Капкан для наследницы

В комнате, кроме нас с Татьяной, находились еще люди: женщина сидела поодаль и мужчина, который держал Яна за руку. Возможно, это был врач, а женщина, я думаю, сиделка. Без возражений они молча поднялись и вышли. Татьяна что-то хотела сказать, но мужчина шепнул ей несколько слов на ухо и вывел ее из комнаты.

Я обошла кровать и села на стул. Луч света скользнул по лицу Яна, я ужаснулась, увидев, что сделала с ним болезнь: впалые щеки, синяки под глазами, обескровленные губы. Теперь этому некогда красивому юноше можно было дать вдвое больше лет, чем есть на самом деле.

— Ты давно болеешь? — ничего более умного, чем спросить о болезни, мне не пришло в голову.

— Давно. Это мне наказание за грехи.

— Какие грехи, Ян? Ты кого-то убил, ограбил? — попыталась я пошутить.

— Я тебя обидел! Себе жизнь поломал, тебе, Татьяне.

— Это не грех, это жизнь. Такое со многими случается.

— Мне кажется, все мои несчастья начались с того момента, когда я тебя предал. За это меня бог наказал. Я лишил себя и тебя счастья. Я не оправдал твоих надежд.

Похоже, с этой навязчивой мыслю, он всю жизнь прожил. Татьяна права, он — псих, мазохист. Если я начну его убеждать в том, что не жалуюсь на жизнь и считаю себя вполне счастливой женщиной, он тут же умрет от разочарования. Это что же получается — он страдал зря?! Но если я сейчас не прерву этот сеанс самобичевания, то еще не скоро узнаю, с какой целью он хотел меня видеть.

— Я не жалуюсь. Так жизнь сложилась, и ничего не изменишь. У меня все нормально, ты зря себя казнишь.

— Нет, ты меня жалеешь. Мне Татьяна рассказывала, ты тоже неудачно вышла замуж, муж у тебя деспот.

Поражалась я Татьяне. Не старалась бы она Яна побольнее уколоть, не напоминала бы ему о давно забытом чувстве, того и гляди, все нормально бы сложилось.

— Я хочу компенсировать тебе моральный ущерб за поломанную твою жизнь, — продолжал говорить Ян.

Он точно болен! О чем он? О какой поломанной жизни? О каком моральном ущербе? Танька явно перестаралась! В свое время ему бы помог хороший психоаналитик или даже психиатр. Сейчас уже, конечно, поздно. Не хочется его расстраивать. Сколько ему еще осталось жить? Выглядит он прескверно. Но, видно, разочаровать все же придется.

— Ян, ну о чем ты говоришь? Я ни в чем тебя не виню. Я давным-давно тебя простила.

— Я говорю о завещании. Я скоро умру, я это чувствую.

— Не придумывай. Ты поправишься. Приедешь ко мне в гости. Тебе рано думать о смерти, ты еще молодой мужчина, — не очень убедительно вещала я.

— Молодые тоже умирают. Но не перебивай меня, мне и так трудно говорить. За те почти двадцать лет, что мы не виделись, я сколотил неплохое состояние. Деньги, недвижимость, этот дом и доля в нескольких строительных компаниях. Дом я вновь передаю в музей, акции компаний отходят компаньонам, а деньги — часть пойдет в благотворительный фонд, остальные хочу завещать тебе.

— А как же жена, твой ребенок?

— Ты Татьяну считаешь моей женой? Во-первых, мы давно порознь. Во-вторых, именно она отравила мне жизнь, и я ничего не хочу ей оставлять. А ребенок — это не мой ребенок, чтобы она ни говорила. Много лет назад ему делали операцию. Его «заботливая» мамаша прохлопала ушами, довела ребенка до перитонита. Понадобилось переливание крови. Я хотел предложить свою, но моя кровь не подошла. Врач, мой хороший знакомый, мне объяснил, что у меня с Татьяной не может быть детей с такой группой крови. Я очень хорошо знаю свою жену, поэтому это известие меня не очень удивило. Но ты не переживай, ее сын получит средства на продолжение учебы, а дальше пусть зарабатывает деньги сам.

Ян разволновался, разговор о Татьяне причинял ему определенные страдания: его дыхание сбилось, голос задрожал. Я поторопилась перевести беседу в иное русло:

— Хорошо, Ян, если речь идет о небольшой сумме, я готова ее принять, но не как компенсацию за моральный ущерб, а скажем, как подарок или как память о тебе. Но знай, я не тороплюсь получить эти деньги, более того, чем позже я их получу, тем будет лучше. И совсем будет прекрасно, если этими деньгами ты распорядишься сам, когда выздоровеешь.

— Добро! Ничего иного я и не хотел услышать. Я сейчас же внесу изменения в завещание. Ты можешь пригласить моего нотариуса? Он составит все необходимые документы, — попросил Ян и указал взглядом на дверь.

Все понятно, я не угадала, этот мужчина — нотариус, а не врач, как мне показалось. Я открыла дверь и хотела уже выйти, но с порога меня окликнул Ян:

— Марина, ты погостишь здесь несколько дней? Я так хочу знать, как тебе жилось все эти годы.

Голос его был таким жалобным, что я не смогла ответить ему иначе:

— Да, конечно, я поживу здесь несколько дней и, если захочешь, буду каждый день приходить к тебе, и мы будем говорить, говорить, говорить…

— Спасибо тебе!

