Капитанская дочка для пирата
Часть 22 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
А эти взгляды. Мужики сжирали ее заживо. Как она не видит? Красуется подтянутыми ягодицами и сводит меня с ума.
К каюте идем молча. Она сияет, ее распирает счастье победы. Вижу, как Скадэ салютирует ей, одобряя. С тобой я еще разберусь, морячок. Позже.
Сначала думаю пустить ее в душ, но, как только дверь захлопывается за спиной, я срываюсь.
Тяну Арию назад, прижимаю собой к стене, впечатываю в доски. Целую и кусаю, до безобразия хаотично и настойчиво. Не даю ей даже вдох сделать.
– Сводишь меня с ума…
Смеется. Заразительно, тяжело. Смотрит пристально, будто гвозди в меня заколачивает.
– Вроде не думала даже с ума тебя сводить, – на мне еще рубашка со шнуровкой, и Ария резко вытягивает ее из штанов и запускает руки под плотную ткань. Царапает, ласкает, скользит ладонями от пояса к груди, впивается ногтями в спину.
Перехватываю ее руки и веду назад, к животу. Опускаю.
– Не бойся.
– Энзо, – девушка заглядывает мне в глаза, а пальцы пока медленно скользят по застежке штанов. Так медленно, что я сейчас точно рехнусь. Щелчок. Одна пуговица. Вторая. В голове полнейшая пустота и непроницаемый мрак. – Я тебя не боюсь, – выдыхает она с улыбкой, а рука уже на последней пуговице. Замирает. Дразнится, паршивка!
Веду ладонью по ее животу вниз, вторую вплетаю в волосы и немного оттягиваю назад, заставляя раскрыть шею.
– Боишься… Медлишь. Смущаешься и краснеешь, – запускаю пальцы под расслабленный пояс ее брюк и касаюсь мягкого трикотажа под ними. Я видел, что Ария купила себе белье, сжирал ее глазами, когда она переодевалась.
– Не боюсь, – под густыми ресницами ревет настоящий вулкан, синева темнеет, превращаясь из спокойного простора в штормовое море.
Пальцы поддевают ткань белья и ныряют вниз, сжимают меня, вырывая из груди сдавленный глухой стон.
– Арья! Негодяйка, – шепчу и кусаю ее подбородок. Мягко погружаю пальцы и позволяю ей прижаться ко мне сильней. Влажная, горячая. Меня ведет от ее шаловливых пальцев. В висках стучит не пульс, а барабанный бой.
Ее дыхание тяжелеет, срывается. Ария хватает воздух пересохшими губами и сжимает зубы, сдерживая стон. У меня перед глазами плывет от мягких движений ее руки, неуверенных, но нежных.
– Эй… тише, не спеши, – выскальзываю из ее лона и отстраняюсь. Мне нужно выдохнуть, иначе сломаюсь. – Иди сюда… Я буду долго тебя наказывать.
Возле кровати чувствительно толкаю Арию, заставляя лечь на спину, и тяну за ноги к себе. Скидываю ее ноги на пол, сгибая в коленях. Стаскиваю брюки: и ее, и свои. Распахнув худенькие ноги любуюсь несколько секунд, а когда девушка подается вперед, словно просит меня приблизиться, опускаюсь и невесомо провожу губами над ее складочками.
Она выгибается дугой и закрывает лицо руками, что-то шепчет, всхлипывает, зажимает рот. Не такая уж и смелая, как я посмотрю. Казалось бы, сейчас уже стыдиться нечего, но нет! Краснеет так умилительно, щеки маковым цветом горят. Касаюсь ее живота, прижимаю к постели. Не денешься никуда, фурия, буду мучить, пока не взмолишься о пощаде. Или пока у меня не сгорит все к такой-то матери.
Закидываю ее ноги к себе на плечи, трусь о белоснежный шелк ее бедер, дурею от одного только вида того, как она готова сейчас. Мрак мне в душу, я буду сам сражаться с ней на саблях дни напролет, если в конце она будет такой же возбужденной.
