Как завести дракона
Часть 21 из 58 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Маньяки и их поклонники
— Это частая история, — домоправительница подливает мне чай и успокаивающе гладит по руке. Может ей сказать, что я вполне успокоилась, после того как изничтожила носовой платок и попинала ни в чем не повинные колонны?
А потом, как полагается яре, чинно вернулась домой?
Ну каков прохвост! Или хвост pro? Это ж надо так меня провести недоделанному этому Артуру… тьфу, прости меня великий писатель, Дойлу!
Наверняка и имя ненастоящее. И вспыхнувшая ко мне симпатия. И вообще всё!
Я вдруг поймала себя на мысли, что злюсь, в общем-то, не совсем из-за пропажи. А еще и из-за того, что подумала на мгновение — я вау какая девица, раз в такой ситуации кто-то проникся ко мне столь явной симпатией.
Вот это ему точно не прощу! Если встречу вообще…
Вздохнула и вернулась, наконец, к разговору.
— Частая?
— Ну да. Запустить якобы неуправляемых лошадей, собрать в карманы упавшие, что спелые груши, кошельки, и быстро смыться.
— Но ведь… это смертельно опасно для окружающих! То есть они не только воры, но и убийцы?
— Что вы! Ну какая опасность? Порвать платье?
Я нахмурилась.
Что-то в этом было не так. Мара Гандерсон не была склонна к преуменьшениям, как и я — к преувеличениям.
Почему же засветились пальцы? Моя смерть была бы случайностью? Я начала реагировать на всю опасность — не только на максимально возможную?
Это было подстроено?
Слишком много вопросов — и вряд ли я получу на них ответы.
Зато, благодаря маре, хотя бы разобралась, с чего это лохматое животное вообще оказалось рядом и успело меня спасти.
За деньгами он охотился… бр-р.
Попрощалась с женщиной и отправилась в свою комнату, чтобы снова заняться… позаниматься, короче. Как и было положено согласно уставу попаданцев — и что со всей строгостью спрашивалось каждые полгода.
Дар.
Нам надо было развивать свой дар.
Даже если мы не имели возможности найти наставника, использовать его по назначению, изучать или заплатить каким-нибудь умельцам, нам все равно необходимо было по меньшей мере через день уделять достаточное внимание развитию своих приобретенных магических навыков.
Я не могла похвастаться успехом в этой области.
Но немного продвинулась, это точно. «Перенастроила» свой гребень на максимально сильное вожделений — черт, ну вот чего я опять подумала об этом разноглазом?! — и почти научилась сразу приглушать золотое сияние, да еще и чувствовать его за мгновения до появления в виде физических ощущений.
Не знаю, правда, как мне могла прийти в голову эта «гениальная» идея, но я, почему-то, развивала в качестве такого ощущения «зуд». Нет бы выбрать дрожь, или чувство теплоты или еще что приемлемое — нет же, при виде чужой радости я могла теперь начать дико чесаться.
Так что мне повезло еще, что я — пока пытаюсь перенастроить свой дар снова и начать применять его хоть в какой-то манере — живу в столице, городе самых лицемерных драконов и прочих нелюдей.
Задирающих нос, склонных к бессмысленному осуждению и неспособных извиняться!
Ой-ой-ой. Ну вот чего я, а? Может все-таки о Дойле думать будем — не так травматично?
Но в голову опять лез Кингсман, то, как я его осадила, то, что он пытался сказать на лестнице… Вот и славно, что остановила, теперь можно думать, что он извиниться хотел. А еще постоянно думалось о том, что, пока я пылюсь вместе с материалами в архивах, он не только прохлаждается в мужских клубах, но и успел «попутно раскрыть пару дел», как сообщил мне Мэтью.
Мой рыжий приятель от Декстера был в восторге. И на меня даже обижен какое-то время, из-за того, что я вдруг получила возможность вести расследование вместе с ним. Я, а не тот, кто и должен был получить в связи со своей должностью и должным восторгом.
