Кадры решают все
Часть 11 из 30 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
С тех пор много воды утекло, Ирина сходила в декрет, долго еще работала на полставки, так что в суде им сталкиваться не приходилось, а вне работы они не поддерживали отношений, но сейчас обе очень обрадовались встрече.
Вера Ивановна за прошедшие годы слегка пополнела и из грузной скучной тетки превратилась в холеную цветущую даму, выглядящую даже слишком легкомысленно для серьезного адвоката.
Ирина знала, что после Еремеева она одержала еще несколько блестящих побед, приобрела в городе известность и стала нарасхват, поэтому предположила, что Вера Ивановна защищает самого Соломатина, но нет, оказалось, она представляет интересы директора картины Делиева.
Соломатина защищал настоящий небожитель, Эдуард Келлер, дородный седовласый мужчина со слащавыми манерами. Он слыл лучшим адвокатом в Ленинграде, примерно как «Мерседес» считается лучшей маркой автомобиля в мире, а «левайсы» явно превосходят по всем параметрам джинсы фабрики «Салют». Короче говоря, иметь Келлера своим защитником было очень престижно. Экспедитор Малюков пригласил адвоката поскромнее, но тоже довольно хорошего, от которого Ирина не ждала сюрпризов.
Обвинение представлял Николай Николаевич Грушин, пожилой грустный человек, слегка похожий на птеродактиля. Это был добросовестный юрист, искренне болеющий за дело и ставящий правосудие выше собственных амбиций, настоящий подарок судьбы для любого судьи.
Таким образом, Ирина, узнав участников процесса, приободрилась. Среди подсудимых нет единства, каждый тянет одеяло на себя, но зато судья с обвинителем будут работать одной командой, поставив своей главной целью установление истины.
Обвинение не запрашивало высшую меру, но, поскольку статья предусматривает ее, перед началом процесса следует провести распорядительное заседание, которое Ирина назначила на завтрашнее утро и ушла домой, не дожидаясь Веры Ивановны, с которой хотелось поболтать, обменяться новостями, свежими и не очень, но до конца процесса лучше держать дистанцию. Так и проходит жизнь, черт побери. В процессе нельзя общаться с хорошим человеком, а вне процесса – некогда.
Ирина вздохнула. Нет, все же жаль, что Вера Ивановна защищает не Соломатина. Она не только профессионал, но и глубоко порядочный человек, не позволяет своим подзащитным слишком далеко отклоняться от истины, ну а Келлер совсем другое дело. Так намутит воду, что вообще ничего не поймешь. Будет сеять раздор между подсудимыми, путать, перекладывать с больной головы на здоровую, и тактика его понятна. Если нет железобетонного аргумента для оправдания, дело надо расшатать и заволокитить, так, чтобы у судьи не осталось иного выхода, кроме как отправить на доследование. Клиент его это стерпит, все-таки находиться под подпиской о невыезде это вам не в камере сидеть. Еще годик протянуть, а там и прекратить по-тихому уголовное преследование в отношении Соломатина, чтобы осудить хотя бы остальных.
Ну а пока суд да дело, сыр да масло, творческая интеллигенция и неравнодушные граждане будут кукарекать на всех углах об ужасающем произволе властей и в итоге взвинтят общественное мнение так, что его нельзя уже будет игнорировать.
Может быть, и мировая общественность подтянется, кстати, не зря же Соломатин в свое время получил приз на международном кинофестивале.
Ах, боже мой, империя зла опять нагнула творца за смелые антисоветские высказывания! И не ответишь мировой общественности: разуй глаза! У нас что ни фильм, то антисоветское высказывание, Игорь Васильевич просто адепт коммунизма по сравнению с другими мастерами.
Ирина раньше не задумывалась об этом, но после разговора с Гортензией Андреевной с неохотой признала, что старушка, пожалуй, права. Взять хоть несомненный молодежный хит с пафосным названием «Вам и не снилось…». Трогательный фильм, и повесть хорошая. Настолько хорошая, что Ирине так и не удалось ее прочесть. Томик журнала «Юность», где была опубликована эта вещь, был изъят сестрой прямо из Ирининого почтового ящика, гулял с тех пор по рукам, и, наверное, не вернется уже к своей хозяйке никогда.
