Карусель теней

За моей спиной зашуршали кусты, я обернулся, думая, что сейчас увижу дядю Ермолая, но нет, на берег выбрался мой слуга, с удочкой, которую он держал на плече и мятым жестяным ведром в правой лапе.

– Вот, Антипка, чтоб ему, за рыбкой послал – пояснил мне он – Мы тут пирог доели, что тебе Дарья на дорожку дала, так он нам не того… Не очень, короче.

– Дареному коню в зубы не смотрят – погрозил ему пальцем я – И потом – не нравится – не ели бы.

– Антип сказал, что эдак рыбник не делают – пояснил Родька – Он же у нее как покупной получился, если не хуже. Перцу положено, как украли, лаврушки тоже, да и передержала она его. Разве ж это дело? Ну вот Антип теперь тесто ставит, а меня за рыбкой отправил. Велел карася ловить, он для рыбника лучше, чем язь подходит.

– Привереды вы у меня – я отправил в костер очередную порцию поломанных сухих веток, тот моментально вспыхнул ярче – То не так, это не эдак.

– Антипка этот… Как его… Перфекционист – выдирая из шерсти запутавшиеся в ней шарики прошлогоднего репейника, пояснил Родька – Ежели он чего лучше другого может сделать, то все, хоть дом гори, не будет на него угомону. Пока не переплюнет – есть-пить не станет. И спать тоже. Уй, больно!

– Перфекционист – это немного другое – усмехнулся я – Слышал ты звон, да не знаешь, где он.

– Ну, может быть – Родька отправил в костер пригоршню репейников, и начал разматывать леску с удочки – Только я лучше тут, на бережке посижу, чем в доме. Там сразу начнется: «неси муку», «раскатывай в блин», «куда соль попер». Знаю я его.

Он сноровисто зачерпнул в ведро воды, извлек невесть откуда извивающегося червя, насадил его на крючок, залихватски плюнул на несчастного кольчатого, и через секунду уже сидел на небольшом камушке, глядя на поплавок. С его зрением себе такое позволить можно. С моим, даже новым, улучшенным – нет.

– А ты привез нам подарки, ведьмак? – прозвенел над рекой девичий хрустальный голос – Или придется тебя за забывчивость защекотать и на дно утащить? Те гребни, что ты в прошлый раз дарил, поломались. Нам бы новых!

Русалка. Вон она, по пояс высунулась из воды и смотрит на меня.

– Не шуми, хвостатая – велел ей Родька – Рыбу распугаешь. А еще лучше – возьми ведро и карасей мне им налови. Да покрупнее! Туман скоро от воды пойдет, я промокну, потом полдня шерсть сушить придется.

– Здравствуй, Анисья – улыбнулся я русалке, которая только презрительно фыркнула после слов моего слуги – Ты все так же прекрасна.