Наклоняюсь, прохожу языком размашисто, исследую, поглаживаю, собираю пряную влагу, схожу с ума. Знаю, что все это только для меня одного. Проникаю внутрь и чувствую, как сжимается, загоняет меня в петлю. Тонкие пальчики вплетаются в мои волосы, и Ария рычит и всхлипывает, не в силах удержаться на краю. Толчок, еще один, восхитительная сладкая дрожь и крик, будто переступила черту.
Но я не позволяю ей шагнуть за пределы: тяну, мучаю, извожу. И себя, и ее. Когда чувствую, что она на грани, замедляюсь, сбавляю обороты и даю немного передохнуть. А когда она долго выдыхает в потолок, будто верит, что позволю ей отдохнуть от сладкой муки, налетаю снова. Кусаю, целую, толкаюсь в горячую плоть пальцами. Она крутится под руками и истекает соками. Я пропитываюсь ее запахом, сладким ядом, отравляющим кровь.
Она взяла меня в плен, а не я.
Ее голос крошится, язык путается, слова не складываются, разбираю только окончания своего имени: «…нзо-о-о». Шепот переходит на вытянутый стон, а пальцы в волосах сцепляются до сильной боли. Отрезвляющей, но такой одновременно пьянящей.
Ария тянет меня вверх, обхватывает плечи руками. Щеки влажные от слез, а губы распухли от укусов, но глаза темные, они обещают мне бесконечные грозы.
Мгновение и мы меняемся местами, а Ария уже на моих бедрах, прижимает меня к кровати и почти светится алым. Она тянется к шнурку и распутывает его в два движения, позволяя кровавому водопаду упасть на плечи. Трется, умопомрачительно трется, дразнит. Чуть приподнимается и заводит руку назад. Касается меня. Властно, почти жестко, выбивая из груди звериный рык.
– Раз уж это наказание, – тянет она, а голос течет сладкой патокой и режет острыми лезвиями, – то наказывай, как следует, пират.
Не вхожу, а вонзаюсь, вжимая в себя. Она почти кричит и откидывается назад.
– Ария, почему я будто отравлен? Почему так, морские демоны, хочу тебя? – рычу и сдавливаю ладони на ягодицах. – Быстрее, моя фурия, я на грани…
Ускоряется сама, впивается зубами мне в плечо, будто хочет разорвать на части. Сдавливает бедрами и последний раз подается вверх, чтобы через мгновение принять до самого основания, до искр перед глазами. Горло сжимает так, что даже не могу кричать, только хриплю, захлебываясь стоном.
Ария упирается руками в мою грудь, ее голова запрокинута назад, а тело содрогается и блестит от пота в свете люнн.
Смотрит на меня и ее глаза искрятся.
– Мы оба отравлены, Энзо, – шепчет Ария пересохшими губами.
Глава 29. Ария
Стою на палубе и всматриваюсь в остров, куда мы скоро причалим. Рядом застывает Скадэ, и вид у него предельно мрачный. Серые глаза наполняются колким льдом, губы поджаты, а руки то и дело касаются рукояти сабли.
– Опасно там, девочка. Гиблое место, – говорит моряк и смотрит на меня сверху вниз. – Сады русалок. Я о них только в книжках читал, да мама рассказывала. Оттуда не возвращаются.
– Мы вернемся, Скадэ, – отрезаю и поправляю ворот куртки из плотной иссиня-черной ткани. Поднимаю взгляд на пирата и сжимаю его руку в ладони. Холодная. Даже слишком, – я тебя в обиду не дам.
Он хохочет, но взгляд остается таким же колючим.
– Что ищем, девочка?
Качаю головой.
– Я не знаю. Но надеюсь, что карта укажет нам путь.
Повожу плечами, прислушиваюсь к телу.
