Капитанская дочка для пирата
Часть 7 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Кости, значит, – ее голос пробирает меня до самого нутра, будто падаю в ледяную воду с головокружительной высоты, а тонкие и гибкие пальцы не останавливаются, распутывают первый слой, за ним еще один.
Вот и точеный изгиб бедра. Ткань скользит по коже, потрескивает от соприкосновения с телом, а мне кажется, что у меня сейчас брызнут искры из глаз. Или из другого места.
Бок, тонкие линии проступающих ребер, округлая грудь. Я вижу темные пятна на белой коже. Синяки от моих пальцев. С самого донышка моей души поднимается огненный вихрь при одном только воспоминании о тех прикосновениях.
Еще один кусочек ткани и она остается стоять посреди каюты совершенно обнаженной. Плед отброшен в сторону, по спине расплескался огонь ее волос. Никакой попытки прикрыться.
– Кости, да? – говорит она, а я совершенно дурею, когда тонкая рука мимолетно скользит по ключицам и вниз по животу.
– Как тростник… тонкая, – хриплю, но пальцы немеют и больше не могут застегнуть ни одной пуговицы на рубашке. – Ты ведь понимаешь, что нарываешься, Ария? – добавляю серьезно, без тени злорадства. Хочу услышать правду, потому что звон в ушах стискивает голову, бежит гулкой сумасшедшей волной вниз и прячется-запирается ниже пупка.
А у нее губы в улыбке растягиваются. До сладкой боли.
– Ты-то это отлично понимаешь. Зачем спрашивать тогда? – ручка тянется к рубашке. – Заметь, мое поведение – ответ на твою провокацию. Теперь мы знаем, что не такие уж тут и кости. Хочешь спровоцировать еще? Я и с клинками прекрасно обращаюсь.
– Врушка, – смеюсь, но самому кисло до ужаса. То ли я голоден, то ли ГОЛОДЕН! Морская бездна, и почему у старика дочь, а не сын?! Оставил бы его на палубе полы мыть!
Договариваю, стараясь понижать голос, чтобы не сипел:
– Такие тощие руки, как у тебя, не способны даже клинок удержать.
Опускаю взгляд, будто отклеиваю себя от нее с кусками кожи, с болью. Жажда мучает и крутит. Мне приходится сцепить зубы и медленно выпустить горячий воздух. Другой бы давно сломал крошку: зря она играется.
– Испытай меня, – Ария накидывает рубашку и аккуратно застегивает пуговицы. Разумеется, та на ней висит, как мешок на ручке швабры. Но я помню каждый долбаный изгиб и, будь я проклят, если моя одежда ее портит. Дрожь по позвоночнику бежит, когда понимаю, что не избавлюсь от запаха ландышей, даже если постираю одежду. Каюта пропиталась до самого потолка, теперь эта пигалица еще и в тряпки влезла.
– Испытай меня, Энзо, – повторяет она, а в глазах – бездна и пламя. Безумие. – Или ты поднимаешь оружие, только когда топишь корабли?
Глава 9. Ария
У Энзарио меняются глаза. В светло-карих радужках вспыхивает заинтересованный огонь. Он переливается оливковым и прячется под густыми ресницами. Скулы хищно вытягиваются, губы изгибаются в коварную линию улыбки.
– Если сдашься, выполнишь мое желание, – смотрит на меня и не моргает. – Так что, фурия, ты хоть саблю в руках держать умеешь или только комариным кортиком отмахиваешься?
– Если ты о той зубочистке, которой размахивал на борту Ласточки, то я с ней прекрасно справлюсь.
Скрещиваю руки на груди и возвращаю пирату негодующий взгляд. Я совершенно опустошена и вымотана, но он не узнает. Нет-нет-нет!
Никогда не поймет, чего мне стоил весь этот цирк с раздеванием.
Мне нужно было как-то его раскачать. Заставить дать мне оружие. Вывести из этой комнаты. Видит Ишис, мне проще сказать ему что-то в лоб, чем разыгрывать сладкий спектакль.
