Как обмануть смерть

Поцеловал меня мягко, но настойчиво, и я откликалась на каждое его движение. Пальцами он погладили мое горло и вернулся назад, чтобы помассировать шею и плечи. Я приоткрыла губы, позволяя ему войти в мой рот, и на мгновение мы обменялись дыханием. Он прошелся языком по моей верхней губе, посылая восхитительные покалывания по моему животу, и я ответила, нежно засосав его нижнюю губу в свой рот. Я прикусила ее зубами, и он прижался ко мне сильнее.

Ко мне вернулась искорка старого страха, и я ударила по ней мысленной кувалдой. Только не здесь. Не сейчас. Только не снова. Я не позволю прошлому продолжать контролировать меня или мои эмоции. Вместо этого я позволила начать нежный танец.

Язык Вайята проник в мой рот, прошелся по зубам, пока не встретился с моим. Я провела пальцами по его груди и услышала тихий стон в ответ. Он провел прохладными пальцами по моей спине, вниз по ребрам к бедрам, притягивая меня к себе. Его губы оставляли нежные, сладкие поцелуи на моих щеках, двигаясь к горлу, и каждая горячая ласка вгоняла еще одно маленькое копье удовольствия в мой живот.

Я застонала от этого ощущения. Почувствовала, как его губы изогнулись в улыбке. Он провел языком по ложбинке у основания моего горла, и мои колени подогнулись. Сильные руки удержали меня в вертикальном положении. Мы медленно двинулись боком, ближе к кровати.

Звонок телефона испортил момент и заставил нас резко остановиться. Мы замерли на полпути, и я начала смеяться.

— Лучше бы это были хорошие новости, — проворчал Вайят, выуживая из кармана сотовый телефон. Городской номер, личность звонившего неизвестна. Мы оторвались друг от друга, и он ответил. — Да? — Он посмотрел на меня и произнес одними губами: — Финеас. — Мое бешено колотящееся сердце пропустило удар. — Вот и отлично, — проговорил Вайят и рассказал, где мы находимся. — Тогда через двадцать минут.

Он отключился. Мне не нужно было спрашивать — короткий разговор сказал мне все, что необходимо, — но я все равно спросила. — Фин придет сюда?

— Да. И, очевидно, у него есть информация. Сказал, что встречался с Коллом.

Мне хотелось задушить его за отсутствие интереса к новому развитию событий. Этот телефонный звонок мы давно ждали. — Это хорошая новость, ворчун. Мы уже два дня ломаем голову над личностью этого парня, и Фин, возможно, сможет сказать нам, кто он такой и какого черта ему нужно.

— Ты права, — сказал он с большим энтузиазмом в голосе. — Прости мне мой эгоизм, я просто пожалел, что он не подождал еще полчаса, прежде чем позвонить.

— Только тридцать минут?

Он по-волчьи оскалился. — По крайней мере, мне хватило бы времени закончить целовать тебя так, как я хотел.

Черт побери, мои щеки и шею обдало жаром. Я хрустнула костяшками пальцев, внезапно преисполнившись нервной энергии.

— Мне нравится, что такого храброго бойца как ты, — сказал Вайят, — я все еще могу заставить покраснеть.

— Уверена, что смогу заставить тебя покраснеть, если я постараюсь достаточно сильно. Только вероятней это случится из-за слов, выходящих из моих уст, чем из-за чего-то входящего.

Он рассмеялся этой довольно непристойной шутке. Поскольку у нас не было времени, чтобы продолжить наши предыдущие занятия до удовлетворительного завершения, я работала над тем, чтобы выбросить его прикосновение и вкус из головы. Моя кожа все еще казалась горячей там, где он целовал меня, и я уже скучала по Вайяту в своих объятиях. Не очень хорошо, так как мне снова нужно решать проблему. Плюс имелся плохой парень, которого необходимо остановить. Пока мы были вдвоем с Вайятом, мир на мгновение замер; телефонный звонок Фина снова нажал кнопку воспроизведения.