Грудь и спина стянуты ремешками и закрыты вшитыми в ткань защитными пластинами. Я выдержу одно прямое попадание, если кто-то рискнет атаковать.
Такие же штаны обтягивают ноги, но не сковывают движений, прячутся в невысоких мягких сапогах. Энзо даже пытался меня уговорить остаться на корабле, но я поклялась, что пойду за ним тайком, если придется. Не удержит.
Не брошу одного. Даже если Федерико тоже пойдет – не отстану. Больше клинков – больше возможностей.
Ты же совсем его не знаешь, шепчет что-то внутри. Посмотри, какой ты стала! Не стыдно в зеркало смотреться? Не стыдно кричать под человеком, что отнял у тебя все?! Очнись, Ария, остановись! Беги, пока можешь!
Сжимаю руку в кулак и поглаживаю оружие. Оно вселяет в меня уверенность.
– Но я не хочу бежать…
Я больше не хочу бежать. Мы и правда оба отравлены и, видит Ишис, мне нравится этот яд.
Энзо подходит со спины, почти неслышно. Только теплый воздух врезается в затылок.
– Ария, прошу… посторожи корабль. Я даже готов отдать управление в твои руки.
Его шепот едва слышен, и я догадываюсь, каких усилий ему стоило такое предложение.
– Нет, – поворачиваю голову, ловлю взгляд Энзо и улыбаюсь краешком губ.
Любуюсь им, взволнованным, растрепанным, с глазами полными зелени и теплого солнца.
Ничего не могу с собой поделать. Въелся в меня, проник в кровоток, разлился там кипящей лавой, горькой полынью и яблочной сладостью.
Что мне с тобой делать, Энзо? Бессмертный. Ты встанешь после смерти, я знаю, но мое сердце будет умирать вместе с тобой каждый раз.
Каждый. Чертов. Раз.
– У тебя много людей, – говорю и смотрю на десяток островов, восемь из которых парят в воздухе без какой-либо опоры. – Есть кому сторожить.
Касаюсь его щеки, почти неощутимо, нежно. Пытаюсь успокоить, но проще было бы заставить камень цвести.
– Доверься мне, пират. Выдохни. Я крепко стою на ногах, волноваться не о чем.
– Нет, – говорит он строго и прикрывает глаза от ласки. – Не пират. Энзо. Я доверяю тебе, только будь рядом, не чуди, а то накажу, – он приоткрывает веки и смотрит сквозь полуопущенные ресницы, трется о мою ладонь гладко выбритой щекой.
– А ты любитель наказаний, как я посмотрю, – тихо смеюсь и поглаживаю кожу пальцами. Моя бледность резко контрастирует с его загаром. – Чудить не буду, – торжественно прикладываю руку к сердцу, – клянусь потрохами медузы!
Он тяжело выдыхает и крепко прижимается ко мне, говорит за спину:
– А ты куда нарядился?
Чуть поворачиваюсь и смотрю на измученное скукой лицо Федерико.
Измученное настолько, что на остров он поглядывал почти с радостью. С надеждой! Клянусь каракатицей, он походит на ребенка, которому полжизни запрещали шоколадные конфеты, а потом внезапно привели в кондитерский магазин.
Энзо под моими руками напрягается, каменеет. Запрокидываю голову и замечаю, каким жестким стал его взгляд.
– Еще один! Вы меня в могилу сведете, – шипит он. – Скадэ, ты вот спокойный и рассудительный – скажи им!
Энзо отстраняется. На лице разгорается яростный румянец.
– Папа, ты слишком драматизируешь, – почти зевает Федерико и поправляет изогнутый кинжал в ножнах, закрепляет на груди ремни со странными короткими нашивками. – Да и смерть – понятие относительное.
Скадэ как-то странно ухмыляется и становится чуть ближе ко мне. Он примет сторону капитана, я точно знаю. Не будет вставать у него на пути, особенно в вопросах отцов и детей.
