Янтарь в болоте

– Чему? – совсем растерялась девушка и обеими руками ухватилась за ручку корзинки, словно за спасительную веревку, которая единственная могла вытащить из трещины.

Наверное, окажись здесь кто-то другой, Алёна бы просто извинилась и вышла. А сейчас стояла, хлопала глазами и не могла отвести взгляд. Потому что напротив сидел он.

Рубцов Олег Сергеевич. Первый княжеский воевода, прозванный Янтарноглазым. Черный янтарь редкой, удивительной, былинной силы. Не просто земля – то, что называется «соль земли». Он выиграл последнюю войну с болотниками, он поднял Граничный хребет – скалистую гряду, отделившую Великую топь от Белогорья надежнее любых чар. Он подарил приграничным землям и их жителям покой, какого они не знали никогда прежде.

Алёнин дед Иван Никанорович отзывался о нем с таким уважением, какого не питал ни к князьям, ни к кому другому. Пластун из рода пластунов, пестовавший мальчишек, познакомился с Рубцовым, прибывшим под его начало на заставу, четырнадцать лет назад. Дед не раз говорил, что не он учил новобранца, а сам у него многому учился: этот молодой парень в свои двадцать три знал и умел больше, чем опытный седой воин. Шашкой махал что дубиной, Иван Никанорович диву давался, но без оружия хорош был настолько, что впору за ним записывать.

Два года ушло у этого паренька, чтобы дослужиться до воеводы. Да, во многом благодаря удивительно сильному дару, и с появлением хребта не то что простые крестьяне – ему князья руки целовать должны были!

Двенадцать лет назад Алёна видела его последний и единственный раз, когда приезжал проститься с дедом. Украдкой видела – нечего детям лезть, когда старшие о своем говорят. Даже не подумала за эти дни о том, что он окажется здесь, при княжьем дворе, хотя, казалось бы, где же ему еще быть – первому воеводе?

И за эти двенадцать лет он совсем…

Нет. Не изменился он там, в ее голове, а сейчас перед Алёной сидел и он, и как будто совсем не он. Рыжие волосы все так же коротко острижены, но теперь в них густая проседь. Откуда, ведь сорока еще нет! И тогда, после войны, не было. А повязка через правый глаз – все та же, простая черная лента. Алёна долго донимала деда, пытаясь выяснить, что с его глазом. Тот ведь знал, точно знал, но только отмахивался – не твое дело. А она знала, что это не простая рана, да и рана ли вообще? Ровная кожа вокруг, ни царапинки, ни шрама, и ресницы под тонкой повязкой как будто двигаются…

И одежда эта… Удобная, понятная, привычная, но место ли ей здесь и сейчас? Должна быть другая. Красивая, нарядная, ладно сидящая на крепких плечах. И улыбка должна быть та самая, живая, которой он улыбался деду и, казалось, ей самой, подглядывающей из-за занавески.

Но улыбки не было. Была косая, недобрая ухмылка, скривившая и словно разрезавшая лицо, крепко засевшее в памяти. Как будто простое, как бабка говорит – пучок на пятачок. Но краше Алёна никогда не видела.

Радужка целого глаза – прежнего цвета, странного, оранжевого. Янтарного, теплого. За него, говорят, и прозвали. В сумраке Алёна не видела, но точно это знала. А лицо… Лицо все-таки как чужое. Похудевшее, бледное. Может, он нездоров?

– Эй, чернявая! – резко окликнул воевода, кинжал легко провернулся в ладони и на полвершка ушел в дерево стола. – Ты меня слышишь вообще?

– Простите, воевода, я… случайно сюда вошла, – отмерла наконец Алёна. – Мне сказали в Моховые покои прийти, на девичьи посиделки, должно быть, попутала что-то. Я тут только первый день.

Она опустила глаза, встретилась с умным и словно печальным взглядом карих собачьих глаз. Неделянская порода. Огромный пес, какими медведей травили, с широким лбом и вислыми ушами. Серой волчьей масти, но на волка не похожий совсем.