Светлая вещь о первой любви, но ведь жутко антисоветская! Может быть, в книге иначе, но в фильме ни один персонаж не озабочен ничем, кроме своих любовных проблем. Взрослые ни к чему не стремятся, ничего не добиваются, даже непонятно, кто кем работает, кроме учительницы Тани, да на заднем плане маячит хирург Миша, грубое животное, которого Таня пытается перевоспитать и кормит духовной пищей вместо того, чтобы налить человеку борща после тяжелого трудового дня. И дети в фильме живут исключительно любовью, будто это единственное спасение из скучного и серого мира, который скоро на них навалится. А потом еще две безумные по сути бабы – девочка, не умеющая себя ничем занять, если рядом нет возлюбленного, и тетка с такой заклинкой рулей, что предпочитает далекую мамашу интересующемуся ею мужику, с серьезным видом рассуждают о том, что важнее, любовь или долг. Но ведь долг и любовь это даже не две стороны одной монеты, это просто одно и то же. Долг – это любовь, а любовь – это долг. Когда любишь, легче исполнять долг, а когда исполнишь долг, любовь твоя растет и крепнет.
Кажется, учительницу Таню надо воспринимать высокодуховным и положительным персонажем, потому что она не поддалась на гнусные провокации хирурга Миши и сохранила свою душу в неприкосновенности, гордая и самостоятельная женщина. Но ведь если посмотреть внимательнее, она хотела быть хозяйкой Миши, управлять и руководить этим недалеким скотом, спасать его от него же самого, а роль спутницы жизни представлялась ей слишком унизительной.
Короче говоря, этот популярный фильм содержит гораздо более вредные высказывания, чем соломатинская заумь, а про другие любимые народом картины даже думать не хочется, чтобы в них не разочаровываться.
Тут внезапно кто-то взял Ирину под локоток, и размышления ее прервались.
– Ой! – вскрикнула она. – Это вы, Вера Ивановна!
– Напугала? – адвокат перевела дух и поправила растрепавшуюся от спешки челку.
– Есть немножко.
– Простите. Провожу вас до метро?
– Вера Ивановна, я очень рада вас видеть, но сами понимаете…
Адвокат вздохнула.
– Тем более дело групповое, а согласия между подсудимыми, как я понимаю, нет. Не дай бог, потом Келлер еще заявит, что ваш подзащитный избежал ответственности из-за наших с вами личных отношений, и потребует пересмотра дела.
– А он может.
– Еще как.
– Гнида редкой силы.
– Но до метро-то ладно, можно, – подмигнула Ирина, – пойдемте, пока никто не видит.
Вера Ивановна взяла Ирину под руку, и они быстро зашагали по улице, залитой бледным вечерним солнцем.
– Ах, Вера Ивановна, как же я рада вас встретить! – повторила Ирина. – Знаете что, как кончится процесс, приезжайте к нам на дачу. Я помню, вы любите в лес ходить…
– Что есть, то есть. Только сейчас там пока еще собирать нечего.
Ирина вздохнула:
– Боюсь, Вера Ивановна, мы с этим делом так застрянем, что когда вынесем приговор, уже грибы отойдут.
– А, за это не волнуйтесь. Дело простое, как три копейки. Быстро разберетесь.
– Вот как?
– Ну да. Не буду говорить, чтобы не лишать вас непосредственности восприятия, но там все ясно как день. Главная интрига – кто их заложил, – Вера Ивановна засмеялась, – единственная загадка во всем этом компоте.
– И какие версии?
– Как обычно. Малюков уверен, что не выдержали нервы у супруги моего подзащитного. Она усердно делает карьеру в обкоме, а сами понимаете, муж-уголовник для партийного работника это все равно что камень на шее утопленника. Мигом утащит на дно, вот она и решила быстренько перерезать эту веревку.
Ирина пожала плечами:
– Тогда она сделала бы это открыто. С чувством, так сказать, с толком и с пафосом.
– Нет, сейчас-то, конечно, она открещивается от своего супруга на всех углах, но начала уже после того, как его взяли под стражу. Нет, эта дама сначала развелась бы официально, а потом заложила. Лично я вместе с прогрессивной общественностью придерживаюсь мнения, что это дело рук молодой любовницы Соломатина, которую он бросил одну с ребенком.
