Кассандра пила массандру

— Но… он, конечно, и сам об этом знает, так здесь никакой новости, — вздохнула Людмила Гавриловна.

— Два сердца, два сердца… Я-то думала, что ни одного… — проворчала Соня своим мыслям. — Может, это как-то влияет на характер? Наверняка двойное сердце меняет психофизику! Это как два человека в тебе. Раздвоение!

— Да нет же! — рассмеялась Людмила Гавриловна. — Не путайте сердце с головой! Люди с двойным сердцем ничем не отличаются от нас. Это все чушь, что они прародители новой расы. Просто некий атавизм. Может, когда-то, триста миллионов лет назад у тех существ, что выбирались жить из воды на сушу, и было по два сердца — на каждое легкое. Может, природа хочет нас усовершенствовать обратно, но, прежде чем это произойдет, снова пройдут миллионы лет. Мне интересно другое: почему вам не нравится Савва? Деньги его испортили?

Соня понимала, что это крах миссии. Потому что неправильно допускать, чтобы на вопрос, который она должна задавать, она же и отвечала. Но так как миссия и до этого трещала по швам, то она попыталась сбивчиво объяснить, что объяснять-то тут нечего. Просто чуждый элемент. Склизкий, как инопланетянин. И деньги тут следствие, а не причина, хотя она бы с удовольствием все свалила на них.

Тяжело поднявшись, Людмила Гавриловна отправилась в дом и вернулась с вазочкой, наполненной сушками. Это были очень вкусные поджаристые сушки, и Соня от волнения уже слопала предыдущую партию.

— Ясно. Просто не нравится, и все тут… Но вы главное скажите: меня не собираются уничтожать как неугодного свидетеля? — вдруг буднично спросила Людмила Гавриловна.

— Так если бы собирались, уничтожили бы часа три назад, — хмыкнула Соня. — Думаете, наемный убийца ведет с жертвой исповедальные разговоры, прежде чем его прикончить?

— Согласна, сценарий сложноват! — горько усмехнулась Фея. — Прямо Альбер Камю какой-то. И раз пошла такая пьянка… вот вам еще и моего экзистенциализма в придачу! Я ведь была влюблена в Лёвшина-старшего… И Савва это почувствовал. В пять лет. Вы все ищете в нем следы вундеркинда… Я их не заметила. Но он был чуткий инопланетянин.

…Соня, ближе к полуночи добравшись до дома, уставшая и обескураженная, признала, что она никуда не годный дознаватель. Потому только сейчас ее пронзила догадка: у Феи… ребенок от Лёвшина-старшего! Вот на что она намекала — не грубо, и очень даже извилисто, надеясь, что гостья сама все поймет. Она старалась как можно меньше сказать об этой семье… казалось бы, смешная предосторожность в данном случае, но это инстинкт человека, который имел дело с карательной системой. Она очень боится и толком не может объяснить, но чего? Просто боится нынешнего Савву — человека из списка «Форбс». Мало ли что может прийти в голову богачам! Может, они решат, что… ее дочь будет претендовать на наследство. Да, это именно дочь! Почему Соня так решила? Потому что это с ней Людмила Гавриловна разговаривала по телефону и ее звала делать домашнее вино. Это был женский голос!

Утром эта версия показалась мелодраматичным бредом. Получается, дочка родилась в тюрьме? Но это просто мыльная опера третьей категории!

А вот изящные чашки не шли из головы. Тонкая материя, которую не заперли в серванте. Реликвия служит людям. Память оживает, согретая теплом жизни. Эта деталь… пускай она будет совершенно неубедительна для других, но Соня знала, что именно в таких черточках — Кощеева игла. Бог в деталях, дьявол в мелочах. Именно из-за этих блокадных чашек София верила умной, настороженной, отсидевшей… честной Фее. Она имела право о чем-то недоговорить.

И правда жаль, что книга будет не про нее.