Например, он.
Я могла только посочувствовать, когда поняла, в чем дело, но не стала этого делать — вдруг бы воспринял это как издевательство. И заявила, что все это благодаря моим красивым глазкам, так что не стоит ему и беспокоиться.
Рыжий, правда, некоторое время косился на меня — проверял, наверное, насколько красивые — но потом как-то привык и лишь жадно пересказывал все слухи и сплетни о будущем главе рода Декстеров, считая, что нашел в моем лице благодарного слушателя.
Он и нашел, но не в том смысле.
Я решила, что врага надо знать в лицо, потому жадно вслушивалась в любые подробности.
Спасение утопающих…
Я честно собиралась рассказать о произошедшем со мной инциденте в Управлении уже на следующий день, но ряд совершенно непредсказуемых событий — у неприятностей, похоже, закончился отпуск, и они снова были очень-очень рады меня видеть — заставил меня забыть о разноглазом воришке и потерях, которые я не рискнула озвучить стражам на месте происшествия, отыгрывая свою роль обычной яры до конца.
Ранним утром я спешила по исхоженной уже во все стороны набережной реки к мосту.
Ночью, неожиданно, мне пришла в голову идея относительно того, что следует поискать в архиве, и пусть я и забылась беспокойным сном после того, но, как это и бывает в возбужденном состоянии, несколько раз подскакивала с места, а рассвет восприняла избавлением. Так что на многолюдных обычно променадах, укутанных рассветным туманом, я была совершенно одна — даже фонари все еще выдавали в новый день остатки вчерашнего свечения.
И девушку заметила еще издали.
И так же, издалека, обратила внимание, насколько отчаянна ее поза со вцепившимися в ажурные перила руками.
Я сначала ускорилась, а потом, наоборот, замедлилась — вдруг спугну самоубийцу? Утопнет же… А я ж за ней прыгну — вокруг больше некому, булочники и прочие лавочники пусть открыли свои лавки, но на улице не торчали, а почтальоны носились где-то по переулкам между жилыми домами.
Здесь мы были одни.
Но боялась я зря.
За то время, что добежала до моста, девица с развевающимися по ветру волосами даже позы не сменила — все так же цеплялась пальцами за ограждение и смотрела, наклонившись, на не слишком привлекательную для купания воду.
Мне пришлось придать лицу самое благожелательное выражение и подойти к ней медленно, постоянно готовясь к рывку.
Яра? Мири? Ой, да какая разница — всех спасем. Даже если они этого не захотят.
Внутри все горело от желания причинить добро.
— Простите…
Она даже не услышала меня. И я засомневалась — вдруг ошибаюсь? Ну стоит себе и стоит, сил набирается или наоборот — отдыхает… от ночной работы. Избитой и грязной не выглядит, а что волосы растрепались… Так если вспомнить то, что я видела перед выходом в зеркале, ко мне уже патруль отправлять пора.
— Вы не подскажете, здесь есть где-нибудь хорошая желонья? — спрашиваю совсем громко и чуть ли не отшатываюсь сама, потому что девушка резко поворачивается. И смотрит на меня шокировано — похоже, думала, что одна здесь.
А я чувствую себя удовлетворенной — не зря подошла. На лице юной и в общем-то симпатичной девицы — все печали Гроуриджа разом.
— Желонья есть? — повторяю я жизнерадостной дурой, — Такой туман с утра — хочется выпить чего-то горячего.
Хм, может она тоже не из этого мира? Стоит в растерянности, будто не понимает меня…
Интересно, в отчете напишут, что очередную попаданку нашла другая попаданка?
Но в глазах у девицы вдруг появляется осмысленное выражение, она выдыхает шумно, как-будто сдерживала прежде дыхание, а потом отрицательно мотает головой и тихо шепчет:
— Я не знаю этого района.