Я плюхнулась на кровать и откинулась назад, опершись на ладони. — Итак, если бы ты был плохим парнем, намеревающимся привести боевые силы против триад, кем бы ты был? — спросила я.

— Кем-то, кто чертовски зол. — Вайят прислонился к стене напротив кровати, скрестив руки на груди. — И это кто-то, знает, чем мы занимаемся, кто мы такие и, кажется, имеет отношение к Собранию кланов.

— Или он получил эту связь через свои отношения со Сноу.

— Тоже возможно.

— Надеюсь, Фин сумел каким-то образом сделать снимок, потому что это чертовски упростит идентификацию. Полагаю, он ничего не сказал об этом по телефону?

— Разговор был довольно коротким, Эви.

Я теребила зацепившуюся нитку на покрывале кровати, надеясь, что на меня снизойдет вдохновение. Двадцать минут казались мне вечностью ожидания, а я не была терпеливым человеком. Только мой разум все время возвращался к одной и той же версии — к тому, у кого были все основания затаить на нас злобу. — Знаю, ты говорил, что он не наш парень, — проговорила я, — но я все время возвращаюсь к выжившему сыну владельца греческого ресторана. У него такой совершенный, возвышенный мотив.

Вайят сжал губы в тонкую линию, его взгляд стал острым. — Я же сказал, это не он.

— Да, ты говорил мне, но его все равно не стоит сбрасывать со счетов, Вайят. Ты сказал, что доверяешь моим инстинктам, а мои инстинкты говорят, что то, что случилось тогда, имеет отношение к тому, что происходит сейчас.

— Конечно, это так. Это событие помогло сформировать то, чем сейчас являются триады, но это не значит, что сын жертв связан с Коллом.

— Тогда что он делает? — Я села немного прямее, расстроенная отсутствием у него реальных ответов. — Ты сказал, что знаешь его, так докажи это. Докажи, что мои инстинкты просто немного затуманены и что я хватаюсь за соломинку из-за какой-то глубоко укоренившейся потребности быть тем, кто разоблачит этого мудака.

Напряженный, как сжатая пружина, Вайят оттолкнулся от стены и прошествовал в другой конец комнаты, поближе к двери. Он достиг самой дальней точки, развернулся и прошел полпути назад ко мне, пылая. — Он работает в городе, Эви, и он не может быть Коллом или работать с ним. Я знаю, что он не может.

— Но я не знаю, — я встала, уперла руки в бока и ответила ему в десять раз более хмурым взглядом. — Ну же, Трумен. Я обнажила свою душу, чтобы ты увидел, потрогал и, возможно, посмеялся надо мной. Поделись уже со мной этой гребаной информацией. Кем вырос этот ребенок?

Вайят продолжал свирепо смотреть, но его решимость рушилась. Провел рукой по своим коротким волосам, по шее и обратно, чтобы ущипнуть себя за переносицу. Я не двигалась; он должен был знать, что я не буду давить, хоть и решительно настроена получить от него эту информацию. Очень хотела знать, кого он защищает.

— Отлично, — отрезал он. — Хочешь знать, чей отец был убит полукровкой, а его мать и сестра — бродячими охотниками за головами? Тот, кого Собрание кланов считает убийцей, Эви, тот, кого они обвиняют, а ты защищаешь.

Мое лицо обмякло, когда во мне поселилось замешательство. — Руфус?

— Нет, не Руфус. — Что-то зловещее мелькнуло в его ониксовых глазах. — Я.





Глава 20





17:24

Фраза «Напряжение повисло в воздухе» мелькнула у меня в голове, потому что его последнее заявление остановило всю активность в комнате. Он не шевелился. Я застыла. Даже отдаленное гудение электричества и бегущей воды исчезло, сменившись оцепенелой тишиной. Мой мозг отказывался понимать, в чем он только что признался. Я чувствовала тошноту, лишившись душевного равновесия. Серьезно запуталась.

Он моргнул и разрушил чары.

— Ты… — я с трудом сглотнула комок в горле, во рту пересохло. — Ты не руководил нападением на Сансет-террас. Как…

— Кицунэ не поэтому… дело не в этом.

