Юность воина

— Ты не веришь в честь? Все кругом предатели?

— Какая преданность от сидящего на цепи? Поводок должен быть свободным. Оставляй людям иллюзию свободы.

Джеки непроизвольно глянула на молчаливо присутствующих Сестер.

— Храм — это другая ситуация, — прекрасно поняла слепая. — Наши обеты, кроме всего прочего, делают нас равными в основном — подняться до моего места сможет любая.

— В теории.

— Конечно, — легко согласилась Верховная Жрица. — Будучи нескромной, а главе Храма и нельзя иначе, я могу уверенно заявить: таких, как я, в мире очень немного.

— Все мы единственные в своем роде.

— Это уже не дерзость простительная, а натуральная глупость, — поморщилась слепая. — Кто мало знает, лучше бы выслушал, прежде чем делать выводы. Скоропалительная реакция до добра не доводит.

— Я прошу прощения.

— Слышу в голосе смирение, а не раздражение. Все-таки я права, и ты не безнадежна. Ты пытаешься слушать и понять собеседника. А порывистость пройдет с возрастом. Мне ведь даже не надо кости бросать и руны проверять. Я столько разных людишек, людей и человеков повидала… Ладно. Оставим это. Я хочу сказать, что магов, специализирующихся в некой отдельной отрасли, достаточно много. Универсальных, которым подвластно все, — единицы. Их имена могут быть и неизвестны обычным людям.

— То есть ты — один из немногих живущих в мире гениев?

— Теперь в голосе присутствует некое сомнение. К сожалению, должна признаться, случайно обоснованное. Я всего-навсего гений в одной области…

— Какой?

— А вот Ацела, — Верховная Жрица проигнорировала вопрос, показав себе за спину — универсальный. Она может почти все. И я отдаю ее тебе.

— Спасибо, — растерянно сказала Джеки. Она впервые не знала, как реагировать.

— Когда-нибудь она заменит меня.

Женщина шевельнулась за спиной. Ей, похоже, не понравилась идея.

— Не сегодня, не завтра. Я еще поживу. Так что уж помни. Я тебе друг, а она — следующая Верховная, и постарайся не строить из себя нанимательницу, коей обязаны за деньги. Я ведь ничего ужасного не требую?

— Нет.

— Даже принести мне голову Императора, — она хихикнула, — многие бы согласились в качестве ответной любезности. Я не стану требовать лишнего. Просто помни — Абсолютного Знания и Истины не существует. Учиться приходится всю жизнь, и ошибки непременно будут. Слушай людей. Они должны всегда иметь право возразить и высказать личное мнение. Пока идет совещание. А вот потом — исполнять без раздумий!





Глава 28

Защищать подданных




Деревня Чужаки возникла неожиданно.

Обычно перед деревней начиналась полоса расчищенной земли. Люди — твари ленивые и первым делом сводят деревья вблизи жилищ. Даже если и опасности поблизости никакой. Здесь, далеко от властей и в глухом лесу, случалось неоднократно всякое. И медведь забредает без спроса, и лихие люди выскочат нежданно. Так что практически всегда и частокол присутствует, и мешающий обзору кустарник с не только старыми, но и новыми деревьями постоянно пропалывают.

— Беспечно живут, — буркнул Олаф, ни к кому не обращаясь.

— Так это же переселенцы, — ответил ему брат, — бараны неученые.

— Ты тоже так думаешь? — спросил Энунд.

— За пяток лет могли бы и пошевелиться, — нехотя вступил в разговор Блор.

Он предпочитал лишний раз рта не открывать. Не хотелось попасть впросак, как по первости. Уж больно нагло говорили крестьяне с главным ловчим. Так и тянуло съездить по харе, чтобы знали свое место. Энунд не позволил. Вопреки своему простецкому виду, оказался достаточно разумным, чтобы не просто приказать, а объяснить, почему нельзя как хочется всласть отстегать деревенщину, позволяющую себе не кланяться.

Достаточно внятно объяснил, почему он, главный ловчий лордства, в обязанности которого входит отнюдь не одна организация охоты, а и сбор дани во владениях, спускает нахальство. Между прочим, к своему новому назначению Энунд относился трепетно и покушения на прерогативы терпеть отказывался. Ни одного наемника в первый объезд границ и поселений с собой не взяли. Только его люди, и почти все родичи.

