Карнавал лжи
Часть 39 из 90 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Заглянула в лицо, в котором мешалось слишком много сложно определимых чувств.
– Этот Найдж кажется хорошим парнем, – сказал Гаст негромко. – Он мне всё рассказал… об этом сообществе. О старом их сообществе, которое раскрыли. О том, как он с тобой познакомился.
– Да, моя мать действительно Ленмариэль Бьорк, – упреждая вопрос, произнесла Таша утомлённо. – Принцесса-оборотень, уцелевшая во время резни Кровеснежной ночью.
…в лице Гаста она отчётливо прочла: он ожидал этого ответа. Но надеялся на другой.
– И сколько ещё я о тебе не знаю? – после долгого молчания спросил он глухо.
– Много. А половина из того, что знаешь, неправда.
Странно, но происходящее ранило её меньше, чем должно было бы. Откровенно сказать, оно не ранило вовсе: Таша чувствовала одну лишь усталость. В голове её лейтмотивом крутились мысли о том, что прямо сейчас Алексас наверняка говорит Найджу: Джеми точно не сдаст ему задолженный зачёт – во всяком случае, не в ближайшее время. А ещё мысли о совете, где Основатели всё же поддержали её план, но честно расписали Таше все возможные исходы, которые прежде она лишь смутно предполагала. И некоторые из этих исходов её совсем не радовали – даже благополучные.
Словом, сейчас она предпочла бы говорить о чём угодно, только не о собственной лжи, и быть где угодно, только не здесь. Но и дальше откладывать беседу с Гастом начистоту было попросту нечестно.
– Не думал, что ты умеешь лицемерить.
…Таша никогда не хотела видеть в его глазах боль. И никогда не думала, что эту боль может причинить она.
Наверное, ей тоже должно быть больно, но она так устала…
– Я не лицемерила, Гаст. В основном. Я сама узнала всё не так давно. – Она смотрела на мягкий ворс ковра под ногами, слушала треск дерева в очаге: простые, знакомые, уютные вещи, помогающие оставаться в реальности вместо того, чтобы погружаться в болото вины. – Мама рассказала мне, когда я стала достаточно взрослой… достаточно, чтобы понять, что эта тайна может стоить мне жизни.
– А как насчёт того, что ты оборотень? Этого ты тоже не знала?
– Когда мы говорили в Броселиане…
– Тебе стёрли память. Да, знаю. А все годы до этого?
– Только не уверяй, что я должна была сказать тебе. – Таша как могла смягчила голос, чтобы в нём не прорвалось раздражение, всплеснувшееся внутри. – Ты не смог бы с этим смириться. Не смог бы об этом молчать. А стоило твоему дядюшке узнать…
– Ты должна была рассказать! Вы обе должны были рассказать, и не мне, а всем прадмунтцам! И дяде, и отцу тоже! – Гаст вскочил на ноги, чтобы гневно схватить её за плечи. Ташу должно было бы радовать, что друг наконец не боится прикоснуться к ней, но его речь вызывала в ней только желание отшатнуться. – Мы бы нашли способ вас защитить – и от короля, и от тех, кто в итоге за вами пришёл! Но вы скрыли это, и Мариэль убили, и Лив похитили, и тебя ввязали во всё это!
– Гаст, ты всерьёз полагаешь, что жители Прадмунта стали бы укрывать свергнутую принцессу, а твой дядя взял бы под своё крыло оборотня? И никто из них не побежал бы к Его Величеству, желая выслужиться перед новым королём, и не сделал бы ничего…
– Прадмунтцы – хорошие люди!
Таше вспомнились крики «сжечь зверя!».
– Правда?
…забавно. Ещё летом она была такой же, как он. Чуть менее наивной, наверное, – но куда более наивной, чем сейчас.
Она пока не до конца выжгла в себе всё, что нужно было выжечь, однако теперь ощутила странное удовлетворение от того, что в её душе сгорело уже очень многое. То, с чем ему только предстояло прощаться, корчась в агонии умирающего детства.