Я закрыла глаза и тяжело выдохнула. Тошнота усилилась, когда я приготовился узнать истинную причину, по которой старейшина Кицунэ обвинил меня в том, что защищаю убийцу. Дело не в убийстве Кони и Страй, это что-то совсем другое. Когда я подняла глаза, Вайят тяжело опустился на один из двух мягких стульев в комнате. Он уставился в пол, сложив руки на коленях. Несчастный.

Я вскрыла гноящуюся рану, потому что не могла избавиться от необходимости контролировать свое окружение и все в нем. Я не могла просто принять его слова; я должна была сама разобраться в фактах. И это открыло мне ту сторону Вайята, которую я никогда раньше не видела и о которой не спрашивала — его прошлое. Он не выпрыгнул полностью сформировавшимся из ямы в земле. Я просто не задавала вопросов о его жизни до триад; он никогда не говорил об этом.

Неубедительно, но все, что я смогла сказать: — Мне очень жаль.

— Ты же знаешь, что это не так. Ты ненавидишь жалость так же сильно, как и я. Не надо меня жалеть. — Он наклонился вперед, упершись локтями в колени. По-прежнему все свое внимание уделяя полу. — Я этого не заслуживаю.

— Тебе было семнадцать, Вайят.

— Меня там не было. Я не мог остановить бойню или спасти родных, потому что меня даже не было там в ту ночь. Я должен был быть там. Мы обещали, что придем к восьми, чтобы помочь с инвентаризацией продуктов, но вместо этого пошли к другу домой.

— Мы? — Я попыталась вспомнить, что он рассказывал мне об этой истории — то, что я думала, было просто краткой историей рождения триад. Но что на самом деле оказалось реальностью его собственной жизни. — Ты и твой брат? — Мне казалось так странно произносить эти слова.

Еще более странно видеть, как он кивает. — Ники… Никандро ненавидел этот ресторан. Ненавидел работать там после школы. Потом его отвращение обрело смысл.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, что он тоже был одарен, Эви. У него были способности к предвидению, но он не мог их контролировать. Обычно не мог понять, что, черт возьми, он видит и почему. Он сказал мне, что подумал, что его видения о ресторане связаны с нами, что он спас наши жизни, удерживая меня в ту ночь.

Родиться одаренным — крайняя редкость. Она требует, чтобы рождение происходило в разрыве — волшебной горячей точке. Они существуют по всему городу, но ни одна из них не находится в родильных палатах больницы. Вероятность рождения двух человек в одной семье… Подождите. — Вайят, вы с Ники были близнецами? — спросила я.

Он потер лицо руками и посмотрел на меня покрасневшими глазами. — Я был на шесть минут старше, но он всегда пытался защитить меня. Наверное, у него получилось, ведь мы выжили, а наша семья умерла.

Сотни вопросов проносились в моей голове, и все они жаждали ответов. Но Вайят, казалось, был готов рассказывать эту историю в своем собственном темпе. Я повернулась к нему лицом и просто слушала.

— Я знаю, что фейри пришли к нам, потому что почувствовали наш дар, — сказал он, обращаясь скорее ко мне, чем к самому себе. — Нам с Ники оставалось три месяца до восемнадцатилетия, так что никто не возражал, когда наша предполагаемая тетя объявилась, чтобы взять временную опеку. Она предложила нам помощь с нашим даром и открыла нам весь мир Падших.

— Амалия?

— В ее аватаре — да. Она и ее феи были движущей силой с самого начала. Я с головой ушел в тренировку и никогда не оглядывался назад. В первые два месяца нас было семеро, мы учились выслеживать и сражаться — как превратить силу конкретного Падшего в его слабость. Все то, чему мы учим вас. Потом мы начали охоту.

— Руфус?

— Он был там — последний из первых семи завербованных. Мы терпеть друг друга не могли, по крайней мере, очень долго.

Мой рот дернулся. Руфус признался в том же два дня назад. Забавно, как эта ненависть за десять лет переросла в крепкую дружбу.