Осталось сыграть только на гордости. Заставить его желать переломить меня, подчинить. И жажда эта должна быть так сильна, что он согласится на поединок. Только бы доказать свое превосходство и власть. А уж я не простая «папина дочка». Меня обучали лучшие из лучших, и я проверну сталь в его груди!
Плевать, что будет дальше. Даже если меня убьют, то картой уже никто не воспользуется. Враг будет повержен. Моя кровь сгинет в море.
Мне нужны его слабые места, а их нет. Даже будучи на взводе он не пытается давить слишком сильно: держится, сопротивляется. Никакого насилия.
А ведь мог бы. Я не слепая, вижу, каких трудов ему стоит эта игра в безразличие и самоуверенность.
Почему? Почему просто не ломает? К чему эта забота, колыбельные, исцеление слезами? Почему просто в трюме не бросил? Подкармливал бы, чтобы не сдохла, и дело с концом.
Но нет. Он держится, даже по-доброму разговаривать пытается. Все-таки вину чувствует? Или просто вот такой сам по себе?
И ведь он не убивал отца…
Где-то в голове противно пищит тонкий голосок меня самой, слабой и понимающей. Малышки Арии, которой только стукнуло десять, и она смотрит на мир широко распахнутыми глазами полными восторга и готовности прощать.
Он не убивал…
Но он затопил Ласточку. Мою жизнь. Мою семью!
Не убивал. И вспомни, отец даже не пытался сражаться. Даже не пробовал увести корабль. Будто сдался.
Не увел бы. Совсем разные скорости.
Но дело не в этом, ты же понимаешь. Папа не пытался. Знал что-то? Чувствовал неизбежный финал?
Веду плечом, отмахиваюсь от настойчивого голоска. Я в плену врага. И даже если он вынудит меня подчиняться, то я буду делать это по своим правилам.
Пират выступает вперед. Молчит. Только продолжает смотреть в глаза. Так долго, что я мечтаю отвернуться, но не сдаюсь.
– Держи, пригодится, – он протягивает мне плетеный кожаный пояс. На вид совсем не мужской. Бывшей любовницы?
Стискиваю пояс и смотрю на него, как на ядовитую змею. Почему меня это вообще волнует?
– Брон! – дверь дергается, и кто-то снаружи грохочет кулаками по обшивке. – Ты там живой, капитан? Или девка заездила, капитан? – противный голос подхватывает грохот смеха команды.
Энзарио подмигивает мне и распахивает дверь.
– Я тебя когда-нибудь разжалую за бесцеремонность, Риччи! Сколько дней до порта?
– Четыре, капитан Энзарио! – добродушно и весело отвечает светловолосый моряк. Кудрявый, как овечка.
– Хорошо. Завтрак готов?
– Мы уже и пообедать успели, – хохочет кто-то другой.
– Вот и молодцы, – отвечает спокойно пират, а затем гаркает: – Свалили все с палубы, и чтобы я час не видел ваших любопытных носов! Усекли?!
Гул голосов затихает в шорохе шагов, а Энзо поворачивается ко мне:
– Ну, что ж, теперь можно и подраться, – и улыбается, как сытый кот. – А то твои голые ножки сведут команду в могилу, – поясняет он и машет рукой назад.
Усмехаюсь в ответ. Он не дождется от меня волнения или страха. Вот только Бикуля бы выручить, за него тревожно и неспокойно на душе. Оставила в трюме, знак подала, чтобы тихо сидел.
Спасти бы друга, но я понимаю, что не нужна ему моя помощь. Он спокойно дотянет до порта и сбежит, не маленький. Сильный зверь, умный, прятаться умеет, двери открывать и воровать, если нужно. Выкарабкается.
Оглядываю Энзо с ног до головы, прикидываю его рост и вес.
Вот же швабра, не меньше двух метров в высоту! Сильный. Весит вдвое больше меня, минимум.