8. Бессмертный




Он не до конца понимал, почему еще после первой встречи не исключил ее из списка контактов. Потому что она по нелепому праву рождения стала особой осведомленной? Нет, конечно, это ничего не значит. Тогда что значит? Важно понимать причину сбоя в системе. Или отнести эпизод к допустимым флуктуациям. Если объект встроен в картину мира со дня его сотворения… тут Савва усмехнулся и послал свои рассуждения в топку. У него был такой воображаемый пылающий уничтожитель для всего вредного и сомнительного. Влада глупа, самонадеянна, амбициозна, но одновременно не опасна. Она не нарушает границы… и с ней смешно. Но главное — она исчезает! Она не лезет в друзья, в ближний круг, не просится на работу, а то, что с деньгами получился промах… Что поделать, это ошибка, но не бог весть какая. Обычно людям, которые просили деньги, Савва перекрывал все каналы общения. Но одноразовое пожертвование все же делал. Сумму, строго ограниченную в его четкой картине мира. Была ли эта сумма большой или маленькой, Савва искренне не понимал. Иногда она была даже большей, чем та, о которой его просили. Но чаще все же не дотягивала — ведь люди стесняются просить у фигуранта списка «Форбс» жалкие гроши на погашение задолженности жилищно-коммунальному хозяйству. То есть это сами люди считают жалкими грошами ту сумму, которую сами не потянут, но для богача они мнят ее сущими пустяками. Он же на обед тратит больше!

Но Савва давно не знал, сколько он тратит на обед. Так уж получалось. В офис Strekoz'ы обеды доставляла фирма — старый проверенный клиент. Взаимовыгодный, разумеется, ченч. Всеми расчетами с ней ведала — опять-таки разумеется! — бухгалтерия. Выходные? Они у Саввы выдавались редко. Тогда он ел в гостях. А если дома — что-то на скорую руку. Он просто не думал о том, сколько стоят макароны с сыром или мороженое. Да, он любил мороженое. И… он не любил бумажные деньги. А ведь именно они остаются этим вздорным люмпен-мерилом «много-мало» в голове человека-потребителя. Массовая культура затыкает его воображение чемоданом долларов. То есть это в его сознании много. А все остальное, значит, мало, ведь природа не терпит пустоты. И природа нашего сознания — тоже.

Не видимые жадным глазом, не ощущаемые нечистой рукой электронные деньги не просто усовершенствовали финансовую систему — они ничтожно, но приблизили человечество к отказу от греха стяжательства. Грязный посредник в мечте о земных благах постепенно исчезает, а для примитивного мозга именно он — главный соблазн. Как известно, не видя и не ощущая соблазна, организм входит в ремиссию. Деньги становятся идеалом, воздухом, пластиковым прямоугольником, который может купить весь мир. «И разве вы не понимаете, что в перспективе природа человеческая станет от этого лучше?!» — проповедовал Савва.

Нет, пока его не понимали.

— Буржуйская байка в пользу бедных! — мерно покачивала ногой Влада, усевшись у панорамного окна в их первую встречу. — Кто, по-твоему, станет лучше? Без того зажиревшие банковские пиявки?! Все нововведения всегда выгодны им и главному упырю — государству! Благодаря этому пластиковому подарочку в набор кокаиниста упырь по-тихому возродил раскулачивание, то есть отъем без суда и следствия. Карта — помощник ментов и мошенников!

— То есть тебе прогресс в онлайн-платежах ни разу не помог? — спросил ехидный и довольный Савва, потому что ему только что принесли заказ с его любимым громадным капучино и плоским сэндвичем с ветчиной, и он был ужасно голодный и уставший, и ему было все равно, что мелет эта девица с легким пирсингом на бровях, псевдоафрокосичками и смешным детским румянцем, словно остатками младенческого диатеза.

— А мне и наличка не хуже помогала! — невозмутимо пробасила Влада.

Это было года два-три назад. А может, и раньше, Савва не помнил. Она тогда попросила «помочь наличкой» приюту для бездомных животных. Савва ей ответил, что не понимает, почему он должен помогать именно этому приюту, когда имя им легион, и сумасшедших собаковедок и кошколюбов сотни тысяч. Чем особенны Владины подопечные? И потом… ведь он, Савва, создал универсальный сервис как раз для тех, кто хочет наконец найти работу с достойной оплатой, которая поможет содержать приюты хоть для кенгуру с саламандрами! Савва Лёвшин уже всем помог! Хочешь накормить — подари удочку, а не рыбу.

