Карельский блицкриг

– Ты сам какими ветрами сюда занесен?

В заданном вопросе было много недосказанности, которая была хорошо понятна для любого военного, пережившего нелегкие годы «ежовской чистки».

– У меня все в порядке. Полностью реабилитирован и по приказу командарма Тимошенко направлен сюда в качестве представителя штаба фронта в 7-й армии.

– Представителя штаба фронта? – удивился Горский.

– Да. По предложению Шапошникова карельское направление переименовано в Северо-Западный фронт и его командующим назначен Семен Константинович.

– А Мерецкова куда? Начштабом фронта или так и останется на армии? – с интересом спросил комбриг.

– На армии. Начштабом фронта назначен командарм Смородинов, а что, это так важно?

– Даже очень. Если останется на армии, то, скорее всего, наступления в ближайшее время не будет… – Горский вопросительно посмотрел на собеседника, и тот с ним согласился.

– Скорее всего, ты прав. Пока Тимошенко вникнет в дело, пока примет решение – пройдет время.

– Значит, недели две-три спокойного времени есть, и мы успеем пополнить личный состав армии, – обрадовался комбриг.

– Успеете, – заверил его Рокоссовский, – там сильно за ваше направление взялись. Приказано помочь чем угодно, но чтобы к началу весны конфликт был завершен.

– Думаешь, успеем?

– А это как воевать будем… – многозначительно ответил комдив, и от его слов у Горского пробежали мурашки. Так сильно впечатались в сознание военных обрушившиеся на их головы репрессии.

Говоря с комбригом, Рокоссовский дал расплывчатую дату предполагаемого окончания конфликта с Финляндией. На совещании в Кремле Сталин назвал военным более точную дату прекращения боевых действий.

– Вам дается три месяца на исправление допущенных ошибок и разгром противника. Только три месяца и не неделей больше. Вам все ясно, товарищ Ворошилов? – В словах вождя сквозило столько горечи и сарказма, что нарком обороны залился пунцовой краской стыда.

– Так точно, товарищ Сталин. Все ясно, – вымученно произнес Климентий Ефремович, чем вызвал еще больший гнев у собеседника.

– Вот только не надо делать из товарища Сталина злодея, а из себя униженную и оскорбленную жертву. Кто уверял, что Красная армия сможет быстро прорвать финские укрепления и выйти к Хельсинки? Мы вам поверили, и оказалось – напрасно… – Сталин сделал обвиняющий жест по направлению к сидящим против него военным. – Линия Маннергейма не прорвана, в Карелии с большим трудом отбили наступление противника, 9-я армии на кандалакшском и ухтинском направлениях топчется на месте, делая шаг вперед и два назад. Только под Мурманском у наших войск наметился успех, но я боюсь его сглазить. Вдруг и там противник окажет нам непредвиденное сопротивление, – вождь гневно загибал на руке пальцы и, когда из них образовался кулак, с негодованием потряс им в сторону Ворошилова.

– Что помешало вам разбить противника? Зима? Местные условия или плохая работа разведки? – язви тельно спросил наркома Сталин и, не дожидаясь ответа, продолжил разнос первого маршала Страны Советов. – Я думаю, что у вас произошло головокружение от польского похода, когда, не вынув шашку из ножен, мы воспользовались плодами чужого труда. Вы что думали, что англичане и французы просто так на финнов ставку сделали? Что маршал Маннергейм хуже маршала Рыдз-Смиглы, а простые финские крестьяне хуже польских солдат? К чему вы готовились? К легкой прогулке? И поэтому не выделили красноармейцам в полной мере зимнее обмундирование. Ошибочно полагали, что укрепления противника состоят не из бетона, а из земли, и попытались разрушить их огнем полковых орудий, калибр которых не способен их разрушить. Не знали климатические особенности предстоящего театра боевых действий и вместо привычной каши и сухарей отправили в вой ска консервы, колбасы и буханки хлеба, которые промерзли на морозе и стали непригодными для питания?

Вождь с возмущением потряс взятой со стола кипой донесений и требовательно посмотрел на Ворошилова. Он ожидал получить объяснения на свои замечания непосредственно от наркома, но вместо него в разговор вступил командарм Шапошников.

– На любой войне есть свои непредвиденные трудности, товарищ Сталин. Ни один военный план не бывает без накладок, такова жизнь, – глуховатым голосом произнес начальник Генерального штаба.

Сидевший рядом со Сталиным Жданов подумал, что вождь разнесет командарма в пух и прах, но этого не случилось.