Я же смотрю на Федерико и замечаю тонкий зигзаг вчерашнего пореза. Не исчез.
К каюте идем молча. Она сияет, ее распирает счастье победы. Вижу, как Скадэ салютирует ей, одобряя. С тобой я еще разберусь, морячок. Позже.
Сначала думаю пустить ее в душ, но, как только дверь захлопывается за спиной, я срываюсь.
Тяну Арию назад, прижимаю собой к стене, впечатываю в доски. Целую и кусаю, до безобразия хаотично и настойчиво. Не даю ей даже вдох сделать.
– Сводишь меня с ума…
Смеется. Заразительно, тяжело. Смотрит пристально, будто гвозди в меня заколачивает.
– Вроде не думала даже с ума тебя сводить, – на мне еще рубашка со шнуровкой, и Ария резко вытягивает ее из штанов и запускает руки под плотную ткань. Царапает, ласкает, скользит ладонями от пояса к груди, впивается ногтями в спину.
Перехватываю ее руки и веду назад, к животу. Опускаю.
– Не бойся.
– Энзо, – девушка заглядывает мне в глаза, а пальцы пока медленно скользят по застежке штанов. Так медленно, что я сейчас точно рехнусь. Щелчок. Одна пуговица. Вторая. В голове полнейшая пустота и непроницаемый мрак. – Я тебя не боюсь, – выдыхает она с улыбкой, а рука уже на последней пуговице. Замирает. Дразнится, паршивка!
Веду ладонью по ее животу вниз, вторую вплетаю в волосы и немного оттягиваю назад, заставляя раскрыть шею.
– Боишься… Медлишь. Смущаешься и краснеешь, – запускаю пальцы под расслабленный пояс ее брюк и касаюсь мягкого трикотажа под ними. Я видел, что Ария купила себе белье, сжирал ее глазами, когда она переодевалась.
– Не боюсь, – под густыми ресницами ревет настоящий вулкан, синева темнеет, превращаясь из спокойного простора в штормовое море.
Пальцы поддевают ткань белья и ныряют вниз, сжимают меня, вырывая из груди сдавленный глухой стон.
– Арья! Негодяйка, – шепчу и кусаю ее подбородок. Мягко погружаю пальцы и позволяю ей прижаться ко мне сильней. Влажная, горячая. Меня ведет от ее шаловливых пальцев. В висках стучит не пульс, а барабанный бой.
Ее дыхание тяжелеет, срывается. Ария хватает воздух пересохшими губами и сжимает зубы, сдерживая стон. У меня перед глазами плывет от мягких движений ее руки, неуверенных, но нежных.
– Эй… тише, не спеши, – выскальзываю из ее лона и отстраняюсь. Мне нужно выдохнуть, иначе сломаюсь. – Иди сюда… Я буду долго тебя наказывать.
Возле кровати чувствительно толкаю Арию, заставляя лечь на спину, и тяну за ноги к себе. Скидываю ее ноги на пол, сгибая в коленях. Стаскиваю брюки: и ее, и свои. Распахнув худенькие ноги любуюсь несколько секунд, а когда девушка подается вперед, словно просит меня приблизиться, опускаюсь и невесомо провожу губами над ее складочками.
Она выгибается дугой и закрывает лицо руками, что-то шепчет, всхлипывает, зажимает рот. Не такая уж и смелая, как я посмотрю. Казалось бы, сейчас уже стыдиться нечего, но нет! Краснеет так умилительно, щеки маковым цветом горят. Касаюсь ее живота, прижимаю к постели. Не денешься никуда, фурия, буду мучить, пока не взмолишься о пощаде. Или пока у меня не сгорит все к такой-то матери.
Закидываю ее ноги к себе на плечи, трусь о белоснежный шелк ее бедер, дурею от одного только вида того, как она готова сейчас. Мрак мне в душу, я буду сам сражаться с ней на саблях дни напролет, если в конце она будет такой же возбужденной.