— Буду искать, — скалюсь как умалишенная. Но таких, закукленных, спасти можно только задором дикарки, — Со мной хотите?
И сразу ожидаемое "нет", на которое я не обращаю внимания.
— О, я не подумала, что вы ждете здесь кого-то! — «перевожу» её отказ, продолжая долбиться в панцирь.
— Нет, — голос тихим шелестом. — Не жду.
— Тогда составьте мне компанию! У меня сегодня первый рабочий день — встала в жуткую рань, аж стыдно так являться в контору! А спать от волнения не могла…
Осторожно беру ее за руку и тяну прочь.
Идет послушно, как не в себе. А когда я «случайно» нахожу уже открытое заведение, позволяет затащить себя внутрь, усадить за столик и даже сделать заказ — немудреный завтрак и две чашки ароматного напитка.
На желоне она и ломается.
Отогревается, наверное, во всех смыслах, тает, потому и слезы ручейками льются по щекам.
Мара Джуэл Харрелл оказалась дочкой недавно почивших от острой лихорадки лавочников и старшим ребенком в семье. Как водится в семьях с приличными семейными предприятиями, не заложенными ни в каких банках, ей пришлось принять на себя заботу о деле и двух маленьких братьях. И у нее и в мыслях не было отказаться, тем более, что сердобольные соседи готовы были помогать и с детьми, и с деньгами на первое время.
Она даже наладила потихоньку жизнь, научилась заведовать всеми делами и торговать тканями и нитками, пошитыми изделиями — с детства маме помогала — управляться с небольшим домиком, на первом этаже которого находилась лавка. И с братьями ладить. Но несколько дней назад объявились жуткие люди. Точнее, нелюди. Крупные, страшные, с магией и непонятной породы. Они ткнули ей в лицо бумагой, согласно которой ее отец задолжал им большую сумму, и потребовали эти деньги вернуть — иначе заберут лавку и вышвырнут троих жильцов на улицу.
А если пойдет и кому расскажет — спалят все к псам.
— Это частая история, — домоправительница подливает мне чай и успокаивающе гладит по руке. Может ей сказать, что я вполне успокоилась, после того как изничтожила носовой платок и попинала ни в чем не повинные колонны?
А потом, как полагается яре, чинно вернулась домой?
Ну каков прохвост! Или хвост pro? Это ж надо так меня провести недоделанному этому Артуру… тьфу, прости меня великий писатель, Дойлу!
Наверняка и имя ненастоящее. И вспыхнувшая ко мне симпатия. И вообще всё!
Я вдруг поймала себя на мысли, что злюсь, в общем-то, не совсем из-за пропажи. А еще и из-за того, что подумала на мгновение — я вау какая девица, раз в такой ситуации кто-то проникся ко мне столь явной симпатией.
Вот это ему точно не прощу! Если встречу вообще…
Вздохнула и вернулась, наконец, к разговору.
— Частая?
— Ну да. Запустить якобы неуправляемых лошадей, собрать в карманы упавшие, что спелые груши, кошельки, и быстро смыться.
— Но ведь… это смертельно опасно для окружающих! То есть они не только воры, но и убийцы?
— Что вы! Ну какая опасность? Порвать платье?
Я нахмурилась.
Что-то в этом было не так. Мара Гандерсон не была склонна к преуменьшениям, как и я — к преувеличениям.
Почему же засветились пальцы? Моя смерть была бы случайностью? Я начала реагировать на всю опасность — не только на максимально возможную?
Это было подстроено?
Слишком много вопросов — и вряд ли я получу на них ответы.
Зато, благодаря маре, хотя бы разобралась, с чего это лохматое животное вообще оказалось рядом и успело меня спасти.
За деньгами он охотился… бр-р.
Попрощалась с женщиной и отправилась в свою комнату, чтобы снова заняться… позаниматься, короче. Как и было положено согласно уставу попаданцев — и что со всей строгостью спрашивалось каждые полгода.