– Полностью с вами согласен, Борис Михайлович. Накладки случаются в любом деле, и от этого никто не застрахован, но вот обстоятельства диктуют нам свои условия, которые не позволяют нам удовлетвориться вашими объяснениями.

Сталин открыл лежавшую на столе папку и достал из нее три сколотых скрепкой листа.

– Вот почитайте донесение наркома Берии, чьи разведчики работают не в пример лучше своих армейских коллег. Наши агенты в Лондоне сообщают, что британский генеральный штаб намерен в начале марта отправить в Финляндию британские войска численностью не меньше дивизии. И отправятся они туда не одни, а вместе с французами. Вы представляете себе, что будет, если к марту месяцу мы не принудим финнов к капитуляции?

– Генеральный штаб это прекрасно понимает, Иосиф Виссарионович, но вряд ли к названному вами сроку англичане смогут направить в Финляндию даже дивизию. Согласно нашим расчетам, максимум, что они могут направить в Нарвик – это две бригады. Даже если добавить к этому аналогичные силы со стороны Франции, пусть даже дивизию, согласитесь, что это не те силы, с которыми обычно начинают большую войну, – резонно возразил командарм, но его слова не убедили Сталина.

– Мы не собираемся выяснять, чьи аргументы точнее и правильнее, ваши или наркома Берии, и сколько войск могут отправить к финнам наши потенциальные противники. Названо время, когда они начнут против нас боевые действия, и наша задача не дать им возможность сделать из малого конфликта большую войну. Скажите, сможет ли Красная Армия к началу марта наступающего года принудить Финляндию к капитуляции? Лично у меня после почти месяца боевых действий, как на Карельском перешейке, так и в Карелии, возникли серьезные сомнения по этому поводу. Развейте их, если сможете, Борис Михайлович, – предложил Сталин, и Шапошников смело принял вызов вождя.

– В первую очередь нам следует понять причины неудач и сделать из этого правильные выводы. В целом Генеральный штаб на основании полученных с фронта сведений уже провел необходимую работу по выяснению причин и подготовил ряд рекомендаций для исправления положения дел на Карельском перешейке.

– Честно говоря, товарищ Шапошников, после месячного топтания как-то не очень верится, что наши войска смогут совершить блицкриг и принудить финнов заключить выгодный для нас мир, – высказал свое сомнение Жданов.

– Блицкриг? Это что такое?

– Так западные газетчики окрестили стремительное наступление войск, приносящее быструю и сокрушительную победу над врагом.

– Чего только они не придумают, там у себя, – хмыкнул в ответ Сталин. – Так, смогут войска Ленинградского округа закончить конфликт с Финляндией к началу марта? – Вождь испытующе посмотрел на командарма, и тот выдержал его взгляд.

– Думаю, что смогут, товарищ Сталин, – без долгой задержки ответил Шапошников, отчего лицо у вождя несколько просветлело, а сидевший на стуле Ворошилов яростно заерзал. Наркому казалось, что командарм вступил на скользкий путь авантюры, но Шапошников и бровью не повел.

– Месяц уйдет на подготовку штурма укреплений противника, и месяц уйдет на их прорыв, взятие Выборга и выход к Хельсинки, – командарм говорил твердо и уверенно, как будто проводил штабное совещание, а не находился в кабинете верховного лидера страны.

– Что необходимо сделать, чтобы наши намерения не остались только на бумаге, Борис Михайлович? – полностью обратился в слух Сталин.

– Во-первых, Генеральный штаб предлагает преобразовать Карельское направление в Северо-Западный фронт со всеми вытекающими из этого последствиями и поставить во главе его опытного командира, способного полностью выполнить наши рекомендации. Конкретно Генеральный штаб предлагает кандидатуру командарма Тимошенко. Во-вторых, провести тщательную инженерную разведку укреплений противника и выявить его слабые места. Работу эту следует поручить группе специалистов во главе с дивизионным инженером Карбышевым. В-третьих, на предполагаемых местах прорывов создать ударный кулак из корпусной артиллерии и осадных орудий крупного калибра, а также создать специальные штурмовые отряды с обязательным участием в них саперов. В-четвертых, усилить командный состав 7-й армии опытными и инициативными командирами, закрепив за ними определенные участки работ по прорыву вражеской обороны.

Все свои предложения Шапошников излагал без всякой бумажки, немного волнуясь, и было видно, что это не сиюминутное озарение подстегнутого угрозой наказания, а тщательно продуманное и всесторонне взвешенное решение.