Я вышла из комнаты. Под дверью стояла Татьяна и сиделка.

— Подслушиваешь?

— Что ты! Я просто тебя ждала. — Конечно, она подслушивала. Если это не так, отчего же она тогда отпрянула от двери, когда я выходила?

— Не бойся, я все сделала, как мы договаривались. Я согласилась.

— Я знала, что ты не подведешь. Что он тебе предложил?

— Извини, потом. Я должна выполнить одно поручение.

Чуть в стороне от двери стоял нотариус и разговаривал с Вацлавом. И этот здесь!

— Не хочется прерывать вашу беседу, но Ян просил зайти к нему пана нотариуса.

Мужчина извинился перед Вацлавом и направился в комнату, а я решила, что пора кое-что выяснить.


— Пан Вацлав, могу я вам задать один вопрос?

— Почему нет? Спрашивайте.

— Мой старинный друг пан Кисневский пригласил меня в гости, но по состоянию здоровья не может уделить мне много времени. Да?

— Да, — согласился Вацлав, все еще не понимая, к чему я клоню.

— Мне скучно, в моей комнате нет даже телевизора, перед домом гулять негде.

Скажите, могу я съездить в город или выйти на прогулку в лес?

Он подозрительно на меня посмотрел.

— Я думаю, в ваших интересах оставаться в доме. Я не советовал бы вам выходить за пределы замка.

— Но почему?

— Пан Кисневский в тяжелом состоянии и может в любой момент пригласить вас к себе проститься. Думаю, вы не захотите, чтобы он не дождался.

— Так плохи его дела?

— К сожалению. А что касается прогулок в лесу, то это небезопасно, там бродят одичавшие псы. К тому же вы можете заблудиться.

— Что же мне делать? Сидеть в четырех стенах?

— Ну отчего же? Вы можете походить по дому, он представляет собой историческую ценность, раньше здесь находился музей. На первом этаже размещена большая коллекция старинных гобеленов, фарфора и охотничьего оружия. Я скажу Малгожате, она вам покажет музейные экспонаты. Захотите почитать, у нас есть библиотека.

— Спасибо, я там уже была. Все книги у вас практически на польском языке, а я его не знаю.



— Тогда вам принесут телевизор, но у нас нет российских каналов, в лучшем случае можно поймать Украину.

— И на том спасибо, — поблагодарила я Вацлава и пошла в свою комнату.

Не успела я закрыть за собой дверь, как постучалась Татьяна:

— Марина, открой.

Пришлось ее впустить.

— Ты согласилась? — сходу спросила Татьяна.

— Ты ведь все слышала, стояла под дверью.

— За кого ты меня принимаешь? Ты думаешь, я подслушивала?

— Я не думаю, я в этом уверена.

— Ты не хочешь войти в мое положение! — упрекнула Татьяна.

— Только не строй из себя обиженную, сама во всем виновата. Я согласилась принять некоторую сумму денег. Теперь дело за тобой. Ты звонила Никите? Где мой паспорт? Я хочу побыстрее уехать.

— Он не отвечает на звонки.

— Меня это не интересует! Езжай сама! Это твои проблемы, где взять мне паспорт. Если завтра у меня не будет документов, я пойду к Яну и расскажу, каким образом меня сюда доставили. Не думаю, что ему это понравится. Наверное, наплела ему с три короба о том, как долго и нудно уговаривала меня приехать?

— Хорошо, я подумаю, как решить твою проблему с паспортом, — сказала Татьяна и демонстративно вышла из комнаты, всем своим видом показывая, как я ее обидела.

Только мне было наплевать на ее обиду, она сама заварила всю эту кашу, пусть теперь отправляет меня обратно. Вариантов всегда должно быть не меньше двух. Вдруг Алине не удастся за мной приехать, тогда у меня остается Татьяна.

Не успела я закрыть за Ларионовой дверь, как вновь постучали.

— Кто? — раздраженно рявкнула я.

У меня столько в голове скопилось информации, мне хотелось спокойно сесть и все обдумать, а вместо этого приходилось подбегать к двери и как галчонок кричать: «Кто там?»

— Пан Вацлав приказал установить телевизор.

— Это хорошо, не так будет скучно. — Я открыла дверь.

Охранник (мы с доктором его видели раньше у ворот) занес в комнату телевизор. Вся процедура подключения заняла немного времени, и вскоре я вновь осталась одна. Слава богу! До обеда еще полно времени, я смогу обо всем спокойно подумать.

Итак, что я имею? Ян был когда-то влюблен в меня и до сих пор испытывает комплекс вины. Причем эта мнимая вина приобрела у него маниакальный характер. Мы не виделись почти двадцать лет, и он все эти годы помнил обо мне и страдал. В чем-то Татьяна права. Со здоровым мужчиной такое не произойдет, все они живут по принципу: «С глаз долой, из сердца вон». Правда, на психа Ян не похож — он не заговаривается и, как мне кажется, при полной памяти. Была, конечно, у него навязчивая идея во что бы то ни стало меня увидеть перед смертью и компенсировать мои моральные страдания в денежной форме. Но это его право, кому хочу — тому все и отписываю. Мне даже его в какой-то мере жаль, всю жизнь прожил, чувствуя себя виноватым.