Каменные небеса
Часть 21 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но то, что делало ньессов действительно особенными, – это их магия.
Магия в мире повсюду. Всякий ее видит, чувствует, течет в ней. В Сил Анагисте магия растет на каждой клумбе, в каждом дереве и оплетенной лозой стене. Каждое домохозяйство или бизнес должны производить свою долю, которая потом передается в генджинированные лозы и насосы, чтобы стать источником энергии для глобальной цивилизации. В Сил Анагисте убийство незаконно, поскольку жизнь – ценный ресурс.
Ньессы этому не верили. Они утверждали, что магией нельзя владеть, не более чем жизнью – и так они впустую тратили и ту, и другую, строя (среди многого прочего) планетарные движители, которые ничего не делали. Они были просто… красивы. Или будили фантазию, или делались ради простой радости созидания. И все же это «искусство» работало эффективнее и мощнее, чем все, что удалось создать силанагистанцам.
Как все это началось? Ты должна понять, что корень всему этому – страх. Ньессы выглядели иначе, вели себя иначе, были иными – но ведь любая группа отличается от другой. Одной разницы недостаточно, чтобы вызвать проблемы. Сил Анагист ассимилировал мир больше чем за столетие до того, как меня сделали; все города были Сил Анагистом. Все языки стали силанагистином. Но никто не испытывает большего страха или не является столь странным в своем страхе, как завоеватель. Они постоянно вызывают в воображении призраков, боясь, что их жертвы однажды воздадут им за сделанное с ними – даже если на самом деле их жертвы и не думали о таких мелочах и давно ушли вперед. Завоеватели живут в страхе перед тем днем, когда им покажут, что они не самые великие, а просто удачливые.
Потому, когда ньесская магия оказалась более эффективной, чем силанагистанская, хотя ньессы и не использовали ее как оружие…
Вот что рассказала нам Келенли. Возможно, это началось с шепотков, что из-за белых радужек ньессы плохо видят, и потому у них извращенные наклонности, а раздвоенный язык ньессов не может говорить правды. Сначала насмешки, культурная травля, но потом стало хуже. Ученым стало легко строить себе репутацию и карьеру на утверждении, что сэссапины ньессов каким-то образом фундаментально отличаются – более чувствительные, более активные, менее контролируемые, менее цивилизованные – и в этом источник их магической особости. Именно это делало ньессов не таким человеческим видом, как все остальные. Сначала: не настолько людьми, как остальные. В конце: вовсе не людьми.
Как только ньессов не стало, конечно, стало понятно, что сказочных ньесских сэссапин не существует. Силанагистанские ученые и биомагестры имели в распоряжении много заключенных для изучения, но, как бы они ни пытались, никакого четкого отличия от обычных людей найти не смогли. Это было недопустимо, более чем недопустимо. В конце концов, если ньессы были просто обычными человеческими существами, то на чем основывались завоевания, педагогические трактовки и целые научные дисциплины? Даже сама по себе великая мечта, Геоаркания, выросла из положения, что силанагистанская магестрическая теория – включая презрительное отрицание ньесской эффективности как случайность физиологии – является высшей и непогрешимой.
Если ньессы были просто людьми, то мир, построенный на концепции их нечеловечности, распадется.
Потому… они создали нас.
Мы, тщательно сконструированные и измененные остатки ньессов, имеем сэссапины куда более сложные, чем у обычных людей. Келенли была сделана первой, но недостаточно отличалась. Помнишь, мы должны были стать не только орудием, но мифом. Потому нам, позднейшим созданиям, придали преувеличенные ньесские черты – широкие лица, маленькие рты, почти бесцветная кожа, волосы, не поддающиеся частому гребню, и маленький рост. Они лишили нашу лимбическую систему нейрохимикатов, а нашу жизнь – опыта, языка и знаний. И только теперь, когда мы были сделаны по образу и подобию их собственных страхов, они удовлетворились. Они сказали себе, что в нас они уловили квинтэссенцию и мощь того, чем на самом деле были ньессы, и поздравили себя с тем, что в конце концов извлекли пользу из своих старинных врагов.