Из каких соображений в эту компанию угодил заодно и Блор, ему не объясняли. Наверняка не сам придумал чужака взять. Вот про держать рядом — это вернее, но приказ пришел свыше. Вернее, Николас дал понять, что пришло время ближе ознакомиться с окрестностями, а то сильно засиделся. Целых два дня отдыхал после занятия госпожой Жаклин подобающего ей по рождению места — пора отрабатывать содержание.

Оно и к лучшему. Подальше от излишних вопросов. Рассказать ему особо о псоголовых нечего, а веры теперь меньше. Промолчал — значит, скрываешь важное и интересное. Пришлось давить на плохое отношение в Империи к полулюдям, якобы потому и промолчал. А на самом деле старался обходить подробности, чтобы за непроходимого враля не приняли.

Выдумывать не хотелось, а фактически внутренней жизни он и не видел. Все со слов Дока, а уж насколько тот правдив, и не выяснить. То есть откровенно не врал, но вполне мог преувеличивать и недоговаривать. Из дальнейшего хорошо видно. Какой смысл скрывать собственную помощь — не понять. Наверное, присутствовал, но за малым разумом Блора не заметен. Лучше уж помалкивать о подобных знакомствах.

— Почему именно пять? — быстро спросил Энунд.


— Поле, — односложно ответил Блор. — Вырубка недавняя. Расширялись. Сразу так не размахиваются.

— А! — сказал Олаф с ощутимым пренебрежением. — Ты же сам приезжий, от земли.

— Думай иногда, — треснул его отец. Не сильно, просто для порядка.

Блор вновь промолчал. Затевать ссору не ко времени. Пусть его. И Олафа предки не так давно прибежали под чужую руку и присягу давали. На чужую землю. Он своих родителей не стыдился. И уж подавно не их попытки закрепиться на новом месте.

В этом отношении они ничем не отличались ни от его товарищей, происходящих с Гелоновых островов, ни даже от лордов Кнаута. Все до одного когда-то начинали одинаково, имея в качестве имущества один меч в самом лучшем случае. Большинство и его не получили при рождении. И если они поднялись над толпой, честь и хвала. А боги рассудят, кто достоин прославиться, кто основать свой род и заполучить богатство, а кто погибнет бесславно. Не предками едиными надо гордиться. Еще и самому приложить огромный труд.

А кто надеется подняться, обязан слушать не одного себя, а в первую очередь других. Неоткуда Блору знать некоторые подробности. Многое случилось, пока он жил в Храме и носился по Крыше Мира. Вот и отношения с крестьянами изменились, и без подробных пояснений сложно разобраться с ходу. В жизни все много проще и при этом сложнее, чем слышал в детстве. Черная смерть унесла жизни трети населения во многих провинциях Империи, тяжело ударив и по здешней. Многие поселки опустели, некому стало обрабатывать земли.

Спрос на рабочие руки оказался необычайно высок, и крестьяне достаточно свободно себя чувствовали при общении с фемами. Не понравятся условия — уйдут к другому. Чересчур сильно давить на людей стало достаточно опасно для хозяйства. Независимо от написанного в законах, чувство собственной выгоды заставляло считаться с арендаторами.

В городах тоже начались сложности. При работе за жалованье с работником заключался договор на год, а хозяин, увольнявший до истечения срока, был обязан выплатить ему жалованье полностью. Естественно, этим пользовались, выставляя каждый раз новые условия или уходя к другому работодателю. Никого нельзя было заставить трудиться у одного и того же мастера больше трех лет. Стоило задержать плату на пару дней — и нанятый считал себя не связанным обязательствами.

Впрочем, нашелся и выход. В последнее время многие приглашали в поместье желающих с юга. Изредка приезжали самостоятельно, но чаще предварительно заключались договоры с большими группами переселенцев. Глава рода или целого крестьянского клана договаривался с землевладельцами об отводимой для поселенцев земле и о повинностях, которые колонисты должны за нее нести в виде платы за землю.

Они получали земли на правах вечно наследственной аренды и уплачивали земельному собственнику денежный взнос или натуральный оброк, определенный договором. Территория отводилась единым клином, и каждый новый домохозяин получал отдельный участок в индивидуальное владение. Иногда, если группа была особенно большой или собственник очень нуждался в крестьянах, старший среди переселенцев получал в виде вознаграждения участок земли в наследственное пользование, свободное от всех платежей и повинностей.

— Неладно что-то, — с тревогой сказал Блор, пристально всматриваясь вперед.