Вайят глубоко вдохнул, задержал дыхание, затем тяжело выдохнул. — Ники ненавидел это каждую минуту, и какое-то время я ненавидел его. Я думал, что он слаб. Я был так зол из-за всего, что мы потеряли, и на людей, которые это сделали, что был слеп. Убийство гоблинов, полукровок и всех остальных, за кем нас посылали… это позволяло мне чувствовать хоть что-то, в то время как все остальное время я ощущал только онемение.

Боже, могу ли я посочувствовать такому состоянию души? — А что случилось с охотниками за головами, которые убили твою семью?

Выражение его лица стало грозным. Смертоносным. — Через восемь месяцев после пожара мы действительно были не лучше тех охотников за головами. Амалия передавала нам информацию через своих помощников-фей, и некоторые из ее других контактов в среде фейри пытались направлять нас в полевых условиях, но у нас не существовало никакой субординации. Ничего, что действительно бы работало, поэтому мы делали то, что хотели.

Услышав о бурном зарождении организации, которую всегда считала жесткой и бескомпромиссной, я испытала не только облегчение, но и тревогу. Трудно было представить себе Вайята десять лет назад, когда ярость жизни гнала его прочь от собственного брата, ослепленного жаждой мести за мертвых. Такой непохожий на человека, которого я знала — и все же такой же.

— Тому, что случилось в прошлом месяце, исполнилось десять лет. По чистой случайности я узнал, кто был одним из тех охотников за головами. Я хотел вырвать его легкие через горло и носить их как крылья. Ники пытался остановить меня, не давал выйти из нашей квартиры. Он сказал, что если я пойду за этим парнем, меня тоже убьют. Я был так зол, что мне было все равно, и я сказал ему об этом. Мы подрались, и я толкнул его.

Хотя голос Вайята оставался спокойным, он выглядел потерянным, захваченным воспоминаниями о такой ужасной боли. Я догадывалась, чем закончилась его история, и хотела, чтобы он больше ничего не говорил. Хотела избавить его от душевных мук. Но что-то густое и тяжелое забило мне горло и лишило голоса.

После глубокого выдоха, Вайят продолжил: — Ники споткнулся и ударился головой об угол обеденного стола. Стол проломил ему череп, и он мгновенно умер.

Не знаю, когда я начала плакать — слезы катились по моим щекам. Его рассказ разбил мне сердце — и тон его голоса, и содержание. Он говорил с деловитой ясностью, обычно приберегаемой для бесстрастных тем, и в то же время наполнял каждое слово яростью и уничижением. Признание трагических последствий его вспыльчивости, должно быть, так же трудно выразить словами, как и мой собственный предыдущий монолог.

— Думаю, он знал, что это будет он или я, — сказал Вайят почти шепотом. — Знал, что один из нас умрет в ту ночь, поэтому сделал то, что делал всегда, и защитил меня.

— Потому что он любил тебя. — Я чуть не задохнулась от этих слов, идеального отголоска смерти самого Вайята. Принимая пулю, предназначенную для меня, постоянно рискуя жизнью, чтобы убедиться, что я не стану тем, кто умрет.

— Да.

В прошлом месяце исполнилось десять лет.

Воспоминание всплыло с внезапной ясностью. Не прошло и недели с тех пор, как я переболела гриппом и осталась дома одна, как обнаружила его перед дверью квартиры с бутылкой в руке. Это был единственный раз в моей жизни, когда я видела Вайята пьяным. И не просто немного выпившим, а пьяным вдрызг. Он пробормотал что-то насчет годовщины, но так ничего и не уточнил. Я не спрашивала, и в конце концов он отключился в моей комнате. Но не раньше, чем поцеловал меня — то, что я списала и отложила как плохую идею, вызванную алкоголем. Мы никогда не говорили об этом неловком моменте. Черт, я даже не вспоминала до сегодняшнего дня. Тогда я уснула после пары бутылок пива с Джесси и убедила себя, что поцелуй мне приснился.