Но мы не ньессы. Мы даже не великолепный символ интеллектуальных достижений, каким я нас считал. Сил Анагист построен на лжи, и мы ее продукт. Они понятия не имеют, кто мы на самом деле.
Значит, мы сами должны определить нашу судьбу и будущее.
* * *
Проходит несколько часов после окончания урока Келенли. Мы сидим у ее ног, ошеломленные, измененные и меняющиеся от ее слов. Становится поздно. Она встает.
– Я принесу нам еды и одеял, – говорит она. – На ночь вы останетесь здесь. Мы посетим третий и последний компонент вашей настроечной миссии завтра утром.
Мы никогда не спали вне наших камер. Это восхитительно. Гэва посылает импульсы удовлетворения в окружающую среду, а Ремва ровно жужжит от удовольствия. Душва и Бинимва то и дело выдают пики тревоги; будем ли мы в порядке, делая то, что человеческие существа делали всю их историю, – спать на новом месте? Они держатся вместе ради безопасности, хотя это на самом деле сейчас лишь усиливает их тревогу. Нам редко разрешают прикасаться друг к другу. Они гладят друг друга и постепенно успокаиваются.
Келенли немного смешит их страх.
– Все будет хорошо, хотя, полагаю, вы сами это поймете только утром, – говорит она. Затем она идет к двери, чтобы выйти. Я стою у двери, глядя в окно на только что поднявшуюся Луну. Она касается меня, поскольку я у нее на пути. Я отхожу не сразу. Из-за ориентировки окна в моей камере я нечасто вижу Луну. Я хочу насладиться этой красотой, пока могу.
– Зачем ты привела нас сюда? – спрашиваю я Келенли, глядя в окно. – Зачем все это нам рассказывать?
Она отвечает не сразу. Я думаю, она тоже смотрит на Луну. Затем задумчивыми реверберациями земли она говорит: Я изучила все, что смогла, о ньессах и их культуре. Мало что сохранилось, и мне пришлось отделять правду от лжи. Но среди них существовала… практика. Занятие. Были люди, чьей работой было заботиться об оглашении правды.
Я растерянно хмурюсь.
– И… что? Ты решила продолжать традицию мертвого народа? – Слова. Я упрям. Она пожимает плечами.
– Почему бы и нет?
Я качаю головой. Я устал, раздавлен и, возможно, немного зол. Этот день перевернул с ног на голову мое самовосприятие. Я всю жизнь знал, что я орудие, да, не личность, но хотя бы символ могущества, разума и гордости. Теперь я понимаю, что на самом деле я символ паранойи, жадности и ненависти. С этим трудно справиться.
– Оставим ньессов, – резко говорю я. – Они мертвы. Не вижу смысла в попытках запомнить их.
Я хочу, чтобы она разгневалась, но она лишь пожимает плечами.
– Выбор твой – как только узнаешь достаточно, чтобы сделать обоснованный выбор.
– А может, я не хочу знать. – Я опираюсь на стекло двери, оно холодное и не жалит пальцев.
– Ты хотел быть достаточно сильным, чтобы удерживать оникс.
Я издаю тихий смешок – я слишком устал, чтобы помнить, и решил делать вид, что ничего не чувствую. Надеюсь, наши наблюдатели не заметят. Я перехожу на земноречь и говорю кислотными, кипящими под давлением горечью, презрением, униженностью и разочарованием. Что за дело? – вот что это означает. Геоаркания ложь.
Она разбивает мою жалость к себе нежным, непреклонным горизонтальным смещением смеха.
– Ах, мой мыслитель, не ожидала от тебя мелодрамы.
– Что такое мело… – Я мотаю головой и замолкаю, устав от незнания. Да, я дуюсь.