Прекрасно сложен, явно не первый год саблей размахивает. И жизнь на корабле не сахар, сама знаю.
Красивый…
Я бы даже сказала очень.
Так. Эта мысль явно лишняя!
Закусываю губу только бы не вспоминать, как прижимал к себе крепко и песенку напевал.
Но памяти я не указ и она, будто в насмешку, подкидывает новые и новые картинки, а щеки вспыхивают предательским румянцем.
Прикрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на поединке, а Энзо, чтоб его спрут сожрал, словно мысли читает, и усмешка только шире становится.
Рост и вес – его слабость. Он не может быть быстрее меня.
Когда я буду скользить по палубе, нанося удар за ударом, пирату придется несладко.
Бросаю взгляд на карту, и в груди все переворачивается.
Отец всегда говорил, что это сокровище может принести одни лишь беды.
Но я бы хотела на посмотреть, что прячут эти точки…
Одним глазком глянуть, что наша семья оберегала поколениями.
А может стоит это сделать? Что решит вот эта отчаянная игра? Моя смерть отцу тоже не поможет. Не вернет Ласточку.
И разве мне не интересно?
Разве я не хочу знать, что там, за этими странными отметками?
Ты сама себе врешь, Ария. Ты даже не пыталась убить его во сне, хотя могла попробовать. Месть ведь сладка, правда? Но ты прикипела к карте, как зачарованная, и хочешь пройти этот путь, хотя боишься себе в этом признаться.
Ты хочешь поплыть с ним. К неизвестной земле.
Разве отец не поступил бы так же?
Он ценил приключения. И все риски понимал. Но по пути карты никогда не следовал. Ни-ко-гда.
Откидываю волосы назад и стягиваю их в узел на затылке. Всерьез подумываю их отрезать. У пирата не должно быть ни одной возможности меня схватить!
– Долго марафет будешь наводить? Или драться пойдем? – говорит Энзо, насмехаясь, и хитро щурится. – Уж очень желание хочется озвучить.
– Мою роскошную гриву убрать надо, как следует, – отвечаю насмешливо. – Это твои три волосины можно скрутить ремешком, и всех делов.
Вот и точеный изгиб бедра. Ткань скользит по коже, потрескивает от соприкосновения с телом, а мне кажется, что у меня сейчас брызнут искры из глаз. Или из другого места.
Бок, тонкие линии проступающих ребер, округлая грудь. Я вижу темные пятна на белой коже. Синяки от моих пальцев. С самого донышка моей души поднимается огненный вихрь при одном только воспоминании о тех прикосновениях.
Еще один кусочек ткани и она остается стоять посреди каюты совершенно обнаженной. Плед отброшен в сторону, по спине расплескался огонь ее волос. Никакой попытки прикрыться.
– Кости, да? – говорит она, а я совершенно дурею, когда тонкая рука мимолетно скользит по ключицам и вниз по животу.
– Как тростник… тонкая, – хриплю, но пальцы немеют и больше не могут застегнуть ни одной пуговицы на рубашке. – Ты ведь понимаешь, что нарываешься, Ария? – добавляю серьезно, без тени злорадства. Хочу услышать правду, потому что звон в ушах стискивает голову, бежит гулкой сумасшедшей волной вниз и прячется-запирается ниже пупка.
А у нее губы в улыбке растягиваются. До сладкой боли.
– Ты-то это отлично понимаешь. Зачем спрашивать тогда? – ручка тянется к рубашке. – Заметь, мое поведение – ответ на твою провокацию. Теперь мы знаем, что не такие уж тут и кости. Хочешь спровоцировать еще? Я и с клинками прекрасно обращаюсь.
– Врушка, – смеюсь, но самому кисло до ужаса. То ли я голоден, то ли ГОЛОДЕН! Морская бездна, и почему у старика дочь, а не сын?! Оставил бы его на палубе полы мыть!
Договариваю, стараясь понижать голос, чтобы не сипел:
– Такие тощие руки, как у тебя, не способны даже клинок удержать.