Если честно, я с трудом вспомнил имя этой русалки. Спасибо кувшинке, что красовалась за ее ухом, только по ней и сориентировался. Просто больше себе эдакую красоту никто из местных девиц-покойниц не позволяет. После ухода Аглаи ведь именно Анисья у них старшей стала, и потому на законных основаниях хочет от остальных отличаться. Плюс – она утонченная натура. Коли мне память не изменяет, она не из-за какого-то обрюхатившего ее деревенского увальня в реку вниз головой сиганула, или по случайности в нее сверзилась. Нет, тут история, достойная стать основой для стосерийной мелодрамы, которую не прочь будет показать не только телеканал «Домашний», но и «Россия». Анисья утонула, спасаясь от разъяренных односельчан, собиравшихся порешить ее за связь с французом-гувернером из помещичьего дома, до того служившего, как выяснилось, в наполеоновском войске. Любовь у них была, полыхнувшая как вот этот костер. Прикипело сердечко девичье к усатому красавцу-французу несмотря на то, что являлся ее избранник в прошлом захватчиком, не сказать – оккупантом. И все бы ничего, только вот родственники и односельчане изрядно пострадавшие во время военных действий, сей порыв чувств оценили по-своему и собрались Анисью дрекольем забить. Но оно и понятно – помещика нельзя, он отец родной, француза тоже, тем более что тот, почуяв недоброе, шустренько собрался и умотал куда подальше, а Анисья вроде как своя, ее не жалко. Бедняжка чудом успела до бежать до реки, которая, насколько я понял, тогда была куда шире, чем сейчас, и сиганула в нее, а вот на другой берег уже не вышла. Прямо как Чапаев какой-то, честное слово. Правда, герою гражданской войны рана и пуля помешали, а у Анисьи просто сил не хватило. Хотя… Водяники вроде только тех берут, кто доброй волей под водное одеяльце укладывается и им глянется. Так что – кто знает. Любовь – она такая любовь. Может, просто решила Аглая, что ей без дролюшки жизнь более не мила, ясно же было, что тот не вернется. Да и проще так уйти, чем на вилах односельчан повиснуть, или всю жизнь в качестве беглой крепостной прожить. Мужикам было проще, если что – махнул в Сибирь и ищи-свищи, а женщинам в то время намного сложнее приходилось. Феминисток нет, социальных сетей, в которых можно поднять хай о харрасменте и домашнем насилии тоже нет, ток-шоу отсутствуют. Куда им податься? Только разве что на дно речное.

– Привез – я залез в рюкзак, достал оттуда пакет с гребешками, подошел к кромке воды, и один из них, красный, кинул русалке – Лови. И подружек зови, тут всем хватит.

– Мы тут! – из-под воды сразу пяток девичьих головой появился – Тут мы! Давай-давай-давай!

– Как карасей попросить – так фигу с два, а как самим гребни захапать – так они первые – проворчал Родька со своего камушка – Нечего их баловать, хозяин. Как они к нам – так и мы к ним.

– А где хозяин ваш? – поинтересовался я у галдящих русалок, которые азартно делили добычу, беззлобно переругиваясь насчет того, кому какого цвета гребешок достанется – Мне бы с ним потолковать. Дело у меня к нему.

– Так тут я – раздался знакомый мне говорок – Здорово, парень. Где пропадал-то?

Я обернулся и увидел, что народу на берегу прибавилось. Ну, если под категорию «народ» можно отнести владык местного леса и реки. Они расположились друг напротив друга, причем и тот, и другой сидели в некотором отдалении от костра. Но это и понятно – ни тому, ни другому огонь другом не являлся.

– По миру покатался – я отвесил церемонный поклон, выказывая тем самым почтение этим хитрым и знающим старикам – Людей посмотрел, пару раз себя показал.

– Блажь – Карпыч звучно высморкался в изрядных размеров тряпицу, извлеченную из кармана – Чего у них есть такого, что у нас нет? Вода да рыба везде одинакова.

– Не соглашусь. Вот, например в Ирландии мне водяного коня довелось повидать – возразил я ему – Они его «агишки» называют. Впечатляющая животина, правда, людей сильно не любит. Если есть возможность – непременно человека утопит. Заманит его так, чтобы тот на спину ему залез, а после сразу в реку кидается, на самую глубину. Или в омут. Ну, а после там, в воде, он его еще и съедает. Меня один такой тоже хотел к себе на спину заманить, очень я ему не понравился.

– Не заманил? – усмехнулся водяник.

– Копыта у него коротки – рассмеялся я – Да и не один я не берегах той реки оказался, а в компании тех, кто объяснил этой скотине, кого надо приманивать, а кого нет.

Веселая тогда выдалась поездочка, что уж там. Никогда не думал, что встречу Новый год в компании двух полукровок-сидов, охотясь на безумную даже по меркам своего племени банши. Добавим сюда симпатичную, но коварную килох-вайру по имени Орлэйт, троицу домовитых, но невероятно скупых гроганов, а также Бузинную матушку, и получим варево почище «Hot Toddy». Впрочем, сейчас, полгода спустя, мне кажется, что я тогда провел праздничную ночь не так уж и плохо. Ну, или как минимум, не слишком скучно. В любом случае, я уже не злюсь на Жозефину, по милости которой влип в ту историю.

