Карнавал лжи

– И всё равно на твоём месте я подыскала бы себе других приятелей. Тех, кто точно не даст тебя в обиду, – посоветовал кто-то за её спиной. – Такая милашка, как ты, может добиться очень выгодной партии… окольцевать какого-нибудь юного герцога, к примеру.

Таша поняла, кто присоединился к ним, ещё прежде, чем повернула голову.

– Привет, Кэй, – сказала Лайя худенькой темноволосой девушке с острым треугольным лицом, неслышно подкравшейся к самой кушетке. Густая чёлка падала на её бледный лоб, закрывая его до самых глаз, в которых светились чёрные эйрдалевы звёзды. – Знакомься, это Таша. Новенькая.

Ответная улыбка была сладка, как отравленный мёд.

До сего момента Таша ни разу не видела Кэйрмиль Норман, – но её описание братьями Сэмперами оказалось вполне точным.

…наверное, ещё шестидневку назад Таша испугалась бы. Сейчас – ни капли. В конце концов, ей предстояла встреча с теми, кто был куда страшнее Кэйрмиль.

Бояться их прислужницу было бы как-то даже неуважительно.

– Наслышана, – пропела та.

– Кого ищешь?

– Тебя. Но ты, вижу, нашла себе более приятную компанию.

– Твоё общество я ни что не променяю, не волнуйся. Но заботиться о новобранцах – моя обязанность. Особенно когда Андукар поручает их моим заботам лично. – Бесцеремонно кинув книгу на диван, Лайя достала из кармана штанов кожаную фляжку. – Ну? Какая у тебя печальная история?

Таша недоумённо следила, как Лайя откручивает крышку и делает глоток того, что едва ли было водой.

– О, я знаю, Картер и Андукар против, чтобы мы вспоминали о прошлом, оказавшись здесь. А я всегда думала, что горе стоит выплакивать и выговаривать полностью. Здесь оказываются не от хорошей жизни. – Женщина поморщилась, и не понять, от крепости напитка или горечи слов. – Давай я начну. Меня подкинули на порог монастыря, когда я была ещё грудным младенцем. Шесть лет меня растили как будущую служительницу Богини, но потом я впервые перекинулась… не по своей воле, естественно, как это обычно бывает. Видимо, я родилась в Ночь Середины Зимы, и убить ребёнка-оборотня мои родители не смогли, но и воспитывать не пожелали. Поняв, что все эти годы они кормили порождение Мирк, добрые дэи попытались меня прикончить. Я сбежала. Какое-то время побиралась на улице. А потом меня нашли и привели сюда. Тут я и выросла. – Лайя сделала новый глоток; о своём прошлом она рассказывала просто, без малейшего сожаления, как касаются шрама на месте давно зажившей раны. – У Кэй история в каком-то смысле ещё печальнее. Я была уже взрослой, когда Картер явился сюда с ней на руках.

Таша покосилась на девушку, бесстрастно следившую за беседой:

– Так Картер… её…

– Он мой отец. И он был магистром ещё до того, как явился сюда. Один из немногих, – произнесла Кэйрмиль ровно. – Когда он понял, что я проклята, он принялся искать способ исцелить меня. Вернуть душу в тело. Он делился со мной собственными силами. Изобрёл ритуал, который позволял передавать их мне – добровольно, без всяких поцелуев. Он скрывал от мира, кто я, потому что знал: если кто-нибудь узнает, мне не жить. Но я росла, и мне требовалось всё больше сил, и он уже не справлялся с этим сам – так, чтобы нормально чувствовать себя при этом. Тогда он стал платить бродягам на улицах за то, чтобы забрать часть их сил и отдать мне. Он даже не убивал никого, хотя кто бы их хватился? А потом кто-то из его конкурентов стал искать способы убрать соперника с тёплого места председателя арпагенской Гильдии магов. Стал шпионить. И узнал про меня. – Она скрестила руки на маленькой груди, прикрытой плотной шерстью тёмного платья. – Естественно, к нам в дом явился отряд стражи с требованием отдать меня – для казни. Отец разобрался с ними и пустился в бега вместе со мной. Моя мать умерла при родах, больше беспокоиться нам было не о ком. В итоге мы оказались здесь, и я впервые узнала, каково это – жить не прячась. А отец продолжает искать способ борьбы с проклятием бездушия, и теперь – не скрываясь. – Не сводя с Таши взгляда фосфоресцирующих глаз, тонкими белыми пальцами девушка поправила чёлку, скрывавшую клеймо, оставленное Ароном на её лбу. – Когда я узнала от отца, что Госпоже нужна миловидная дева-эйрдаль для особого поручения, я вызвалась помочь ей с гордостью. Я готова на всё, чтобы однажды таким же детям, как я, не пришлось прятаться уже никогда.