Влада выслушала каверзу совершенно невозмутимо, а потом ответила, что Савва должен помогать именно этому приюту, потому что его об этом просит одноклассница, и так делают все молодые «форбсы», чтобы прокачать имидж в соцсетях и пропиарить свой бизнес, а вот к старости они уже будут спонсировать по-крупному, стратегически. Савва выпил рома, развеселился и остаток вечера объяснял, почему Владе нужно переименовать пристанище для несчастной живности — из Black Dog[8] в Black Dog & White Cat…[9] Впрочем, он и сам четко не мог понять, чего он прикипел к этой смеси Led Zeppelin и Кустурицы. Влада-то, хотя и не дура, явно полагала, что жестокое сердце ее одноклассника-буржуина смягчается под натиском мировой культуры. Она ведь не знала, что сердца у него два.

Но она вернулась, чтобы попросить о большем. Так всегда бывает: канал ожидания только набирает силу, если ты не перерезал провода. И теперь Владушка решила испросить у Саввы сокровенного всемогущества. Он никак не мог вспомнить, как же она узнала о его родном отце. Но и вспоминать не пришлось, Влада, сияя, как стразы на Снегурочкиной короне, беспечно поведала… матерь божья, это было в пятом классе! Одиннадцатилетний Савва тогда еще хранил биологического родителя в копилке воображаемых драгоценностей, как тайный код могущества в наивной компьютерной игре. Хранил того, что по неизвестной причине, не дождавшись его рождения, ушел из семьи. Да и была ли это семья? Впрочем, мама никогда не рассказывала, что случилось на самом деле. Если эта тема вспрыгивала, как поплавок, на ровной глади жизненного пространства, срабатывал предохранитель отчуждения. И мамин облик моментально сковывала поза, которая неуловимо отличает тех, кто излагает официальную версию событий. «Это было нашим обоюдным решением». Вот и вся версия.

И Савва привык принимать на веру эту пустоту. Пока не встретился с родным отцом на два часа. Он оказался гораздо старше, чем воображал Савва, — ведь он никогда не видел его даже на фотографиях. Впрочем, нет, было одно слепое стертое изображение смеющегося неприятного человека лет тридцати. Савва посмотрел на него один раз — и решил, что пустота ему нравится больше. Теперь же перед ним предстал некто, пусть еще более неприятный и нелюбящий, это было очевидно, но обладающий непонятной властью. Поймав момент, когда мама отлучилась, неприятный и нелюбящий сказал своему десятилетнему сыну: «Я тебя не растил. Отцом для тебя всегда будет другой человек. Будь ему благодарен. Но если ты когда-нибудь попадешь в беду, я тебя вытащу». Десятилетнему Савве, конечно, стало интересно, в какую же беду он должен попасть. Ему даже захотелось тут же в нее и попасть — хоть какое-то приключение. Но вернулась мама, и разговор прервался на много лет.

Но с того момента Савва выращивал в своей голове папеньку-голема. Всемогущего и таинственного. Скрытого от посторонних глаз властелина, который может мир спасти, а может и погубить. Демоническая ипостась придавала остроты — так он больше напоминал виртуальных героев и порождал в душе сладостную анимешную фантасмагорию. Но даже десятилетним Савва не был чужд рациональному подходу. Он задался целью узнать, кто же на самом деле его отец во взаправдашней унылой взрослой иерархии. Как называется род его занятий. И тогда его детское жадное отцеискательство подпитала бабушка.

— Савушка, — сказала она. — Он в такой спецслужбе, которая все обо всех знает. И если ты будешь капризничать и пропускать тренировки, то до него это дойдет.