– Дешевая мелодрама какая-то, – поморщилась Ирина.
– Так-то оно так, но обычно чем дешевле, тем ближе к правде.
Ирина промолчала.
Все давно прошло, отболело, отсохло, она осознала и раскаялась, но все равно сердце противно сжимается каждый раз, когда речь заходит о любовницах женатых мужчин. Она давно покончила с этими унизительными отношениями, но память о них иногда просыпается и ноет, как старая рана.
– Или жена, если уж совсем дешево, – улыбнулась Вера Ивановна, – решила отомстить мужу за измены.
– А вот это как раз недешево выходит. Конфискацию имущества еще никто не отменял.
– И то правда.
– Вера Ивановна, думаю, все гораздо проще, – до метро осталось около ста метров, и Ирина на ходу принялась искать в сумочке пятачок, чтобы спутница поняла, что она торопится, и не стала задерживать ее праздными разговорами, – нравится нам это или нет, но на киностудии, как на любом производстве, есть сексоты. Кто-то из них добросовестно следил за товарищами, а потом добросовестно доложил, вот и вся механика.
– Наверное, вы правы, но это так скучно, – улыбнулась Вера Ивановна, – месть обманутой любовницы гораздо интереснее.
Ирина только руками развела.
* * *
Судьба ее висела на волоске, так что думать о таинственном Рымареве было совершенно некогда. Данилку брали в ясельки с сентября, а пока самое время закрепиться в театре. Начинается время гастролей, куда она, к сожалению, не поедет из-за сына, но хотя бы знать, к чему готовиться в новом сезоне.
Игорь сказал, что в кино ей дорога закрыта из-за того, что все считают ее стукачкой, а вдруг в театре художественный руководитель был с ней груб тоже из-за этого?
Настя вздохнула. Слухи разносятся быстро, особенно на тему кто с кем спит и кто куда доносит.
Решив прояснить ситуацию, она собралась в театр. На этот раз оделась, наоборот, как можно скромнее, все-таки театр детский, надо выглядеть прилично.
Она побоялась спускаться с Данилкой в метро, поехала на автобусе и в результате едва не разминулась с худруком, который, когда Настя подошла, уже запирал свой кабинет, чтобы идти обедать.
«Все-таки какие разные люди, – подумала Настя, оглядев его щуплую фигурку в джинсах фабрики „Салют“ и пестрой ковбойке. – Игорь и на вид настоящий художник, а этот… Правильно Лариса говорит, с такой рожей надо в колхозной бухгалтерии сидеть, трудодни на счетах пересчитывать».
– О, Астахова, привет! – сказал худрук миролюбиво и склонился к Данилке. – А это что у нас за юный зритель? Или артист?
Данилка подпрыгнул у нее на руках и потянулся к роговым очкам худрука.
Настя быстро отступила, чтобы он не успел их схватить и швырнуть на пол.
– Ничего-ничего. Ты ко мне? Ну давай, зайди, поговорим.
Он снова повернул ключ в замке и пригласил ее в кабинет, приятно прохладный после автобусной духоты. Настя села, и Данилка у нее на руках немедленно замолотил ладошкой о столешницу, приговаривая что-то деловито и воодушевленно.
– Смотри-ка, настоящий начальник, – улыбнулся худрук, – далеко пойдет. Так ты что хотела, Астахова?
– Узнать о своих перспективах, – буркнула она.
– Хорошие перспективы, не волнуйся. Молодая, красивая, талантливая, чего тебе еще?
– Роль нормальную, – буркнула она.
– Будет, не волнуйся. Все придет со временем.
– Вы специально, что ли, не хотите? – выпалила она.
– Астахова-Астахова, что за детский сад? – Худрук невозмутимо покачал головой: – Пришла, требуешь, ногами еще потопай. Ты, Анастасия, пойми одну простую вещь. Никто не против тебя.
– Ну да.
– Правда, Настенька. Просто люди все за себя, поэтому иногда может показаться, что они против тебя, но это иллюзия.
– Ну конечно!