– Ты, к слову, так и не раскрыла, что это за поручение было, из-за которого тебе пришлось несколько лет прожить в Долине, – проворчала Лайя, укоризненно указав на собеседницу фляжкой. – Заглядывая сюда раз в полгода.

– И не раскрою, пока всё не увенчается успехом. К счастью, мы буквально в шаге от этого. – Кэйрмиль коротко посмеялась, и в переливах её смеха слышались оскаленные клыки. – Ну, девочка? Что же привело сюда тебя?

Ответом ей послужил скрип тяжёлых двустворчатых дверей, впустивших в библиотеку кого-то ещё. Когда Таша оглянулась на вход, взору её предстал белобрысый эйрдаль, вещавший утром в зале, удостоенный чести занимать место по правую руку от Зельды.

Пояснять, кто именно написал записку, нужды не было.

– Я хочу поговорить с новенькой, – коротко бросил он, скользящей походкой хищника направляясь к креслу у камина. – Наедине.

Удаляясь из библиотеки бок о бок с Лайей, Кэйрмиль оглянулась на Ташу даже сочувственно. Возможно, выражение Ташиного лица во время предшествующей речи подарило ей достаточно удовлетворения, чтобы перестать ненавидеть Ищущую господ Норманов – хотя бы на время.

Всё равно ловушка для Ищущей уже захлопнулась.

Даже когда за Кэйрмиль и Лайей закрылись двери, эйрдаль продолжал сидеть, глядя на угли, – молча. Таша тоже молчала, неподвижно ожидая на кушетке: что-то подсказывало ей, что проявлять инициативу лучше в других обстоятельствах и в другом месте.

– А ты умеешь ждать, – изрёк эйрдаль, когда тишина уже звенела у Таши в ушах. Повелительным, не подразумевавшим возражений жестом указал на соседнее кресло – и, когда Таша подчинилась, сев рядом, удостоил её взглядом бесцветных глаз. – И что ты можешь мне сказать, потерянная… и найденная наследница рода Морли?

Свершилось, подумала Таша, стараясь не ощущать себя мышкой, по доброй воле явившейся к кошке на ужин при свечах. Ещё бы этот дурацкий разговор с Кэйрмиль не привёл её в смятение, сейчас совершенно лишнее…

– Полагаю, вначале мне лучше ответить на ваши вопросы, – произнесла девушка хрипло, не решаясь прокашляться. – Они же у вас наверняка есть.

– Ты ведь не надеялась провести Рассвет этим дешёвым маскарадом?

– Нет, я…

– Говори правду. – Бесцветные глаза всматривались в её зрачки, словно в колодец. – Я всё равно узнаю, если вздумаешь солгать.

Он был совсем близко: положи Таша ладонь на ручку своего кресла, и их локти соприкоснутся. От эйрдаля пьяно и тошнотворно пахло гниющими лилиями; Таша уже привыкла не замечать запах тлеющих цветов, постоянно витавший в воздухе, но этот бил в нос, словно к ней подвинули ведро нюхательной соли. Фарфоровая кожа почти светилась в полумраке, тонкая острая красота черт завораживала, околдовывала. Светлые волосы, светлые глаза, светлая кожа – он казался выбеленным, прекрасным порождением властвовавшей за окном зимы. И кажется, что ты вот-вот упадёшь во тьму, чёрными звёздами светившуюся в его глазах, и ничто тебя не защитит: эти глаза видят всю тебя, всю, до самого дна…

Янтарная подвеска обожгла кожу во впадинке между ключицами.

В краткий миг болезненного просветления Таша нашла в себе силы опустить взгляд.

…дура! Как она могла забыть про очарование эйрдалей? Смотреть ему в глаза? Или, быть может, ей…

– Венец не знал, зачем я пойду к вам, – облизав пересохшие губы, проговорила девушка. – Просто… у них нет никакой другой нечисти. У них не было выбора.

– И они действительно надеялись утаить, что к нам явилась Ищущая господ Норманов собственной персоной?

– Они думали, что… даже если вы узнаете, вы не причините мне вреда. Они ведь нужны вам. Не в ваших интересах портить отношения…


– Они не в том положении, чтобы строить из себя гордецов, если мы случайно прикончим одного маленького оборотня. – Эйрдаль подпёр подбородок рукой, склонившись ещё ближе; Таша не могла слышать его движений, не могла видеть их, но чувствовала всё острее, чем когда-либо. – Дай-ка угадаю. Венец отчаянно не хочет марать свои благородные ручки, присоединяясь к нам подобным, и заслал тебя, дабы сделать своего двойного агента уже тройным? Ты ведь потому и вышла из тени, потерянная наследница рода Морли? Надеялась стать любимицей короля и ещё одним шпионом Венца при дворе?