– Не по зубам, выходит, заморской коняке нашенский ведьмак – улыбнулся леший.

– Да какой там – отмахнулся я и подошел к водянику – Дядя Карпыч, у меня к тебе дело. Вернее – послание. Извини, что с опозданием его передаю, но раньше никак не получилось бы.

– Ох ты! – даже опешил старичок, с левой полы сюртука которого безостановочно капала вода – Это от кого же?

– От Налимыча с Москвы-реки – протараторил я – Велел он тебе кланяться, и со всем уважением напомнить, что про должок твой не забыл.

– Какой-такой должок? – дернул себя за бороду речной дед.

– Ты лет двести назад в зернь ему стаю зеркальных карпов проиграл, а вместо них ему косяк плотвы пригнал – пояснил я без малейших сомнений. В таких вопросах их быть не может, даже с учетом того, что Карпыч мне, конечно же, полезнее и нужнее Налимыча. Но – ну нафиг. Вон, я с долгом Хозяину кладбища протянул – и что вышло? – Потому он тебе просил сказать – не дело так поступать. Проиграл – вынь да положь, как Поконом заповедано.

– Верно он говорит – неожиданно поддержал меня лесовик – Я вот лет двести назад Кузьме, что при бородинском лесе живет, сотню белок проиграл, так отдал же? Хоть и жалко их было. Осень на дворе, вот-вот первые морозы грохнут, у них все дупла запасами набиты, а я их с насиженных мест согнал и в новый лес отправил. Чуть не плакал, а все ж погнал. Долг есть долг, его завсегда платить следует. Особенно, если в зернь продулся.

– Как ты с Карпычем-то снюхался? – хмуро поинтересовался у меня водяник – Где дорожки пересеклись?

– Он нам помог колдуна одного поймать – охотно ответил я – Из рода Кащея.

Старички переглянулись и обменялись кивками, из чего я сделал вывод, что и здесь, в Лозовке, та история двухлетней давности известна. Но оно и понятно – Кащеевич все же был фигурой неординарной, принадлежащей к старой и знаменитой фамилии, потому его смерть не могла пройти бесследно.

– Ладно, ваша правда – покряхтев и повздыхав, согласился водяник – Но не сейчас! Не сейчас! Нерест же! Куда им по рекам шлындать? Вот икру отмечут, тогда пусть плывут.


– Ведьмак, а ведьмак – раздался голос одной из русалок. Речные девы уже закончили дележку подарков, и теперь, сидя на мелководье, расчесывали гребешками свои волосы. Смотрелось это все очень красиво, особенно учитывая то, как гармонично их оттенял лунный свет – А вот там, где ты был, такие как мы есть?

– Есть – кивнул я – Тамошние речные девы мерроу называются. Но если напрямоту, то по красоте вас сравнивать с ними нельзя.

– Чего? – насупилась вредная Лариска, которая, похоже, до сих пор не простила мне того, что я в свое время помог Аглае покой обрести – Это мы, значит, косорылые да страхомордные, а они, выходит…

– Так он не в том смысле – перебили ее сразу несколько товарок – Он о том, что мы краше тех.

– Верно – подтвердил я – И река у нас лучше.

– Вот только рыбы в ней нет! – влез в разговор Родька – Битый час сижу – ни одной поклевки. Хоть бы уклейку какую выдернуть!

– До чего же докучливый у тебя слуга, ведьмак! – поморщился Карпыч – Анисья, насыпь ты ему карасей в ведро, сделай милость! И пущай он отсюда уматывает куда подальше!

– И покрупнее – мигом сориентировался Родька, немедленно начав жестикулировать – Таких вот. Или, лучше даже вот таких!

– Какие будут – недовольно буркнула русалка, которую отвлекли от медитативного расчесывания своих волос – Таких ему, не таких…

– Мне не себе – протараторил мой слуга и ткнул пальцем в мою сторону – Мне ж хозяина кормить! Так что это ему!