Келенли вздыхает и касается моего плеча. Я вздрагиваю, непривычный к теплоте руки другого человека, но она не убирает руку, и это успокаивает меня.
– Подумай, – повторяет она. – Работает ли Планетарный Движитель? Твои сэссапины? Ты не то, чем тебя создавали, разве от этого ты перестаешь существовать?
– Я… этот вопрос не имеет смысла. – Но сейчас я просто упрямлюсь. Я понял ее. Я не то, чем меня сделали, я нечто иное. У меня есть сила, которой они не ожидают. Они сделали меня, но не контролируют меня, не до конца. Вот почему у меня есть эмоции, хотя они и пытались отнять их. Вот почему у нас есть земноречь… и, возможно, другие дары, о которых наши проводники не знают. Она гладит меня по плечу, довольная тем, что я обдумываю ее слова. Одно место на полу ее дома тянет меня – я так хорошо буду сегодня спать. Но я борюсь с усталостью и по-прежнему сфокусирован на ней, поскольку сейчас она мне нужна больше, чем сон.
– Ты считаешь себя одним из этих… правдоговорителей? – спрашиваю я.
– Лористом. Последним ньесским лористом, если у меня есть на это право. – Ее улыбка резко гаснет, и впервые я понимаю, какую бездну усталости, тягот и печалей скрывает она. – Лористы были воинами, рассказчиками, знатью. Они рассказывали свою правду в книгах и песнях и передавали ее через свои художественные движители. Я просто… говорю. Но я ощущаю, что у меня есть некое право на их мантию. В конце концов, не все бойцы используют ножи. – В земноречи не может быть ничего, кроме правды, – и порой даже больше правды, чем кто-то хочет поведать. Я чувствую… что-то такое в ее печали. Мрачную решимость. Трепет страха, как соляная кислота на языке. Решимость защитить… что-то. Это уходит слабеющей вибрацией прежде, чем я успеваю понять больше.
Она делает глубокий вдох и снова улыбается. Как же мало из ее улыбок настоящие.
– Чтобы управлять ониксом, – продолжает она, – тебе нужно понять ньессов. Проводники не понимают, что он лучше всего отвечает на определенный эмоциональный резонанс. И все, что я говорю, должно помочь.
Затем, наконец, она ласково отодвигает меня в сторону, чтобы пройти. Вопрос надо задать сейчас.
– Так что случилось, – медленно говорю я, – с ньессами?
Она останавливается с коротким смешком, на сей раз искренним.
– Завтра узнаешь, – говорит она. – Мы пойдем посмотреть на них.
Я сбит с толку.
– К их могилам?
– Жизнь в Сил Анагисте священна, – бросает она через плечо. Она проходит в дверь, она идет, не останавливаясь и не оборачиваясь. – Ты не знал?
Она ушла.
Я чувствую, что должен понять этот ответ, – но в каком-то смысле я все еще невежественен. Келенли добра. Она позволяет мне сохранить невежество до конца ночи.
* * *
Адресат: Альма Инноватор Дибарс
Отправитель: Ятр Инноватор Дибарс
Альма, комитет не может урезать мне финансирование! Смотри, это просто собранные мной даты инцидентов. Просто глянь на последние десять!
2729
2714–2719: Удушливая
2699
2613
2583
2562
2530
2501
2490
2470
2400
2322–2329: Кислотная
Седьмой вообще интересует факт, что наша популярная концепция о частоте событий уровня Зимы совершенно неверна? Они не случаются каждые двести-триста лет. Скорее всего, тридцать-сорок! Если бы не рогги, мы бы тысячу раз вымерли. При помощи этих данных и прочих, собранных мной, я пытаюсь создать прогностическую модель для более интенсивных Зим. Здесь виден цикл, ритм. Разве нам не нужно заранее знать, будет ли следующая Зима длиннее и в чем-то тяжелее? Как нам подготовиться к будущему, если мы не признаем прошлого?
9
Пустыня, вкратце, и ты