– Ну конечно, – худрук улыбнулся, – сама подумай, у нас же труппа, то есть трудовой коллектив, и он, прости за банальность, должен быть сплоченным, чтобы выполнить боевую задачу наилучшим образом. Верно?
Вера Ивановна за прошедшие годы слегка пополнела и из грузной скучной тетки превратилась в холеную цветущую даму, выглядящую даже слишком легкомысленно для серьезного адвоката.
Ирина знала, что после Еремеева она одержала еще несколько блестящих побед, приобрела в городе известность и стала нарасхват, поэтому предположила, что Вера Ивановна защищает самого Соломатина, но нет, оказалось, она представляет интересы директора картины Делиева.
Соломатина защищал настоящий небожитель, Эдуард Келлер, дородный седовласый мужчина со слащавыми манерами. Он слыл лучшим адвокатом в Ленинграде, примерно как «Мерседес» считается лучшей маркой автомобиля в мире, а «левайсы» явно превосходят по всем параметрам джинсы фабрики «Салют». Короче говоря, иметь Келлера своим защитником было очень престижно. Экспедитор Малюков пригласил адвоката поскромнее, но тоже довольно хорошего, от которого Ирина не ждала сюрпризов.
Обвинение представлял Николай Николаевич Грушин, пожилой грустный человек, слегка похожий на птеродактиля. Это был добросовестный юрист, искренне болеющий за дело и ставящий правосудие выше собственных амбиций, настоящий подарок судьбы для любого судьи.
Таким образом, Ирина, узнав участников процесса, приободрилась. Среди подсудимых нет единства, каждый тянет одеяло на себя, но зато судья с обвинителем будут работать одной командой, поставив своей главной целью установление истины.
Обвинение не запрашивало высшую меру, но, поскольку статья предусматривает ее, перед началом процесса следует провести распорядительное заседание, которое Ирина назначила на завтрашнее утро и ушла домой, не дожидаясь Веры Ивановны, с которой хотелось поболтать, обменяться новостями, свежими и не очень, но до конца процесса лучше держать дистанцию. Так и проходит жизнь, черт побери. В процессе нельзя общаться с хорошим человеком, а вне процесса – некогда.
Ирина вздохнула. Нет, все же жаль, что Вера Ивановна защищает не Соломатина. Она не только профессионал, но и глубоко порядочный человек, не позволяет своим подзащитным слишком далеко отклоняться от истины, ну а Келлер совсем другое дело. Так намутит воду, что вообще ничего не поймешь. Будет сеять раздор между подсудимыми, путать, перекладывать с больной головы на здоровую, и тактика его понятна. Если нет железобетонного аргумента для оправдания, дело надо расшатать и заволокитить, так, чтобы у судьи не осталось иного выхода, кроме как отправить на доследование. Клиент его это стерпит, все-таки находиться под подпиской о невыезде это вам не в камере сидеть. Еще годик протянуть, а там и прекратить по-тихому уголовное преследование в отношении Соломатина, чтобы осудить хотя бы остальных.
Ну а пока суд да дело, сыр да масло, творческая интеллигенция и неравнодушные граждане будут кукарекать на всех углах об ужасающем произволе властей и в итоге взвинтят общественное мнение так, что его нельзя уже будет игнорировать.
Может быть, и мировая общественность подтянется, кстати, не зря же Соломатин в свое время получил приз на международном кинофестивале.
Ах, боже мой, империя зла опять нагнула творца за смелые антисоветские высказывания! И не ответишь мировой общественности: разуй глаза! У нас что ни фильм, то антисоветское высказывание, Игорь Васильевич просто адепт коммунизма по сравнению с другими мастерами.
Ирина раньше не задумывалась об этом, но после разговора с Гортензией Андреевной с неохотой признала, что старушка, пожалуй, права. Взять хоть несомненный молодежный хит с пафосным названием «Вам и не снилось…». Трогательный фильм, и повесть хорошая. Настолько хорошая, что Ирине так и не удалось ее прочесть. Томик журнала «Юность», где была опубликована эта вещь, был изъят сестрой прямо из Ирининого почтового ящика, гулял с тех пор по рукам, и, наверное, не вернется уже к своей хозяйке никогда.