Ведро появилось уже через минуту, и в нем кто-то отчаянно плескался. Хотя – почему «кто-то»? Караси. И, судя по довольной роже Родьки, изрядного размера.

– Благодарю за подарок, дядя Карпыч – изучив добычу, поклонился водянику мохнатик – Ну, я пошел.

– А мы? – возмутилась Аксинья, усевшаяся на свое место и снова доставшая гребешок – Или наши труды доброго слова не стоят?

– А вы, хвостатые, и так должны нам свежую рыбу каждый день таскать – заявил Родька, волоча ведро к кустам – Ежели бы мой хозяин вам гребешки то и дело не дарил, вы бы еще сто лет косматые ходили. Кто про вас еще вспомнит, как не он?

Выдав сей достаточно грубоватый спич, Родька удалился с берега, но некоторое время еще был слышен шорох кустов, через который он пробирался, по своей привычной лени желая сократить дорогу до дома, да негромкая ругань, когда к его шерсти прилеплялся очередной кругляш репейника.

– Почему ты его до сих пор не утопил – не понимаю – произнес Карпыч – Кого только на своем веку не видел, но эдакого стервеца не припомню.

– Зато верный – возразил ему лесовик – И за одно это можно много чего простить. Хотя ему про то знать не следует. А вот пугануть еще разок, как нынче днем, стоит. А, Александр?

– Пуганем – согласился я, поворошив палкой изрядную кучу углей, а после доставая из рюкзака пакет с картошкой – Он когда боится чего-то, до того забавный!

– А хочешь, мы тебе поможем? – застенчиво спросила у меня хорошенькая русалка с кокетливо вздернутым носиком. Странно, раньше я ее не видел, это точно. Просто наверняка запомнил бы, больно уж девчонка симпатичная. Может, из новеньких? – Он же воды боится? А мы его в нее – бултых!

– Не надо – покачал головой я – Он после такого «бултыха» вообще умываться перестанет, а это никуда не годится. Пахнуть ведь начнет, или того хуже – линять. Мы уж лучше его с дядей Ермолаем к какому-нибудь полезному делу приставим. Белок пересчитывать или пни корчевать.

– Пни – это интересно – призадумался лесовик, глядя на то, как я закатываю клубни в самый жар – Пни – это хорошо. Славная идея!

То ли в благодарность за рацпредложение, то ли, потому что картошка печеная удалась как никогда хорошо, но через несколько часов дядя Ермолай, к моему безмерному удивлению, принял участие в сборе утренней росы. И, скажем честно, уделал меня как младенца, что в скорости ее сбора, что в качестве. На каждую мою одну каплю приходилось десять его. Вот вроде бы – старичок старичком, и пальцы у него толстые, но как ловко он передвигался по просыпающемуся лугу, не задевая ни одной травинки, как умело стряхивал капли в флаконы. Да, именно флаконы! В этот раз был собрана не одна емкость, и то заполненная не до верху, как это традиционно случалось, а целых три! Три флакона с жемчужно-переливающейся внутри влагой, которую добыть можно только в эти быстрые майские дни и обязательно до того, как на капли упадет первый солнечный луч. Нет, рассветную росу можно собирать и в другое время, хоть все лето, и даже часть осени, но такой нутряной земной силы, как в мае, она больше не наберет. В эти дни в ней концентрируется вся мощь весны, все желание природы возродиться для новой жизни, она одновременно сочетает в себе ярость первых гроз и печаль ушедшей на покой зимы. Столько всего в майской рассветной росе намешано, что слов нет.

Короче – очень сильная штука, если ей пользоваться с умом, причем как отдельным снадобьем, так и в сочетании с другими ингредиентами. И у меня ее три здоровенных флакона по триста грамм каждый. Офигеть!