— И что он сделает? — Даже тогда Савва, до крайности заинтригованный фигурой родителя, понимал смехотворность угрозы, но жар интриги медленно, но верно разгорался в нем, и однажды он поведал свои ликующие догадки подружке детства. А Влада оказалась так некстати памятлива…

— Так что же он сделает? — повторил свой вопрос Савва, загоняя бабушку в педагогический тупик. Та отделалась зловещим: «Узнаешь!», однако узнать Савве, видимо, доведется только сейчас, с легкой Владушкиной руки. А точнее, с ее пустой головы. Святая простота! Решила испросить защиты — от чего, Савва поначалу и вникать-то не хотел! — у всемогущего Гудвина. Наплел ей одиннадцатилетний шкет небылиц про папашу, который его и увидеть не хотел, — так неужто верить в эту байку, когда самой пора свить гнездо и благополучно размножиться. Все же так делают…

Но Влада же особенная. Особенная дура с искрометным шармом. Ее отца подозревают в убийстве какого-то прокурора. Уже смешно… Савва поймал себя на мысли, что они с Владой встречаются там же, что и в предыдущий раз. На первом этаже офисного Вавилона, где Strekoza.com завоевала уже три этажа. «Пора менять дислокацию, — раздумчиво отметил про себя Савва. — Я все тот же и там же, а искательница правды преобразилась…» И правда — ни косичек, ни пирсинга. Влада теперь с глянцево прямыми волосами и в круглых очках.

— Надо полагать, эпоха кошачьих приютов канула в Лету, — походя заметил Савва.

Влада промолчала, словно не заметила. Ей было уже явно не до благих начинаний.

— Поясни, пожалуйста, зачем же твой папа убил прокурора. Я ведь должен собрать первичную информацию, чтобы обратиться в столь высокую инстанцию, которой ты мнишь моего давно забытого родителя.

Савва решил: не догоним — хоть согреемся. Надо же слегка взлохматить этот хмурый вечер. И, не дождавшись, когда Влада парирует, добавил:

— А я тебе тогда, в пятом классе, случайно, не рассказывал, что мой биологический папенька — бессмертный? Может, ты к нему заодно и за алхимическим эликсиром обратишься?


Влада… но где же ее молодой и борзый гонорок, где левацкий снобизм? Все, все очарование, вместе с драными кошками, почило в бозе!

— Послушай, мы ведь не попрошайки. Мы за услугу квартиру отдадим… в новостройке. Может быть, туда через год метро проведут, она подорожает. — Владушка подняла полные слез глаза. — А если эта услуга стоит дороже… то мы еще и дачу продадим. Только, пожалуйста, попроси своего отца… ты ведь его родной сын, которого он даже не знает, он просто обязан для тебя что-то сделать! А уж мы с вами обоими расплатимся, поверь мне…

Савва испугался: а что, если Владушка сошла с ума — и станет буйная, если откажешь? Что можно ждать от человека, который живет в мире детского фэнтези… У Саввы уже был опыт столкновения с внезапным помешательством: один доходяга взбунтовался и набросился с матом за то, что его уволили после испытательного срока. Дескать, проклятый Савва-эксплуататор воспользовался его наработками и выкинул, как устаревшую матрицу. Парень был совсем нестрашный, потому что не злой по природе, просто слегка заистерил. Но в том эпизоде Савва, самого себя удивив, увидел предупреждение. Был бы бунтарек покрепче и назревай в нем криминал, он бы запросто успел воткнуть нож или устроить огнестрел. Вокруг-то доходяги-мозговики, охрана только внизу, на входе…

Впрочем, Савва и думать забыл об этой истории. А теперь вспомнил. Нет, Владин детский плач к неизведанному Джеймсу Бонду вперемешку с Дедом Морозом был не единственной причиной неприятного воспоминания. Тот набросившийся парень даже и не подозревал, почему Савва от него избавился. Да не из-за мифической гениальной идеи! Люди-муравьи так рьяно защищают свое авторское право, в котором и автора-то никакого нет… И идей, которые стоило бы украсть, не было — а иначе Савва сделал бы этого муравья рабом своей Strekoz'ы. Но все куда более сентиментально: тот невротик с самомнением поднял свой жалкий дискант на сокровенный мегапроект SaveAnima… Осквернил мещанской басней. Сказал, что частицу Божью не постичь цифровому носителю. Душа — в голосе человеческом. Душа — в звуках музыки. Душа — на полотне Рембрандта. Душу бережет и сохраняет другая душа.