Светлая вещь о первой любви, но ведь жутко антисоветская! Может быть, в книге иначе, но в фильме ни один персонаж не озабочен ничем, кроме своих любовных проблем. Взрослые ни к чему не стремятся, ничего не добиваются, даже непонятно, кто кем работает, кроме учительницы Тани, да на заднем плане маячит хирург Миша, грубое животное, которого Таня пытается перевоспитать и кормит духовной пищей вместо того, чтобы налить человеку борща после тяжелого трудового дня. И дети в фильме живут исключительно любовью, будто это единственное спасение из скучного и серого мира, который скоро на них навалится. А потом еще две безумные по сути бабы – девочка, не умеющая себя ничем занять, если рядом нет возлюбленного, и тетка с такой заклинкой рулей, что предпочитает далекую мамашу интересующемуся ею мужику, с серьезным видом рассуждают о том, что важнее, любовь или долг. Но ведь долг и любовь это даже не две стороны одной монеты, это просто одно и то же. Долг – это любовь, а любовь – это долг. Когда любишь, легче исполнять долг, а когда исполнишь долг, любовь твоя растет и крепнет.
Кажется, учительницу Таню надо воспринимать высокодуховным и положительным персонажем, потому что она не поддалась на гнусные провокации хирурга Миши и сохранила свою душу в неприкосновенности, гордая и самостоятельная женщина. Но ведь если посмотреть внимательнее, она хотела быть хозяйкой Миши, управлять и руководить этим недалеким скотом, спасать его от него же самого, а роль спутницы жизни представлялась ей слишком унизительной.
Короче говоря, этот популярный фильм содержит гораздо более вредные высказывания, чем соломатинская заумь, а про другие любимые народом картины даже думать не хочется, чтобы в них не разочаровываться.
Тут внезапно кто-то взял Ирину под локоток, и размышления ее прервались.
– Ой! – вскрикнула она. – Это вы, Вера Ивановна!
– Напугала? – адвокат перевела дух и поправила растрепавшуюся от спешки челку.
– Есть немножко.
– Простите. Провожу вас до метро?
– Вера Ивановна, я очень рада вас видеть, но сами понимаете…
Адвокат вздохнула.
– Тем более дело групповое, а согласия между подсудимыми, как я понимаю, нет. Не дай бог, потом Келлер еще заявит, что ваш подзащитный избежал ответственности из-за наших с вами личных отношений, и потребует пересмотра дела.
– А он может.
– Еще как.
– Гнида редкой силы.
– Но до метро-то ладно, можно, – подмигнула Ирина, – пойдемте, пока никто не видит.
Вера Ивановна взяла Ирину под руку, и они быстро зашагали по улице, залитой бледным вечерним солнцем.
– Ах, Вера Ивановна, как же я рада вас встретить! – повторила Ирина. – Знаете что, как кончится процесс, приезжайте к нам на дачу. Я помню, вы любите в лес ходить…
– Что есть, то есть. Только сейчас там пока еще собирать нечего.
Ирина вздохнула:
– Боюсь, Вера Ивановна, мы с этим делом так застрянем, что когда вынесем приговор, уже грибы отойдут.
– А, за это не волнуйтесь. Дело простое, как три копейки. Быстро разберетесь.
– Вот как?
– Ну да. Не буду говорить, чтобы не лишать вас непосредственности восприятия, но там все ясно как день. Главная интрига – кто их заложил, – Вера Ивановна засмеялась, – единственная загадка во всем этом компоте.
– И какие версии?
– Как обычно. Малюков уверен, что не выдержали нервы у супруги моего подзащитного. Она усердно делает карьеру в обкоме, а сами понимаете, муж-уголовник для партийного работника это все равно что камень на шее утопленника. Мигом утащит на дно, вот она и решила быстренько перерезать эту веревку.
Ирина пожала плечами:
– Тогда она сделала бы это открыто. С чувством, так сказать, с толком и с пафосом.
– Нет, сейчас-то, конечно, она открещивается от своего супруга на всех углах, но начала уже после того, как его взяли под стражу. Нет, эта дама сначала развелась бы официально, а потом заложила. Лично я вместе с прогрессивной общественностью придерживаюсь мнения, что это дело рук молодой любовницы Соломатина, которую он бросил одну с ребенком.