– Ваше предложение о создании Северо-Западного фронта предлагаю несколько расширить и дополнить. Думаю, будет правильно, если в помощь командарму Тимошенко мы направим товарища Жданова в качестве члена военного совета. А в помощь товарищу Мерецкову дадим корпусного комиссара Запорожца. Полагаю, что у вас нет возражений против этих кандидатур? – вождь обращался к Шапошникову, но вместо него ответил нарком, у которого, наконец, прорезался голос.


– Нет, товарищ Сталин.

– Тогда оформите все ваши предложения и наши пожелания директивой, и к вечеру жду вас с представлением мне ее на подпись, а также командарма Тимошенко для инструктажа. Надеюсь, что наше решение будет для него приятной неожиданностью и не испортит ему новогоднее настроение, – подвел итог беседы Сталин, но не один советский лидер раздавал подарки в преддверии наступления Нового года.

Свой подарок накануне Нового года преподнесли финнам англичане – в довольно своеобразной манере.

Опасаясь на первых порах конфликта, что финская армия не сможет должным образом противостоять Советам, генерал Айронсайд усиленно работал над созданием союзного корпуса для захвата Мурманска. К этому его подхлестывали события на полуострове Рыбачий и обстановка в районе Петсамо, которая складывалась далеко не в пользу финских соединений.

Также к этому британца подталкивала застарелая обида за свой архангельский конфуз. Два раза в неделю он внимательно заслушивал доклады офицеров имперского штаба, отдавал необходимые распоряжения. Десантный корпус не так быстро, как того хотелось Айронсайду, обретал свои реальные черты, как все вдруг изменилось – и виноваты в этом были западные наблюдатели при штабе Маннергейма.

Они расписали «рождественское» наступление финских войск на перешейке и в Карелии, а также боевые действия против 9-й армии в таких радужных красках, что у генерала моментально закралось сомнение в правильности своих авральных действий.

– Согласно отчету наших наблюдателей, Красная армия не так сильна, как нам прежде казалось, а финны не так слабы, как мы полагали вначале. Им удалось полностью сорвать наступление большевиков под Ленинградом и в Карелии и разгромить основную часть русских войск на севере страны. Единственная проблема у финских войск возникла в приполярной области Финляндии, но это в целом не портит общей картины большого успеха маршала Маннергейма, – доложил Айронсайд премьеру Чемберлену в преддверии наступлении Нового года.

– Приятное известие, Эдмунд. Финская армия оказалась вполне самодостаточна, и я полагаю, нам можно несколько сбавить обороты по созданию десантного корпуса. Я имею в виду польские части. Генерал Сикорский слишком много требует за участие польских частей в войне с русскими.

– Совершенно верно, сэр. Думаю, маршал Маннергейм без особого труда сможет продержаться против русских не только все три месяца и даже немного больше. Главное – регулярная поставка финнам затребованного ими вооружения и боеприпасов, и все будет нормально.

– Значит, решено. Полностью возвращаемся к первоначальным срокам плана создания союзного десантного корпуса на Мурманск. Что особенно просит прислать Маннергейм кроме зенитных орудий и боеприпасов к ним? Танки, самолеты?

– Орудия крупных калибров, которые мы обещали финнам для обстрела Ленинграда. О них маршал напоминает мне чуть ли не в каждом своем послании.

– Странно, зачем ему сейчас эти орудия, когда его армия стоит на перешейке, а не вблизи пригорода бывшей русской столицы? – удивился Чемберлен.

– Маршал надеется с их помощью нанести ущерб тылам соединений противника, осаждавших их укрепления на перешейке.

– Понятно. Прикажите отправить обещанные финнам орудия как можно скорее. Пусть это будет им мой новогодний подарок.

– Будет исполнено, господин премьер. Сейчас орудия находятся в Портсмуте и будут отправлены в Нарвик первым транспортом. К Крещению они могут не успеть попасть в Финляндию, но к Сретению будут точно, – заверил премьер-министра собеседник.

– Я рад тому, что наши дела в Финляндии идут лучше, чем мы того ожидали. Думаю, что это будет приятной вестью для господина Даладье, который испытывает постоянную тревогу от действий немецких войск на французской границе.

– Вряд ли стоит относиться к этим словам с должным вниманием. Французские пограничные укрепления самые мощные и крепкие в мире. Ни одна армия не сможет преодолеть линию Мажино быстро и без существенных потерь. И все стенания нашего французского союзника о немецкой угрозе я расцениваю как хитрый ход, призванный в той или иной мере облегчить его финансовое бремя по расходам на предстоящую войну, – безапелляционно заявил Айронсайд, и его слова нашли живой отклик со стороны Чемберлена.