— Кто еще хочет расшибить лоб перед иконами? — ухмыльнулся Савва, которого слегка удивило присутствие в узком кругу бессмертного братства носителя узколобой лубочной морали в духе детской Библии. Но в ответ некоторые из его ближайших подвижников по разработкам ухмылялись без должного рвения. Глупая случайность выявила неплотность рядов…

И тут еще одна нелепость — Влада! Разгадать бы эти знаки… Знаки — это очень важно. Может, пора запускать проект? Потренироваться на убитом прокуроре? Не получится — не жалко. Марать руки о коррупционную душонку, конечно, дело неблагодарное. Доброй славы не жди. Но у всех своя овечка Долли…

— Так что там с этим Помелышевым случилось, я так толком и не понял? — Савва начал жадно расправляться с любимой запеченной семгой, стараясь продемонстрировать ленивую незаинтересованность. — Кстати, когда мы видимся, мне все время зверски хочется есть!

— Это витальная энергия! — явно обнадежилась Влада.

Она ведь принадлежала к тому типу женских натур, что в каждом мужском слове ищут — и находят! — комплимент и поощрение. В противовес другим, мнительным натурам, что в каждом слове выуживают трепет и тревогу.

Выслушав историю обманутых дольщиков и запоздалой смерти проворовавшегося прокурора, Савва приуныл. Как-то все неочевидно. С возможной примесью личной мести и еще бог знает каких мотивов. Но, может, Влада, сама того не зная, была права, когда во время прошлой встречи напирала на пиар. Она-то, конечно, полагала, что в этом качестве будут фигурировать ее несчастные звери-беспризорники. Но годы спустя принесла в клювике добычу пожирнее. А что, если Савва выступит в качестве праведной оппозиции в ходе коррупционного следствия, которое стремится обвинить невиновного? Проворовавшийся прокурор, которого явно убрала система, — а обвиняется в его убийстве «неудобный» дольщик, который активно боролся за справедливое возвращение народных средств в виде долгожданной недвижимости… Однако зачем системе убирать и без того поверженного — и бывшего! — чиновника? Что-то во всем этом не сходится… И как вообще можно убить человека, который — кажется? — находится под домашним арестом? Значит, не было никакого ареста… Да Владе вообще нельзя верить, как лицу заинтересованному и весьма далекому от реальности. Тогда кому можно?

Лицу еще более заинтересованному! Будем парадоксальны.

— Ну хорошо. Прежде чем говорить со своим отцом, я поговорю с твоим.

— Конечно! — Владушка распахнула победную улыбку, словно дело в шляпе и решить его так же просто, как постричь ногти. Впрочем, нынче ногти — целая индустрия.

«Да, и еще…» — пробормотал Савва, решив посмотреть жертве в лицо и загуглив прокурора Помелышева. В конце концов, надо же ознакомиться, что обо всем этом пишут средства массовой дезинформации — продажные, а также независимые, которые, как известно, тоже продались, но один раз. А они ничего не писали про убийство! Ни те ни другие. Странно… Про бывших чиновников, даже некрупных, всегда сообщают, если их насосавшаяся народной крови тушка пострадала насильственно. Про смерть Помелышева ни слова. Только какие-то застарелые статейки о его махинациях. Савва краем глаза заметил знакомое название городка, но не придал этому значения. Фотографии злополучного бывшего прокурора нигде не было. Но тут Савва одернул себя: что же он расслабился и отупел? Искать-то надо совсем в другом направлении. Где вы, обманутые дольщики?! Вот где надо искать ненавистное им Помело!