– Дешевая мелодрама какая-то, – поморщилась Ирина.
– Так-то оно так, но обычно чем дешевле, тем ближе к правде.
Ирина промолчала.
Все давно прошло, отболело, отсохло, она осознала и раскаялась, но все равно сердце противно сжимается каждый раз, когда речь заходит о любовницах женатых мужчин. Она давно покончила с этими унизительными отношениями, но память о них иногда просыпается и ноет, как старая рана.
– Или жена, если уж совсем дешево, – улыбнулась Вера Ивановна, – решила отомстить мужу за измены.
– А вот это как раз недешево выходит. Конфискацию имущества еще никто не отменял.
– И то правда.
– Вера Ивановна, думаю, все гораздо проще, – до метро осталось около ста метров, и Ирина на ходу принялась искать в сумочке пятачок, чтобы спутница поняла, что она торопится, и не стала задерживать ее праздными разговорами, – нравится нам это или нет, но на киностудии, как на любом производстве, есть сексоты. Кто-то из них добросовестно следил за товарищами, а потом добросовестно доложил, вот и вся механика.
– Наверное, вы правы, но это так скучно, – улыбнулась Вера Ивановна, – месть обманутой любовницы гораздо интереснее.
Ирина только руками развела.
* * *
Судьба ее висела на волоске, так что думать о таинственном Рымареве было совершенно некогда. Данилку брали в ясельки с сентября, а пока самое время закрепиться в театре. Начинается время гастролей, куда она, к сожалению, не поедет из-за сына, но хотя бы знать, к чему готовиться в новом сезоне.
Игорь сказал, что в кино ей дорога закрыта из-за того, что все считают ее стукачкой, а вдруг в театре художественный руководитель был с ней груб тоже из-за этого?
Настя вздохнула. Слухи разносятся быстро, особенно на тему кто с кем спит и кто куда доносит.
Решив прояснить ситуацию, она собралась в театр. На этот раз оделась, наоборот, как можно скромнее, все-таки театр детский, надо выглядеть прилично.
Она побоялась спускаться с Данилкой в метро, поехала на автобусе и в результате едва не разминулась с худруком, который, когда Настя подошла, уже запирал свой кабинет, чтобы идти обедать.
«Все-таки какие разные люди, – подумала Настя, оглядев его щуплую фигурку в джинсах фабрики „Салют“ и пестрой ковбойке. – Игорь и на вид настоящий художник, а этот… Правильно Лариса говорит, с такой рожей надо в колхозной бухгалтерии сидеть, трудодни на счетах пересчитывать».
– О, Астахова, привет! – сказал худрук миролюбиво и склонился к Данилке. – А это что у нас за юный зритель? Или артист?
Данилка подпрыгнул у нее на руках и потянулся к роговым очкам худрука.
Настя быстро отступила, чтобы он не успел их схватить и швырнуть на пол.
– Ничего-ничего. Ты ко мне? Ну давай, зайди, поговорим.
Он снова повернул ключ в замке и пригласил ее в кабинет, приятно прохладный после автобусной духоты. Настя села, и Данилка у нее на руках немедленно замолотил ладошкой о столешницу, приговаривая что-то деловито и воодушевленно.
– Смотри-ка, настоящий начальник, – улыбнулся худрук, – далеко пойдет. Так ты что хотела, Астахова?
– Узнать о своих перспективах, – буркнула она.
– Хорошие перспективы, не волнуйся. Молодая, красивая, талантливая, чего тебе еще?
– Роль нормальную, – буркнула она.
– Будет, не волнуйся. Все придет со временем.
– Вы специально, что ли, не хотите? – выпалила она.
– Астахова-Астахова, что за детский сад? – Худрук невозмутимо покачал головой: – Пришла, требуешь, ногами еще потопай. Ты, Анастасия, пойми одну простую вещь. Никто не против тебя.
– Ну да.
– Правда, Настенька. Просто люди все за себя, поэтому иногда может показаться, что они против тебя, но это иллюзия.
– Ну конечно!
– Ну конечно, – худрук улыбнулся, – сама подумай, у нас же труппа, то есть трудовой коллектив, и он, прости за банальность, должен быть сплоченным, чтобы выполнить боевую задачу наилучшим образом. Верно?