Наклоняюсь, прохожу языком размашисто, исследую, поглаживаю, собираю пряную влагу, схожу с ума. Знаю, что все это только для меня одного. Проникаю внутрь и чувствую, как сжимается, загоняет меня в петлю. Тонкие пальчики вплетаются в мои волосы, и Ария рычит и всхлипывает, не в силах удержаться на краю. Толчок, еще один, восхитительная сладкая дрожь и крик, будто переступила черту.
Но я не позволяю ей шагнуть за пределы: тяну, мучаю, извожу. И себя, и ее. Когда чувствую, что она на грани, замедляюсь, сбавляю обороты и даю немного передохнуть. А когда она долго выдыхает в потолок, будто верит, что позволю ей отдохнуть от сладкой муки, налетаю снова. Кусаю, целую, толкаюсь в горячую плоть пальцами. Она крутится под руками и истекает соками. Я пропитываюсь ее запахом, сладким ядом, отравляющим кровь.
Она взяла меня в плен, а не я.
Ее голос крошится, язык путается, слова не складываются, разбираю только окончания своего имени: «…нзо-о-о». Шепот переходит на вытянутый стон, а пальцы в волосах сцепляются до сильной боли. Отрезвляющей, но такой одновременно пьянящей.
Ария тянет меня вверх, обхватывает плечи руками. Щеки влажные от слез, а губы распухли от укусов, но глаза темные, они обещают мне бесконечные грозы.
Мгновение и мы меняемся местами, а Ария уже на моих бедрах, прижимает меня к кровати и почти светится алым. Она тянется к шнурку и распутывает его в два движения, позволяя кровавому водопаду упасть на плечи. Трется, умопомрачительно трется, дразнит. Чуть приподнимается и заводит руку назад. Касается меня. Властно, почти жестко, выбивая из груди звериный рык.
– Раз уж это наказание, – тянет она, а голос течет сладкой патокой и режет острыми лезвиями, – то наказывай, как следует, пират.
Не вхожу, а вонзаюсь, вжимая в себя. Она почти кричит и откидывается назад.
– Ария, почему я будто отравлен? Почему так, морские демоны, хочу тебя? – рычу и сдавливаю ладони на ягодицах. – Быстрее, моя фурия, я на грани…
Ускоряется сама, впивается зубами мне в плечо, будто хочет разорвать на части. Сдавливает бедрами и последний раз подается вверх, чтобы через мгновение принять до самого основания, до искр перед глазами. Горло сжимает так, что даже не могу кричать, только хриплю, захлебываясь стоном.
Ария упирается руками в мою грудь, ее голова запрокинута назад, а тело содрогается и блестит от пота в свете люнн.
Смотрит на меня и ее глаза искрятся.
– Мы оба отравлены, Энзо, – шепчет Ария пересохшими губами.
Глава 29. Ария
Стою на палубе и всматриваюсь в остров, куда мы скоро причалим. Рядом застывает Скадэ, и вид у него предельно мрачный. Серые глаза наполняются колким льдом, губы поджаты, а руки то и дело касаются рукояти сабли.
– Опасно там, девочка. Гиблое место, – говорит моряк и смотрит на меня сверху вниз. – Сады русалок. Я о них только в книжках читал, да мама рассказывала. Оттуда не возвращаются.
– Мы вернемся, Скадэ, – отрезаю и поправляю ворот куртки из плотной иссиня-черной ткани. Поднимаю взгляд на пирата и сжимаю его руку в ладони. Холодная. Даже слишком, – я тебя в обиду не дам.
Он хохочет, но взгляд остается таким же колючим.
– Что ищем, девочка?
Качаю головой.
– Я не знаю. Но надеюсь, что карта укажет нам путь.
Повожу плечами, прислушиваюсь к телу.
Грудь и спина стянуты ремешками и закрыты вшитыми в ткань защитными пластинами. Я выдержу одно прямое попадание, если кто-то рискнет атаковать.