Таша не ответила.

…хоть в чём-то он ошибался.

– А когда произошло покушение, они послали тебя сюда, дабы после убрать нас руками короля. Хороший план, ничего не могу сказать. – От запаха тлеющей лилии её начинало мутить. – Даже если тебя уберут, ничего страшного, так ведь? Что им какой-то маленький оборотень. Если дело не выгорит и им придётся присоединиться к нам, шпионы при дворе им уже не понадобятся – у нас…

– Нет. – Только бы сердце так не колотилось: это и человек-то, наверное, услышит, не то что эйрдаль… – Я приказала отправить меня сюда. Венец не смеет не подчиниться мне.

– И что же в тебе такого особенного, девочка?

…время пришло.

Таша расправила плечи – и, руша мосты, посмотрела ему в глаза.

– Я дочь Тариша Морли и Ленмариэль Бьорк, которая чудом спаслась в Кровеснежную ночь. Я – законная наследница престола Аллиграна. И, чтобы сместить с трона убийцу моего отца, мне нужна помощь Рассвета.

Долгое молчание эйрдаля было для неё лучшим подарком.

Впрочем, Таша поспешила опустить взгляд прежде, чем её собеседник опомнится.

– И с чего я должен верить тебе? – наконец произнёс эйрдаль.

– С того, что вам должно быть известно, ради чего борется Венец. Едва ли они стали бы упорствовать в своём желании вернуть сверженную династию на престол, не будь у них кандидата.

– И зачем же ты пришла сюда?

– Две головы лучше одной. С поддержкой эйрдалей, оборотней и ваших колдунов никто не сможет противостоять мне, и никто не помешает мне забрать мой трон. Да только попробуй вбей эту мысль в благородные головы сторонников Бьорков.

– И ты обманула Венец.

– К трону всегда приходится идти по головам. Ложь становится привычкой.

– А если ты всё же лжёшь мне?

Силы улыбнуться нашлись сами собой.

– Придётся вам верить мне на слово. Прочесть мои мысли вы всё равно не сможете.

– Так в этом уверена? Любую защиту можно сломать.

– Только не защиту амадэя.

В яблочко.

Таша наблюдала за тем, как меняется его лицо, и сердце её билось всё ровнее.

…это не так уж трудно: вспомнить, что ты чувствовала в Клаусхебере, спускаясь в чёрном платье навстречу толпе, жаждущей представления…

– Госпожа говорила, что она осталась одна в своём роде.

– Она солгала. После восстания Ликбера в живых остались четверо амадэев. Один из них – мой названый отец. Второй – его названый брат. – Подробности ни к чему. – Первый – лучший чтец сознаний и целитель за всю историю Аллиграна. Второй – Воин, такой же, как Зельда. Но он сильнее её.

Снова попала.

Конечно: Таша ведь не должна знать её имени.

– Этого не может быть. Госпожа… Зельда не лжёт мне.

– На пути к трону ложь становится привычкой, помните?

Эйрдаль изучал её лицо так, как звездочёты, должно быть, изучают небо, чтобы в мириаде сияющих точек вычислить связь и закономерность.

– Значит, – изрёк он после молчания, тянувшегося растопленной смолой, – у тебя есть два амадэя и ты хочешь заполучить в своё распоряжение третьего.

– Я хочу вернуть им право на жизнь без вечных пряток. Амадэям. Им и мне подобным, и эйрдалям тоже.

– Да ну?

– Люди убили мою семью и вырезали мой двор только за то, что наследница престола обращалась безобидными зверушками. В деревне, где я родилась, меня отправили на костёр, когда узнали, что мы с матерью оборотни. Люди, на глазах которых я росла. Люди, которым я никогда не делала ничего дурного. Думаете, после этого у меня остались причины любить их племя, навязывающее существующий порядок вещей? Не считая некоторых избранных его представителей, до которых мне есть дело, в отличие от общей безликой озлобленной массы? – Таша улыбнулась, и улыбка её была едва ли теплее, чем воздух за узкими тёмными окнами. – Я не стану лгать тем, кто предан мне. И не забуду тех, кто помог мне стать королевой.

Эйрдаль поразмыслил над её словами.

– Андукар, – сказал он наконец.