– Да, дядя – суровый человек, но ты знаешь, что он…
– Гаст, я вернулась в Прадмунт. Вскоре после того, как пустилась в погоню за убийцами мамы. – Тон её сделался вкрадчивым, и на сей раз Таша не стала глушить ядовитую злобу, поднимавшуюся из груди по горлу. – Знаешь, что сделал со мной твой дядя? Запер в заброшенном доме и поджёг его.
Гаст выпустил её плечи так резко, точно те могли его обжечь.
– Не может быть.
– Он сказал, что мы с Лив убили маму и сбежали.
– Дядя никогда…
– Алексас был со мной. Отец Дармиори даже не знал, кто он, но отправил его на костёр. Только за то, что он был со мной.
– Ты что-то…
– Вся деревня пришла смотреть, как мы горим заживо. Мы, двое детей, один из которых рос у них на глазах. Я кричала им, что невиновна, я умоляла пощадить меня, но они не желали щадить «порождение Мирк». И подливали масла на поленья, пока твой дядя…
– Ты врёшь!
Слова ударили больнее пощёчины – и всё-таки вынудили Ташу отшатнуться.
– И ты спрашиваешь, почему мы с мамой ничего не рассказывали? Ты, который был моим лучшим другом, а теперь обвиняет меня во лжи? – Когда девушка отступила от него к дверям, ждавшим за спиной, её саму удивило спокойствие собственного голоса, плохо вязавшееся с дрожью бешенства в стиснутых кулаках. – Мир далеко не так прост, как ты думаешь, и не так прекрасен. С тех пор как мы расстались, я хорошо это усвоила. Надеюсь, и ты поймёшь это раньше, чем твои милые иллюзии тебя убьют.
Таша отвернулась так резко, что пряди остриженных волос хлестнули её по щекам, – и, метнувшись к первой попавшейся комнате, рванула на себя ручку, чтобы пяткой захлопнуть за собой дверь.
Как ни удивительно, она наугад выбрала отведённую ей спальню: нашарив на стене светильник и прикосновением заставив тот вспыхнуть, Таша узрела на кровати с балдахином свою сумку, плащ и куртку. Не потрудившись убрать их, рухнула на узорчатое парчовое покрывало, уставившись на безвкусно золочёную люстру и чувствуя, как её трясёт от гнева, клокотавшего где-то под рёбрами, мерзким клубком свернувшегося в животе.
Таша долго лежала в одиночестве, неподвижно и безмолвно, но в конце концов замок на двери щёлкнул.
– Вижу, совет дался нелегко? – почти неслышно подойдя к кровати, поинтересовался Алексас.
– Как ни странно, нет. А вот для встреч старых друзей время действительно неподходящее. – Таша наконец села, чтобы стянуть сапоги. Оглядела комнату, оформленную в помпезных оттенках золота и алых роз; немногочисленные предметы обстановки были не менее помпезными, сплошь покрытыми вычурными узорами и завитушками. – Здесь всё такое… богатое.
– Безвкусное, хочешь сказать. – Опустившись на край кровати, Алексас поддел рукой золотые кисти балдахина. – Радуйся, что этой безвкусицы в комнате немного и большую её часть занимает не безвкусная мебель, а безвкусные обои и не менее безвкусный ковёр.
Таша слабо улыбнулась. Тут же вновь посерьёзнела.
– Ты сказал Найджу?
– Сказал. Ему нужно побыть одному, так что я оставил его. – Алексас поигрывал бархатной кистью, свисавшей со столбика кровати в изножье; лицо его не выражало ровно никаких чувств. – Как ты?
Прислонившись спиной к резному изголовью, Таша подобралась, обняв руками колени.
– Мне страшно, – просто сказала она, не боясь признаться ему в том, в чём не хотела признаваться даже себе самой. – До одури.
…она нисколько не боялась встречи с Лиаром. Но и не Лиару ей придётся противостоять.