И точно: в первом же репортаже о митинге разгневанных обворованных граждан мелькнул плакат «Помелышева в тюрьму!». Савва увеличил изображение, всмотрелся… и обомлел. Он принялся искать другие фотографии, чтобы утвердиться в своей догадке, но провидение решило поиграть с ним и спрятало все прочие изображения прокурорского рыльца. Но и того, что имелось, было достаточно для брезгливого изумления: Помелышев и был «таинственным и могущественным» отцом Саввы. Сын носил фамилию и отчество отчима. Хотя отчество — оно хитро было и нашим, и вашим, потому что родного и приемного отцов звали одинаково. Но полным именем папаши Савва никогда не интересовался. Ну вот как-то в голову не приходило! А к тому времени, как Савва мог осмысленно заглянуть в свое свидетельство о рождении, биологического отца там уже не было. Его попросили — и он отказался от сына. Покладистый.

Ошеломляющая догадка пришла за секунды. Так вот для чего он на самом деле затеял свою семейную книгу! Для того чтобы пойти туда, не знаю куда, найти то, не знаю что… Папеньку-голема. Что ж, неплохой результат. И в рекордные сроки — как говорится, родили, не успев зачать…

Савва Лёвшин поднял голову и увидел перед собой напряженно и безмолвно любопытствующую Владушку. «О боги, ее надо допросить со всем имеющимся пристрастием!» Но это была первая и самая нелепая мысль… Исторгнув ее из сознания, Савва, конечно, изумился собственному порыву правдоискательства. Желать правосудия вместо того, чтобы возблагодарить всевышнего за неведение мира?! Ведь его имя пока не связали с мошенником. И ему удалось подавить почти смертельный приступ родовой справедливости…

Пора научиться разным оттенкам молчания. Strekoza не должна пострадать от утечки информации! И Савва, обретя пошатнувшееся равновесие, продолжил как ни в чем не бывало необременительную болтовню.





9. Принцип Сабашникова, или Одуванчик Мэрилин




— Агапыч… — жалобно затянула Соня. — Ну как там с денежкой?

И сама себя ненавидела — ну кто ж так деньги просит, свои, кровные, заработанные?! Если ты сочувствуешь трудностям работодателя, то достойного гонорара не жди. И конфузливое сопение Агапыча, которое он неловко пытался выдать за бронхиальную задумчивость, не сулило ничего обнадеживающего.

— Слушай, Сонь… — начал он привычно увиливать от темы. — У меня тут, возможно, наклюнулась подработка для тебя. Писать для сайта. Я не думаю, что там много. Но хотя бы что-то… А там, глядишь, и наши троглодиты в издательстве подгонят твои деньги. Ты же знаешь, я держу руку на пульсе.

— На пульсе, которого почти нет, — уточнила Соня, стараясь разозлиться, потому что только здоровая злость могла встряхнуть Агапыча и подвигнуть на активные действия. Но годы выветрили злость, и осталась только ноющая тоска от того, что Сонины деньги Агапыч будет выколачивать из издательских упырей только после того, как выколотит свои собственные, чтобы накормить свою большую семью. И это святое. А Сонина маленькая семья — почему-то не святое. И кто так придумал…

— Сонь, ну, ты попробуй! Парень, кстати, хороший. Он какими-то гаджетами занимается, я точно не знаю… Да ты его можешь знать, я ж с ним с сотворения мира дружу. Я тебе дам его телефон, объяснишь, что от меня… он все поймет!

«Протеже Агапыча наверняка платят так же, как и он. И зачем они мне? Тоска…» Словно услышав эти мысли, Агапыч горячо обещал, что к концу недели выбьет денежку из кровопийц. Соня кивала и рассеянно записывала номер «хорошего парня». Она представляла себе бодрого айтишника лет на десять ее младше, который погрузит ее в мясорубку постылого копирайтерства, и она окончательно потеряет тембр, цвет и запах своего слога. Или же она быстро сбежит с этих галер, как делала это раньше. В общем, совершенно обреченная затея. Но Соня, как это ей было свойственно, не смогла справиться с надеждой. Вот ведь… неприметная средняя сестра несгибаемой Веры и всепоглощающей Любви, а из нее они обе и вырастают. Сам зародыш человеческий растет из этого зернышка… И в приступе надежды Соня металась по квартире, пытаясь себя урезонить. А тут еще Андрюха не отвечал на звонки! Вечная история: зайдет после школы к отцу — и там словно зона отчуждения. Телефоны не ловят, мозг отключается, ребенок уходит в отрыв. А ведь отца и дома-то часто не бывает, и как узнать, что там творится, — только вертолет МЧС вызывать. Это еще счастье, если поздним вечером ответит: «Еду домой!», а если папаша в отъезде, то Андрюха может и зависнуть с друганами на всю ночь. А Соне туда, на территорию неукротимых грязных носков, подростковой нецензурщины и угара, соваться нельзя — таков негласный уговор с Андрюшиным папашей. Его дом — его правила, понимаешь ли…