Такие же штаны обтягивают ноги, но не сковывают движений, прячутся в невысоких мягких сапогах. Энзо даже пытался меня уговорить остаться на корабле, но я поклялась, что пойду за ним тайком, если придется. Не удержит.
Не брошу одного. Даже если Федерико тоже пойдет – не отстану. Больше клинков – больше возможностей.
Ты же совсем его не знаешь, шепчет что-то внутри. Посмотри, какой ты стала! Не стыдно в зеркало смотреться? Не стыдно кричать под человеком, что отнял у тебя все?! Очнись, Ария, остановись! Беги, пока можешь!
Сжимаю руку в кулак и поглаживаю оружие. Оно вселяет в меня уверенность.
– Но я не хочу бежать…
Я больше не хочу бежать. Мы и правда оба отравлены и, видит Ишис, мне нравится этот яд.
Энзо подходит со спины, почти неслышно. Только теплый воздух врезается в затылок.
– Ария, прошу… посторожи корабль. Я даже готов отдать управление в твои руки.
Его шепот едва слышен, и я догадываюсь, каких усилий ему стоило такое предложение.
– Нет, – поворачиваю голову, ловлю взгляд Энзо и улыбаюсь краешком губ.
Любуюсь им, взволнованным, растрепанным, с глазами полными зелени и теплого солнца.
Ничего не могу с собой поделать. Въелся в меня, проник в кровоток, разлился там кипящей лавой, горькой полынью и яблочной сладостью.
Что мне с тобой делать, Энзо? Бессмертный. Ты встанешь после смерти, я знаю, но мое сердце будет умирать вместе с тобой каждый раз.
Каждый. Чертов. Раз.
– У тебя много людей, – говорю и смотрю на десяток островов, восемь из которых парят в воздухе без какой-либо опоры. – Есть кому сторожить.
Касаюсь его щеки, почти неощутимо, нежно. Пытаюсь успокоить, но проще было бы заставить камень цвести.
– Доверься мне, пират. Выдохни. Я крепко стою на ногах, волноваться не о чем.
– Нет, – говорит он строго и прикрывает глаза от ласки. – Не пират. Энзо. Я доверяю тебе, только будь рядом, не чуди, а то накажу, – он приоткрывает веки и смотрит сквозь полуопущенные ресницы, трется о мою ладонь гладко выбритой щекой.
– А ты любитель наказаний, как я посмотрю, – тихо смеюсь и поглаживаю кожу пальцами. Моя бледность резко контрастирует с его загаром. – Чудить не буду, – торжественно прикладываю руку к сердцу, – клянусь потрохами медузы!
Он тяжело выдыхает и крепко прижимается ко мне, говорит за спину:
– А ты куда нарядился?
Чуть поворачиваюсь и смотрю на измученное скукой лицо Федерико.
Измученное настолько, что на остров он поглядывал почти с радостью. С надеждой! Клянусь каракатицей, он походит на ребенка, которому полжизни запрещали шоколадные конфеты, а потом внезапно привели в кондитерский магазин.
Энзо под моими руками напрягается, каменеет. Запрокидываю голову и замечаю, каким жестким стал его взгляд.
– Еще один! Вы меня в могилу сведете, – шипит он. – Скадэ, ты вот спокойный и рассудительный – скажи им!
Энзо отстраняется. На лице разгорается яростный румянец.
– Папа, ты слишком драматизируешь, – почти зевает Федерико и поправляет изогнутый кинжал в ножнах, закрепляет на груди ремни со странными короткими нашивками. – Да и смерть – понятие относительное.
Скадэ как-то странно ухмыляется и становится чуть ближе ко мне. Он примет сторону капитана, я точно знаю. Не будет вставать у него на пути, особенно в вопросах отцов и детей.
Я же смотрю на Федерико и замечаю тонкий зигзаг вчерашнего пореза. Не исчез.