– Не бойся, – сказал Алексас с уверенностью, вселявшей надежду, что их замысел всё же не полный бред. – Мы идём на подобный риск лишь потому, что за тобой стоят целых два амадэя, заинтересованных в том, чтобы с тобой ничего не случилось. Если не один, так другой вытащит тебя, попутно покончив с Зельдой.
– Мне изложили три варианта относительно благополучных исходов, два из которых мне совсем не нравятся. Из гарантий нашей безопасности – только вера в моих амадэев… Богиня, даже звучит абсурдно… и в то, что убивать нас никто не захочет, ибо живые мы полезнее.
– Летом у тебя не было и этих гарантий.
– И это единственная причина, почему я всё ещё хочу пойти туда. У любого, кроме меня, действительно не будет и таких гарантий. К тому же это единственный способ стравить Лиара с Зельдой. – Таша порывисто выдохнула, словно вместе с воздухом из неё могли выйти и страх, и гнев. – Если я отправлюсь в Рассвет, это наверняка побудит Лиара явиться за мной лично. В конце концов, победить Зельду он может лишь в своём собственном теле… или она его.
– Рассчитываешь, что Зельда его убьёт?
– Идеальным раскладом было бы, чтобы его убил Арон – после того, как Лиар убьёт Зельду. Рассчитывать на это глупо, но так я в любом случае увеличу шансы на подобный исход. А если Зельда убьёт его… нет, вряд ли. – Таша нехотя качнула головой. – Арон же говорил, что Лиар – сильнейший из них.
– Да. Говорил. – Чуть помедлив, Алексас встал. – Ложись. Завтра будет не легче, чем вчера.
Таша следила, как он уходит, слушая шаги, приглушённые кровавым ворсом ковра.
– Спасибо, что ты со мной, – зачем-то повторила она то, что уже говорила два дня назад.
Алексас оглянулся, ненадолго застыв на пороге – с улыбкой, бледным солнцем осветившей его лицо. Ничего не сказав, вышел, оставив Ташу всматриваться в запертую дверь.
…конечно, на деле она прекрасно знала, зачем повторяет это ему. Потому что где-то в этом же доме сейчас был человек, кардинально отличавшийся от него. Человек, подтвердивший худшие опасения маленькой Таши: что никто и никогда не будет любить её, зная всю правду о ней.
Пришло время взглянуть правде в глаза. Маленькая Таша – жившая в Прадмунте, безвестная, боявшаяся открыть свои тайны кому-либо, – сгорела летом в заброшенном доме. И всем её страхам, равно как и привязанностям, лучше остаться на том пепелище.
* * *
– Готова?
Лив отважно кивнула, пытаясь устроиться на стуле поудобнее.
Арон подвинул табурет, сев напротив – под пристальным наблюдением госпожи Лиден, для успокоения взявшей в руки вязание.
– Ты же говорил, твоя магия на Лиара не действует, – заметила она, орудуя крючком так ожесточённо, словно вместо шерстяных петелек тот прошивал тело врага.
– Это не магия. Узы, что связывают нас, – нечто большее. Их не разорвать просто так. Я пошлю Лиару ментальный зов, на который он, думаю, откликнется.
Арон подался вперёд; зеленоватые глаза всматривались в детское лицо так внимательно, словно надеялись отыскать что-то на дне зрачков.
Под шелест вьюги, искавшей лазейки, чтобы пробраться в дом, Лив согнулась пополам, схватилась за голову, – а когда выпрямилась, лицо её снова кривила чужая улыбка.
– А, так ты ещё не разучился Зову. Надо же. – Лиар закинул ногу на ногу, вольготно устраиваясь на стуле. – Рад, что былое величие не вконец в тебе угасло.
– Где Таша?
– Ни приветствия, ни вопроса, как дела у любимого брата. – Детский смешок в исполнении амадэя звучал холоднее, чем свист зимнего ветра, темнее, чем зимняя ночь. – Успокойся. Я же сказал: я не допущу, чтобы с ней что-то случилось.
– Где она?
– И что ты будешь делать, если узнаешь?