Опускаю взгляд, будто отклеиваю себя от нее с кусками кожи, с болью. Жажда мучает и крутит. Мне приходится сцепить зубы и медленно выпустить горячий воздух. Другой бы давно сломал крошку: зря она играется.
– Испытай меня, – Ария накидывает рубашку и аккуратно застегивает пуговицы. Разумеется, та на ней висит, как мешок на ручке швабры. Но я помню каждый долбаный изгиб и, будь я проклят, если моя одежда ее портит. Дрожь по позвоночнику бежит, когда понимаю, что не избавлюсь от запаха ландышей, даже если постираю одежду. Каюта пропиталась до самого потолка, теперь эта пигалица еще и в тряпки влезла.
– Испытай меня, Энзо, – повторяет она, а в глазах – бездна и пламя. Безумие. – Или ты поднимаешь оружие, только когда топишь корабли?
Глава 9. Ария
У Энзарио меняются глаза. В светло-карих радужках вспыхивает заинтересованный огонь. Он переливается оливковым и прячется под густыми ресницами. Скулы хищно вытягиваются, губы изгибаются в коварную линию улыбки.
– Если сдашься, выполнишь мое желание, – смотрит на меня и не моргает. – Так что, фурия, ты хоть саблю в руках держать умеешь или только комариным кортиком отмахиваешься?
– Если ты о той зубочистке, которой размахивал на борту Ласточки, то я с ней прекрасно справлюсь.
Скрещиваю руки на груди и возвращаю пирату негодующий взгляд. Я совершенно опустошена и вымотана, но он не узнает. Нет-нет-нет!
Никогда не поймет, чего мне стоил весь этот цирк с раздеванием.
Мне нужно было как-то его раскачать. Заставить дать мне оружие. Вывести из этой комнаты. Видит Ишис, мне проще сказать ему что-то в лоб, чем разыгрывать сладкий спектакль.
Осталось сыграть только на гордости. Заставить его желать переломить меня, подчинить. И жажда эта должна быть так сильна, что он согласится на поединок. Только бы доказать свое превосходство и власть. А уж я не простая «папина дочка». Меня обучали лучшие из лучших, и я проверну сталь в его груди!
Плевать, что будет дальше. Даже если меня убьют, то картой уже никто не воспользуется. Враг будет повержен. Моя кровь сгинет в море.
Мне нужны его слабые места, а их нет. Даже будучи на взводе он не пытается давить слишком сильно: держится, сопротивляется. Никакого насилия.
А ведь мог бы. Я не слепая, вижу, каких трудов ему стоит эта игра в безразличие и самоуверенность.
Почему? Почему просто не ломает? К чему эта забота, колыбельные, исцеление слезами? Почему просто в трюме не бросил? Подкармливал бы, чтобы не сдохла, и дело с концом.
Но нет. Он держится, даже по-доброму разговаривать пытается. Все-таки вину чувствует? Или просто вот такой сам по себе?
И ведь он не убивал отца…
Где-то в голове противно пищит тонкий голосок меня самой, слабой и понимающей. Малышки Арии, которой только стукнуло десять, и она смотрит на мир широко распахнутыми глазами полными восторга и готовности прощать.
Он не убивал…
Но он затопил Ласточку. Мою жизнь. Мою семью!
Не убивал. И вспомни, отец даже не пытался сражаться. Даже не пробовал увести корабль. Будто сдался.
Не увел бы. Совсем разные скорости.
Но дело не в этом, ты же понимаешь. Папа не пытался. Знал что-то? Чувствовал неизбежный финал?
Веду плечом, отмахиваюсь от настойчивого голоска. Я в плену врага. И даже если он вынудит меня подчиняться, то я буду делать это по своим правилам.
Пират выступает вперед. Молчит. Только продолжает смотреть в глаза. Так долго, что я мечтаю отвернуться, но не сдаюсь.
– Держи, пригодится, – он протягивает мне плетеный кожаный пояс. На вид совсем не мужской. Бывшей любовницы?