Дар.
Нам надо было развивать свой дар.
Даже если мы не имели возможности найти наставника, использовать его по назначению, изучать или заплатить каким-нибудь умельцам, нам все равно необходимо было по меньшей мере через день уделять достаточное внимание развитию своих приобретенных магических навыков.
Я не могла похвастаться успехом в этой области.
Но немного продвинулась, это точно. «Перенастроила» свой гребень на максимально сильное вожделений — черт, ну вот чего я опять подумала об этом разноглазом?! — и почти научилась сразу приглушать золотое сияние, да еще и чувствовать его за мгновения до появления в виде физических ощущений.
Не знаю, правда, как мне могла прийти в голову эта «гениальная» идея, но я, почему-то, развивала в качестве такого ощущения «зуд». Нет бы выбрать дрожь, или чувство теплоты или еще что приемлемое — нет же, при виде чужой радости я могла теперь начать дико чесаться.
Так что мне повезло еще, что я — пока пытаюсь перенастроить свой дар снова и начать применять его хоть в какой-то манере — живу в столице, городе самых лицемерных драконов и прочих нелюдей.
Задирающих нос, склонных к бессмысленному осуждению и неспособных извиняться!
Ой-ой-ой. Ну вот чего я, а? Может все-таки о Дойле думать будем — не так травматично?
Но в голову опять лез Кингсман, то, как я его осадила, то, что он пытался сказать на лестнице… Вот и славно, что остановила, теперь можно думать, что он извиниться хотел. А еще постоянно думалось о том, что, пока я пылюсь вместе с материалами в архивах, он не только прохлаждается в мужских клубах, но и успел «попутно раскрыть пару дел», как сообщил мне Мэтью.
Мой рыжий приятель от Декстера был в восторге. И на меня даже обижен какое-то время, из-за того, что я вдруг получила возможность вести расследование вместе с ним. Я, а не тот, кто и должен был получить в связи со своей должностью и должным восторгом.
Например, он.
Я могла только посочувствовать, когда поняла, в чем дело, но не стала этого делать — вдруг бы воспринял это как издевательство. И заявила, что все это благодаря моим красивым глазкам, так что не стоит ему и беспокоиться.
Рыжий, правда, некоторое время косился на меня — проверял, наверное, насколько красивые — но потом как-то привык и лишь жадно пересказывал все слухи и сплетни о будущем главе рода Декстеров, считая, что нашел в моем лице благодарного слушателя.
Он и нашел, но не в том смысле.
Я решила, что врага надо знать в лицо, потому жадно вслушивалась в любые подробности.
Спасение утопающих…
Я честно собиралась рассказать о произошедшем со мной инциденте в Управлении уже на следующий день, но ряд совершенно непредсказуемых событий — у неприятностей, похоже, закончился отпуск, и они снова были очень-очень рады меня видеть — заставил меня забыть о разноглазом воришке и потерях, которые я не рискнула озвучить стражам на месте происшествия, отыгрывая свою роль обычной яры до конца.
Ранним утром я спешила по исхоженной уже во все стороны набережной реки к мосту.
Ночью, неожиданно, мне пришла в голову идея относительно того, что следует поискать в архиве, и пусть я и забылась беспокойным сном после того, но, как это и бывает в возбужденном состоянии, несколько раз подскакивала с места, а рассвет восприняла избавлением. Так что на многолюдных обычно променадах, укутанных рассветным туманом, я была совершенно одна — даже фонари все еще выдавали в новый день остатки вчерашнего свечения.
И девушку заметила еще издали.
И так же, издалека, обратила внимание, насколько отчаянна ее поза со вцепившимися в ажурные перила руками.
Я сначала ускорилась, а потом, наоборот, замедлилась — вдруг спугну самоубийцу? Утопнет же… А я ж за ней прыгну — вокруг больше некому, булочники и прочие лавочники пусть открыли свои лавки, но на улице не торчали, а почтальоны носились где-то по переулкам между жилыми домами.