Вся деревня высыпала навстречу, от мальца до старика, будто посреди дня им заняться нечем и по избам сидят в ожидании гостей. Еще и оружие в руках почти у каждого. Не одни мужчины с копьями и топорами. Даже бабы с косами и цепами. Оно ведь издали смешно, а правильно резануть таким длинным лезвием — и конь без ног, а всадника по темечку приголубят. Никакой шлем не поможет, ежели от всей души да с размаху. Не с первого удара, так со второго башку проломят. Руки-то у крестьян привычны цепом махать.

Энунд не стал отдавать команду, просто направил коня к толпе, и не подумав осторожничать. Ничего эти по-любому не сделают, даром четверо на одного. Нормальный кнехт на коне и пятерых мужиков разделает без особых затруднений, тем более что здесь полно ребятишек и женщин. Не им тягаться с приехавшими.

— Здоровья тебе, Мадач, — произнес ловчий, обращаясь к спешащему к нему пожилому морщинистому дядьке в богато вышитом кафтане. — Почто встречаете с дубьем, али совсем одурели, в чаще сидючи? На людей без причины бросаетесь.

— Э… — отозвался настороженно староста, — мы… э… завсегда радешеньки привечать дорогих гостей, но за каким э… пожаловали?

— Да вот решили по случаю напомнить об обязанностях перед хозяйкой.

— Так ты, Энунд, э… давно уже не на должности, э…

Крепкий мужчина, стоявший сзади, быстро произнес нечто непонятное. Одно слово — чужаки. Никто языка этих не понимал, за что соседи не особо их любили. Пару раз на ярмарках дрались.

За спинами пошли разговоры. Люди передавали негромко сказанную реплику.

— Может, прямо скажешь, Ласло? — потребовал Энунд. — Чтобы все случайные гости поняли.

— Невместно мне поперек отца выступать, — ответил тот на вполне приличном имперском.

— А выслушивать бесконечные «э» нормально? — уже с раздражением спросил Энунд.

— Я сказал, в Кнауте все изменилось. Леди Жаклин правит. Не лорд Витри.

— Э? — вопросительно проблеял староста.

— Может, Ласло в старосты вместо тебя назначить? Он хоть немного ума имеет.

Олаф заржал, и даже в толпе кое-кто усмехнулся.

— Потому что прав твой сын. Нет больше лорда Витри, а я как был главным ловчим, таким и остался. Всем понятно? — взревел он, обращаясь к людям.

Невнятное бурчание стало ответом.

— Вот пусть и защищает, раз заявился, — взвизгнул женский голос на имперском с гортанным акцентом. Явно сознательно кричала для всех, а не ради деревенских.

Толпа взревела, но не угрожающе, а с надеждой и страхом. Послышались еще крики, но понять, что к чему, было решительно невозможно. Уж очень коверкали язык и жутко произносили знакомые слова, да еще несколько человек одновременно.

— Помилосердствуй, защитник сирых и обиженных, — заголосил староста, будто по сигналу, исключительно плаксивым тоном, — руби мне голову, только спаси род мой и людей прочих от погибели жуткой неминучей!

— Ну дает, — изумленно произнес кто-то из воинов за спиной у Блора.

— Это ты так по поводу налогов трясешься? — изумился Энунд.

Из толпы опять закричали нечто невнятно-просительное. Еще и женщины заплакали, как умеют рыдать профессиональные рыдальщицы на похоронах. Ловчего аж перекосило.

— Говорить станем в доме и без баб, — отрезал он. — Старосты с сыном достаточно. Остальные пусть делом займутся. Чего неясного? — хмуро спросил, обводя нахмуренным взором толпу.

Избы здешних крестьян уже перестали поражать Блора. Он и раньше их наблюдал вблизи, все-таки сам проживал в одной достаточно долго до Храма, но ребенок о таких вещах не задумывается. Для него все вокруг нормальное и сравнивать особо не с чем, разве с чуть худшими по обстановке и размерам соседскими. Кто давно проживал, так целые хоромины в два этажа отгрохал, с домами на юге никакого сравнения. Насмотрелся. Нищета там натуральная. Правильно говорят — в метрополии простой народ хуже окраин существует.

Здешние и питались много обильнее. В самых обычных домах угощали тремя или четырьмя блюдами. И не потому что могут егеря остаться недовольными и отберут заготовленное на зиму. Условия аренды четко фиксировались. В хартиях обстоятельно определялись права и обязанности сторон, точное количество и качество («хорошее, чистое зерно») поставлявшихся ими господину продуктов, сроки поставки, а также срок, на который заключался договор аренды.