Стискиваю пояс и смотрю на него, как на ядовитую змею. Почему меня это вообще волнует?
– Брон! – дверь дергается, и кто-то снаружи грохочет кулаками по обшивке. – Ты там живой, капитан? Или девка заездила, капитан? – противный голос подхватывает грохот смеха команды.
Энзарио подмигивает мне и распахивает дверь.
– Я тебя когда-нибудь разжалую за бесцеремонность, Риччи! Сколько дней до порта?
– Четыре, капитан Энзарио! – добродушно и весело отвечает светловолосый моряк. Кудрявый, как овечка.
– Хорошо. Завтрак готов?
– Мы уже и пообедать успели, – хохочет кто-то другой.
– Вот и молодцы, – отвечает спокойно пират, а затем гаркает: – Свалили все с палубы, и чтобы я час не видел ваших любопытных носов! Усекли?!
Гул голосов затихает в шорохе шагов, а Энзо поворачивается ко мне:
– Ну, что ж, теперь можно и подраться, – и улыбается, как сытый кот. – А то твои голые ножки сведут команду в могилу, – поясняет он и машет рукой назад.
Усмехаюсь в ответ. Он не дождется от меня волнения или страха. Вот только Бикуля бы выручить, за него тревожно и неспокойно на душе. Оставила в трюме, знак подала, чтобы тихо сидел.
Спасти бы друга, но я понимаю, что не нужна ему моя помощь. Он спокойно дотянет до порта и сбежит, не маленький. Сильный зверь, умный, прятаться умеет, двери открывать и воровать, если нужно. Выкарабкается.
Оглядываю Энзо с ног до головы, прикидываю его рост и вес.
Вот же швабра, не меньше двух метров в высоту! Сильный. Весит вдвое больше меня, минимум.
Прекрасно сложен, явно не первый год саблей размахивает. И жизнь на корабле не сахар, сама знаю.
Красивый…
Я бы даже сказала очень.
Так. Эта мысль явно лишняя!
Закусываю губу только бы не вспоминать, как прижимал к себе крепко и песенку напевал.
Но памяти я не указ и она, будто в насмешку, подкидывает новые и новые картинки, а щеки вспыхивают предательским румянцем.
Прикрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на поединке, а Энзо, чтоб его спрут сожрал, словно мысли читает, и усмешка только шире становится.
Рост и вес – его слабость. Он не может быть быстрее меня.
Когда я буду скользить по палубе, нанося удар за ударом, пирату придется несладко.
Бросаю взгляд на карту, и в груди все переворачивается.
Отец всегда говорил, что это сокровище может принести одни лишь беды.
Но я бы хотела на посмотреть, что прячут эти точки…
Одним глазком глянуть, что наша семья оберегала поколениями.
А может стоит это сделать? Что решит вот эта отчаянная игра? Моя смерть отцу тоже не поможет. Не вернет Ласточку.
И разве мне не интересно?
Разве я не хочу знать, что там, за этими странными отметками?
Ты сама себе врешь, Ария. Ты даже не пыталась убить его во сне, хотя могла попробовать. Месть ведь сладка, правда? Но ты прикипела к карте, как зачарованная, и хочешь пройти этот путь, хотя боишься себе в этом признаться.
Ты хочешь поплыть с ним. К неизвестной земле.
Разве отец не поступил бы так же?
Он ценил приключения. И все риски понимал. Но по пути карты никогда не следовал. Ни-ко-гда.
Откидываю волосы назад и стягиваю их в узел на затылке. Всерьез подумываю их отрезать. У пирата не должно быть ни одной возможности меня схватить!
– Долго марафет будешь наводить? Или драться пойдем? – говорит Энзо, насмехаясь, и хитро щурится. – Уж очень желание хочется озвучить.
– Мою роскошную гриву убрать надо, как следует, – отвечаю насмешливо. – Это твои три волосины можно скрутить ремешком, и всех делов.