И Соня наконец заставила себя набрать бессмысленный номер. А что она теряет? Несколько месяцев жизни на очередную грошовую подработку и на неминуемое разочарование? Бывает что и похуже. И все тлен…

Василий проработал на новой работе один день. Строго говоря, даже меньше. Придя в офис, в эти пластиковые соты-перегородки для корпоративных винтиков, Вася Субботин страшно разозлился на себя. Какого лешего он опять устраивает свою тушку в комфортабельный капкан? И Мишу зря обнадежил! Сколько раз он начинал тему «я не лишний человек» и проигрывал… Хватит себя трусливо ломать в угоду чужому уродству! «Я лишний человек и горжусь этим» — вот что надо исповедовать…

Вася, конечно, попытался убедить замдиректора в том, что ему вовсе не обязательно сидеть сиднем в офисе, что мастером по вызову он работает куда эффективней. Его доводы с оскорбительной краткостью отвергли. Вася мрачно отмахнулся от моментального желания устроить здесь разбойное нападение, решив для начала отведать корпоративного кофе-машинного пойла. Оно оказалось вкусным, что отчасти умиротворило. Тут-то и раздался чей-то звонок. Увидев незнакомый номер, Вася подумал, что это Настасья Кирилловна — она иногда звонила с телефона мужа. Ан нет — это был незнакомый женский волнующийся голос. «Волнующийся и волнующий» — именно так сказал бы Василий, будь он королем мелодрамы. На самом деле в первый момент он и не понял, о чем речь, просто услышал, что незнакомка от Агапыча. Собственно, какая после этого разница, о чем она говорит и что ей нужно… Это знак!

— Ну конечно! — ответил Вася машинально, хотя совершенно прослушал, о чем его спрашивают.

— Тогда… может, я пришлю вам что-то из своих текстов? — спросил голос, который так оставался голосом, ведь имя звонившей Василий тоже не уловил.

— Нет, не нужно! Сначала надо встретиться и обсудить… структуру проекта. — Василий бормотал спонтанные шаблоны, чтобы сохранить лицо. Когда? Он чуть было не сказал: «Да хоть сейчас!» Но к чему пугать барышню внезапностью? Хотя если здесь замешан Агапыч, внезапность — лучший метод.

Трудный разговор с Мишей Камушкиным Вася оставил на потом. Проще говоря, он смылся, не попрощавшись. Миша удобно отсутствовал — у него было какое-то совещание. Вася написал ему сообщение, по-детски набрехав о форс-мажоре. С другой стороны, у него и правда лютая непредвиденность. Лет пятнадцать он мечтал поговорить с Агапычем. Точнее, он мечтал поговорить с тем, старым Агапычем времен золотодобычи, которого уже, конечно, нет. А есть примерный семьянин с тиранической женой и ее детьми. Кажется, один ребенок все же от Агапыча — но от другой жены. Все в духе принципов семейной коммуны, которые он исповедовал в эпоху золотой лихорадки. Возможно, это то единственное, что осталось от его ретроверсии…

Но если он подослал к Васе разведчицу, значит, ему есть что сказать! Был выбран разумный компромисс — завтра. Вечером Камушкин разразился… укоряющим вздохом в адрес слабохарактерного предателя. Да, именно вздохом: позвонил, обиженно пропыхтел в трубку и ушел в гудки.

Василий был уверен, что увидит ту, которую когда-то знал. Хотя бы мельком видел в «золотые» времена. Но нет, не видел. И вообще она была не… скво!