– У меня аналогичное мнение, но чувство приличия и дипломатический этикет не позволяют мне сказать это в лицо господину Даладье. Это вы, военные, можете открыто назвать белое белым, а черное черным, в дипломатии все, увы, не так, – с некоторым сожалением в голосе произнес премьер. – Но не будем о грустном. Значит, Благовещение остается временным ориентиром начала проведения высадки нашего десанта под Мурманском и аврал отменяется.

– Совершенно верно, сэр. Мне кажется, что для того, чтобы сделать французов более сговорчивыми в плане отправки войск в Финляндию, следует намекнуть о возможности замены их дивизии польскими соединениям. Это вызовет у них привычное подозрение в нечистой игре с нашей стороны, со всеми вытекающими из этого последствиями.

– Мысль неплоха, главное не переусердствовать. Иначе самомнение поляков возрастет до небес, а Даладье серьезно обидится и в качестве ответной меры не станет поддерживать нас в действиях на юге.

– Это будет довольно трудно сделать, сэр, – возразил Айронсайд. – В отличие от Финляндии, на юге от французов требуется отправка самолетов, а не солдат. Тут слишком мало возможностей для маневра, да и у верховного комиссара в Сирии очень чешутся руки подраться со Сталиным.

– Мне нравится ваш боевой настрой, Эдмунд. Будем надеяться, что новый год, который мы скоро впустим в свой дом, принесет нам больше удачи, чем тот, что уйдет от нас через заднее крыльцо, – высказал традиционное пожелание Чемберлен.

Каждая из сторон строила большие планы и имела серьезные надежды на наступающий високосный 1940 год, которому предстояло стать годом большой войны или относительно спокойной мирной передышки.





Глава XII

На Северо-Западном фронте без перемен




То, что командование взялось за подготовку к прорыву финских укреплений всерьез и основательно, Любавин почувствовал вскоре после своего прибытия на новое место службы. Едва приняв командование батальоном, он тут же получил приказ от комполка наладить на своем участке разведку инженерно-оборонительных сооружений противника.

Учитывая то состояние, в котором достался ему батальон, задача была довольно трудной. Людей катастрофически не хватало, о проведении полномасштабных разведывательных действий не могло быть и речи, но Любавин нашел выход из трудного положения. Не имея возможности посылать разведчиков в тыл противника, старший лейтенант делал упор на наблюдение за передовой противника. При этом он не ограничился одним отданием приказа, а подошел к этому делу всесторонне и творчески. Побывав в каждой из рот, Любавин сам произвел отбор личного состава и назначение в наблюдатели, стараясь выявить тех людей, у которых в голове был холодный ум, а в груди пламенное сердце.

Выступая перед выбранными им солдатами, комбат старался всячески донести до них значимость порученного им задания.

– Любой выявленный вами дот, блиндаж с огневой точкой или пулеметное гнездо означает сохранение жизни ваших товарищей, которые пойдут на штурм вражеских укреплений. И наоборот, просмотренный вами узел вражеской обороны может если не сорвать наступление, то заставит заплатить большую цену за свое уничтожение, – наставлял Любавин наблюдателей.

Полностью доверяя своим избранникам, он вместе с тем ввел правило, по которому по прошествию недели наблюдатели менялись местами. Сделано это было по простой, но очень веской причине. От длительного наблюдения глаз человека мог, что называется, «замылиться». Привыкший к однообразию картины наблюдатель мог пропустить некоторые моменты, тогда как свежий взгляд со стороны мог их выявить.

Каждый вечер результат наблюдений наносился на специальную карту, созданную Любавиным для выполнения задания командования. Уже к концу недели на ней заняли свои места финские доты, сектора их обстрела, а также извилистая линия вражеских траншей и огневые точки на них.

Когда позволяли возможности, комбат сам посещал передовую линию окопов, стремясь знать обстановку воочию, а не по докладам подчиненных. Благодаря этому он хорошо знал особенности своего участка передовой, и когда батальон получил стереотрубу для наблюдения за противником, быстро нашел место для нового наблюдательного пункта.

За все это время на участке Любавина так и не появились ставшие стремительно легендарными финские снайперы «кукушки», которые по рассказам соседей не давали им продыху. Засев в специально оборудованном месте, эти «наседки» вели прицельный огонь по переднему краю советской обороны, выбивая в первую очередь командиров, наблюдателей и связистов.

Подобные действия невидимого врага создавали нервозную обстановку в ротах и взводах. Избирательные действия снайперов кроме сокращения командного состава подрывали моральный дух среди личного состава, его уверенность в скорой победе.