Здесь мы были одни.
Но боялась я зря.
За то время, что добежала до моста, девица с развевающимися по ветру волосами даже позы не сменила — все так же цеплялась пальцами за ограждение и смотрела, наклонившись, на не слишком привлекательную для купания воду.
Мне пришлось придать лицу самое благожелательное выражение и подойти к ней медленно, постоянно готовясь к рывку.
Яра? Мири? Ой, да какая разница — всех спасем. Даже если они этого не захотят.
Внутри все горело от желания причинить добро.
— Простите…
Она даже не услышала меня. И я засомневалась — вдруг ошибаюсь? Ну стоит себе и стоит, сил набирается или наоборот — отдыхает… от ночной работы. Избитой и грязной не выглядит, а что волосы растрепались… Так если вспомнить то, что я видела перед выходом в зеркале, ко мне уже патруль отправлять пора.
— Вы не подскажете, здесь есть где-нибудь хорошая желонья? — спрашиваю совсем громко и чуть ли не отшатываюсь сама, потому что девушка резко поворачивается. И смотрит на меня шокировано — похоже, думала, что одна здесь.
А я чувствую себя удовлетворенной — не зря подошла. На лице юной и в общем-то симпатичной девицы — все печали Гроуриджа разом.
— Желонья есть? — повторяю я жизнерадостной дурой, — Такой туман с утра — хочется выпить чего-то горячего.
Хм, может она тоже не из этого мира? Стоит в растерянности, будто не понимает меня…
Интересно, в отчете напишут, что очередную попаданку нашла другая попаданка?
Но в глазах у девицы вдруг появляется осмысленное выражение, она выдыхает шумно, как-будто сдерживала прежде дыхание, а потом отрицательно мотает головой и тихо шепчет:
— Я не знаю этого района.
— Буду искать, — скалюсь как умалишенная. Но таких, закукленных, спасти можно только задором дикарки, — Со мной хотите?
И сразу ожидаемое "нет", на которое я не обращаю внимания.
— О, я не подумала, что вы ждете здесь кого-то! — «перевожу» её отказ, продолжая долбиться в панцирь.
— Нет, — голос тихим шелестом. — Не жду.
— Тогда составьте мне компанию! У меня сегодня первый рабочий день — встала в жуткую рань, аж стыдно так являться в контору! А спать от волнения не могла…
Осторожно беру ее за руку и тяну прочь.
Идет послушно, как не в себе. А когда я «случайно» нахожу уже открытое заведение, позволяет затащить себя внутрь, усадить за столик и даже сделать заказ — немудреный завтрак и две чашки ароматного напитка.
На желоне она и ломается.
Отогревается, наверное, во всех смыслах, тает, потому и слезы ручейками льются по щекам.
Мара Джуэл Харрелл оказалась дочкой недавно почивших от острой лихорадки лавочников и старшим ребенком в семье. Как водится в семьях с приличными семейными предприятиями, не заложенными ни в каких банках, ей пришлось принять на себя заботу о деле и двух маленьких братьях. И у нее и в мыслях не было отказаться, тем более, что сердобольные соседи готовы были помогать и с детьми, и с деньгами на первое время.
Она даже наладила потихоньку жизнь, научилась заведовать всеми делами и торговать тканями и нитками, пошитыми изделиями — с детства маме помогала — управляться с небольшим домиком, на первом этаже которого находилась лавка. И с братьями ладить. Но несколько дней назад объявились жуткие люди. Точнее, нелюди. Крупные, страшные, с магией и непонятной породы. Они ткнули ей в лицо бумагой, согласно которой ее отец задолжал им большую сумму, и потребовали эти деньги вернуть — иначе заберут лавку и вышвырнут троих жильцов на улицу.
А если пойдет и кому расскажет — спалят все к псам.