина и снимете все против него обвинения. Также ваш гнев не коснется папеньки.
— А взамен?
— Я пройду обучение у единственного в своем роде сновидца и вернусь в Мокошь-град. Все ниточки, за которые вы намеривались дергать меня, останутся при вас: папенька и Зорин.
— Мало, — после недолгого раздумья сказал Брют. — Сначала ты обвенчаешься с князем Кошкиным, а потом можешь отправляться с ряженым свенцем.
— Много, — покачала я головой. — Тогда я отдам свои ниточки кроме вас еще и Анатолю. А вы сами будете готовы разделить бразды управления с этим…
Я поискала определение, одновременно емкое и приличное, но не нашла.
— Помолвка! — Юлий Францевич щелкнул пальцами. — Обручение придержит тебя в узде, не давая князю лишних полномочий.
И мы ударили по рукам, как купцы в конце удачной сделки.
Артемидор, которому я сообщила свое решение, поморщился, но согласился обождать. Через четверть часа на обрыве появился Анатоль с букетом цветов, ротмистр Сухов, держащий в ладони бархатную коробочку и молоденький священник. Еще через четверть часа я стала официальной невестой князя и надела на безымянный палец кольцо с продолговатым рубином.
— Теперь мы можем уходить? — недовольно спросил Артемидор, стуча деревянной ногой по камням.
Я прекрасно помнила, что раньше конечности у него были нормальные.
— Или желаешь жениха облобызать?
— Желаю, только не жениха, — пробормотала я под нос.
— Меня? — комично удивился сновидец, потом, подмигнув, топнул деревянной ногой. — Действуй, горячая девчонка, оставь на нем метку, чтоб верно ждал.
На остров опустилась тьма, не ночная, со звездами и луной, а непроглядная, густая как смола. Я приникла к Ивану, ощупала его свободные от кандалов запястья.
— Что ты делаешь? — едва слышно спросил он.
— Пытаюсь нас спасти… Дождись меня, Ванечка…
— Я тебя люблю…
Я поймала эти слова губами и растворилась в жарком и горьком поцелуе. А когда вернулся свет, стерла рукавом слезы.
Гаврюша, ткнувшись носом в Ивана, попрощался и, раскрыв крылья, полетел в сторону стоящих в бухте кораблей.
— А мы потихоньку уйдем, — шепнул Артемидор, — без эффектов и прощаний.
И мы исчезли с обрыва, с острова, из этого мира, будто нас там и не было.
— Это туда, где спуск на пляж обустроен? — Уточнила я, припомнив самолично исполненный чертеж княжеской резиденции. — Иван Иванович с ними?
Гризетка невежливо хмыкнула:
— Арестовали вашего разлюбезного, теперь вот за собой везде таскают.
Тут ее позвали, худой старик, стоящий в стороне от прочих, прикрикнул что-то гортанное, и она умчалась.
— А еще я силу приняла, — хвасталась я по дороге Гавру, за неимением прочих слушателей. — Сама в пламя превратилась. Так что, если ума лишусь, хихикать начну или тараканов есть, особо не удивляйся.
Кот пообещал удивления не выказывать.
Приказные обнаружились у обрыва. Иван был на голову выше двоих служивых, что стояли у него по сторонам. Крестовский отирался чуть позади Брюта, канцлер же что-то довольно экспрессивно втолковывал странному одноглазому, из-под треуголки на плечи спускался водопад украшенных бусинами косиц, отвороты ботфортов доставали до щиколоток, за алым кушаком торчал кривой ятаган.
— Явилась, воришка! — закричал ряженый и, сорвав с себя треуголку, помахал мне. — Подходи, скандалить буду! Узрите гнев капитана Артемидора, смертные!
По-берендийски говорил он с чудовищным акцентом, растягивая гласные, спотыкаясь на шипящих и ставя ударения в самых нелепых местах.
С обрыва открывался вид на бухту, там на волнах покачивалась настоящая пиратская шхуна, ну то есть настоящая воображаемая пиратская шхуна, с черными парусами и потрепанным флагом с изображением мертвой головы.
Приблизившись, я присела в реверансе:
— Серафима Абызова…
— Молчи! — вскричал пират и стукнул меня по плечу треуголкой. — Женщины должны молчать, пока мужчины решают их судьбу.
Он развернулся к канцлеру:
— Видите, юноша, это мой кот! Мой! Кот Артемидора! Я желаю… Нет, я требую сатисфакции. Эта женщина должна искупить, должна…
Канцлера обращение «юноша» слегка фраппировало, он даже оперся на руку Крестовского, будто не в силах устоять на ногах.
— Фима, — негромко прозвучало у плеча. — Ты как?
Я повернула голову и прислонилась к Ивану.
— Как ты? Тебя арестовали?
Зорин отодвинулся, увлекая меня чуть в сторону, на запястьях его звякнули кандалы.
— Это ненадолго, — пожал он плечами и улыбнулся. — Хотел против князя аффирмацию использовать, да не успел.
— Если бы не ты, я бы уже стала княгиней Кошкиной и самой несчастной женщиной в мире. Хочешь, скажи сызнова: «Серафима, жги!» — и мы к лешему спалим тут всех и вся.
— Я тебя пробудил…
— Вот и возьми ответственность. — Мне пришлось схватить его за шею и привлечь к себе, чтоб не перекрикивать бушующий неподалеку скандал. — На других дев либо женщин даже глядеть с этого дня не смей.