Так что если дядя Ермолай захочет, Родька ему теперь не то, что все пни в лесу выкорчует, но и опустевшее место новыми деревьями засадит. А я их в ближайшем питомнике куплю. Вон, объявление на станции висит «Садовый рынок в Шиколово». Приеду, и весь этот рынок скуплю.

Ну, а дома меня ждал обещанный рыбник, который и впрямь ведьмин уделал как слон черепаху. Как выяснилось – куда Дарье Семеновне до моего домовика! Я чуть пальцы себе не откусил, вот как вкусно он готовит. Я даже и не знал, что он на подобное способен.

И вот после этого всего лечь бы мне в саду под цветущей яблоней на расстеленный прямо на траве плед, да как вздремнуть часика три-четыре для души! А после снова в лес пойти, травы на закате пособирать, в том числе непременно упомянутую дядей Ермолаем гарь-росянку, после их не торопясь перебрать, слушая очередную перебранку Родьки и Антипа, которые станут раскочегаривать самовар, чаю напиться от души в их компании…

Так нет же – надо ехать в город. Деваться-то некуда. Второй раз столкнуться с Хозяином Кладбища во сне у меня ни малейшего желания нет. Он и в жизни, что скрывать, выглядит не ахти, но во сне, как оказалось, его созерцать куда хуже. Вон, даже меня пробрало, а я уж считал, что такое в принципе невозможно. Почему? Да привык я к этой публике потихоньку. Когда постоянно вращаешься в мире теней и их хозяев, на ряд моментов уже не реагируешь.

Скорее всего, дело в том, что во сне я более уязвим, как, впрочем, и любой другой человек. Во сне мы все, если можно так сказать, ментально голенькие, нет на нас доспехов сознания, которое отметает или блокирует многие нюансы во время бодрствования, аргументируя тем, что «это не нужно» или «забудь». Знание, логика, благоприобретенный за годы скептицизм – все работает на нас, чаще спасая, реже губя. А во сне ничего этого в помине нет, там мы такие же, какими вылезли из утробы матери. Там мы все дети. А детям свойственно бояться всего, что непонятно. И это, к слову, очень и очень правильная реакция, особенно во сне. Там ведь тоже чего только не случается, и не все существа, обитающие за гранью сознания, не так уж нереальны. А для иных это и вовсе охотничьи угодия, вот так-то.

Рассказывала мне Генриетта кое-что на этот счет, было. И про повелителей снов, тех, что могут открывать двери между сознаниями разных людей, когда те спят, тоже поведала. Правда, вероятность встречи очной встречи вне сна с кем-то из них минимальна, очень уж это редкая специальность, даже для мира Ночи. Да и не афишируют они себя, прекрасно понимая, что неприятностей им в данном случае не избежать. Или чего похуже. Умение вторгаться в чужие сны это ведь не благословение, а по сути, проклятие. Слишком многим ты нужен, и мало кто из этих соискателей планирует что-то доброе.

Вот так, размышляя на данную тематику, я и добрался до дома, где у подъезда меня встретил таксист, так и не покинувший своего поста.

– Я согласен – сообщил он мне, вставая – Какие будут указания?

– Ничего не забыл? – спросил я у него.

– Да вроде нет – озадачился призрак – А чего?

– Подумай, может, сообразишь – посоветовал я ему – Пошевели мозгами.

Таких, как он, надо сразу ломать о колено, без этого никак не обойтись. Это тебе не Жанна, которая при всей своей внешней независимости отлично знает в каких границах надо держаться при общении со мной. Проще говоря, у нее есть четкое понимание того, кто из нас двоих хозяин, и ей объяснять ничего не нужно. Здесь же другая история, здесь уже через день начнутся разговоры на тему «такие поручения я выполнять не стану» и «за кого вы меня считаете». А мне все это даром не нужно. И так я этому клоуну уникальный шанс предоставляю по доброте душевной.

Кстати – опять Жанны дома нет. И где ее черти носят? Призвать ее, что ли? Или погодить пока?

Через несколько часов, когда я вышел из подъезда, то первым делом осведомился у таксиста:

– Девушка приходила? Та, что со мной живет?