— Дурочка, — шепнул Зорин и поцеловал меня быстро и сильно. — Маленькая загорская авантюристка.
Один из охранников многозначительно кашлянул.
— Этот ряженый кто? — спросила я Ивана, прервав поцелуй и чинно встав рядом.
— Гуннар Артемидор Свенский.
Имя мне ни о чем не говорило.
— А надо ему чего?
Тут Гаврюша, требуя внимания, боднул чародея.
— Он говорит, — Зорин кота погладил, — что ты похитила его питомца, и требует тебя к ответу призвать.
— В каком смысле похитила?
— Вытащила из его сна.
Небо неожиданно налилось серой влагой, у горизонта блеснула молния, море заволновалось, подбрасывая пиратский корабль. Я вспомнила, как лишилась чувств в руянской пещере, и, пробудившись, обнаружила рядом с собою ворчащего котенка.
— Он сновидец, что ли, этот Артемидор? Из Свении? Великий чародей?
— Великий — немножко не то слово, Серафима. Он единственный в своем роде. И теперь он желает тебя с собою в уплату долга забрать.
Звучало зловеще. Громыхнул гром, зигзаги молний расчертили горизонт, из-за него показалась целая флотилия парусных кораблей.
— Он сумасшедший? — спросила я Ивана. — Этот сновидец, который машет сейчас ятаганом перед канцлером Берендийской империи, он безумен?
— Даже если так, — ответил чародей, — он может себе это позволить.
— Никто в подлунном мире, — орал Артемидор, наскакивая на Брюта, который прятался за спиною Крестовского, — не имеет монополии на сновидцев. Мы выше политики, выше королей! Ваш император, не помню который, у вас они слишком часто меняются, подписал конвенцию! Вы, мальчишка Юлий, не имеете права презреть конвенцию!
Семен Аристархович стоял соляным столбом, прикрывая своим телом начальство.
— Ты, воришка! — Артемидор вдруг подскочил ко мне, отбросил оружие и сдвинул черную повязку, под ней обнаружился вполне обычный левый глаз, близнец правого. — Юлий говорит, ты не желаешь постигать тайны снов, а собралась замуж. За этого?
Я прикрыла Зорина так же, как Крестовский до этого — Брюта.
— Нет, нет, господин Гуннар, — подбежал канцлер. — Барышня Абызова должна сочетаться браком с берендийским князем! Все готово к бракосочетанию…
— Это правда, воришка?
— Господин Артемидор, — спокойно сказала я, — позвольте мне побеседовать с Юлием Францевичем наедине. Десяти минут нам будет достаточно.
Скомандовав Гавру ждать, я отвела канцлера за ближайший валун и предложила:
— Давайте торговаться.
— Ты хочешь предложить сделку, Серафима?
— Серафима Карповна, — поправила я, — хочу. Вы, господин канцлер, в патовой ситуации. Стоит мне укрыться под крылышком отважного пирата — и вы останетесь без сновидицы.
— И каков же выход?
— Вы освободите из-под ареста господина Зорина и снимете все против него обвинения. Также ваш гнев не коснется папеньки.
— А взамен?
— Я пройду обучение у единственного в своем роде сновидца и вернусь в Мокошь-град. Все ниточки, за которые вы намеривались дергать меня, останутся при вас: папенька и Зорин.
— Мало, — после недолгого раздумья сказал Брют. — Сначала ты обвенчаешься с князем Кошкиным, а потом можешь отправляться с ряженым свенцем.
— Много, — покачала я головой. — Тогда я отдам свои ниточки кроме вас еще и Анатолю. А вы сами будете готовы разделить бразды управления с этим…
Я поискала определение, одновременно емкое и приличное, но не нашла.
— Помолвка! — Юлий Францевич щелкнул пальцами. — Обручение придержит тебя в узде, не давая князю лишних полномочий.
И мы ударили по рукам, как купцы в конце удачной сделки.
Артемидор, которому я сообщила свое решение, поморщился, но согласился обождать. Через четверть часа на обрыве появился Анатоль с букетом цветов, ротмистр Сухов, держащий в ладони бархатную коробочку и молоденький священник. Еще через четверть часа я стала официальной невестой князя и надела на безымянный палец кольцо с продолговатым рубином.
— Теперь мы можем уходить? — недовольно спросил Артемидор, стуча деревянной ногой по камням.
Я прекрасно помнила, что раньше конечности у него были нормальные.
— Или желаешь жениха облобызать?
— Желаю, только не жениха, — пробормотала я под нос.
— Меня? — комично удивился сновидец, потом, подмигнув, топнул деревянной ногой. — Действуй, горячая девчонка, оставь на нем метку, чтоб верно ждал.
На остров опустилась тьма, не ночная, со звездами и луной, а непроглядная, густая как смола. Я приникла к Ивану, ощупала его свободные от кандалов запястья.
— Что ты делаешь? — едва слышно спросил он.
— Пытаюсь нас спасти… Дождись меня, Ванечка…
— Я тебя люблю…
Я поймала эти слова губами и растворилась в жарком и горьком поцелуе. А когда вернулся свет, стерла рукавом слезы.
Гаврюша, ткнувшись носом в Ивана, попрощался и, раскрыв крылья, полетел в сторону стоящих в бухте кораблей.
— А мы потихоньку уйдем, — шепнул Артемидор, — без эффектов и прощаний.
И мы исчезли с обрыва, с острова, из этого мира, будто нас там и не было.