Пса Алёна тоже знала – воеводе подарили щенка у них. Не дед – его друг, он этих псов для охотников разводил, и были они, поговаривали, лучше великокняжеских.

– Первый день? – переспросил воевода. Сделал несколько глотков из бутылки, утер губы тыльной стороной ладони – Алёна видела, украдкой подняв глаза, но тут же вновь опустила. Пес у ног мужчины шумно, тяжело вздохнул. – Кто бы тебя сюда ни послал, добра он тебе не желал. Поменьше его слушай.

– Почему не желал? – Девушка с таким искренним изумлением вскинула на него взгляд, что воевода в первый момент не нашел что ответить.

– Ты знаешь ли, кто я такой?

– Конечно, знаю! Первый его княжеской светлости воевода, Рубцов Олег Сергеевич. Янтарноглазый, соль земли. Это благодаря вам хребет появился, вы нас от болотников закрыли!

Умолкнуть ее заставило не то, что закончились слова, а неподдельное удивление и недоверие на лице мужчины.

Но продолжить разговор не получилось, за спиной Алёны прошелестела, открываясь, дверь. Взгляд воеводы опять сделался колючим и недобрым, как в самом начале, когда алатырница нарушила его уединение, а потом повисшую тишину разбил торопливый голос Светланы:

– Ну куда тебя занесло? – Вдова цепко ухватила Алёну за локоть. – Простите нас, пожалуйста, она все перепутала! Не Моховые покои, а Малахитовые! Не сердитесь, мы уже уходим!

Алатырница бросила еще один взгляд через плечо, но прочитать выражение на лице воеводы не успела, дверь захлопнулась.

– Ух! Алёна, ну как же ты так? Все же знают, что в Моховые покои соваться нельзя, там же этот! – возмущенно говорила вдова, таща спутницу за локоть прочь. – Он тебя обидеть не успел?

– Как – обидеть? – растерянно переспросила Алёна и недовольно отдернула руку. – Пусти меня, что ты вцепилась?!

– Ох, извини, я так испугалась! Нагрубить, а то и кинуть чем или пса своего жуткого натравить, вот же чудовище! Да оба хороши, – ворчала Светлана. – А Улька дура, надо же было перепутать! Благо сейчас вспомнила, куда тебя отправила.

– Но это же воевода Рубцов! – пробормотала Алёна. – Это же он последнюю войну с болотниками выиграл…

– Что бы он там ни выиграл, а сейчас от него лучше подальше держаться! – Вдова наморщила нос. – Пьяный, грубый и неотесанный, вот уж вояка! И зачем ему великий князь дворянство только пожаловал!

– Но он же всех нас защитил!

– Да вот еще, всех! – недовольно отмахнулась Светлана. – Они к Китежу на полет стрелы не подойдут, болотники эти, Светлояр не позволит.

Алёна искоса зло глянула на вдову, собралась возразить, но в последнее мгновение передумала. Не о чем с ней говорить, и спорить тоже. Пустое. Не разговор – сердце пустое. И теперь, прежде чем верить этой родственнице хоть в чем-то, стоило крепко подумать. Если она и в самом деле не желает зла, то не обязательно ведь хочет добра. Да и нужно ли Алёне такое добро?

Светлана еще говорила, и спрашивала, и ворчала на Алёну за то, что та пока не дала указания перешить свои вещи. Алатырница и здесь не спорила – она почти не слушала, думая о недавней встрече. И чем больше думала, тем горше становилось на душе.

Как бы ни злилась она сейчас на Светлану, но кое в чем та была права. Воевода и впрямь переменился в сравнении с тем, каким она его помнила. И не в лучшую сторону. И стыдно уже было за свою детскую ревность, которую всегда питала, вспоминая этого мужчину. Да пусть бы он был женат, пусть орава детишек, но счастлив, а не… вот так. Да разве ж это воин? Кинжалом, своим кинжалом, верным защитником и другом – кромсать окорок?!

Некстати подумалось, что, не будь он пластуном, зарос бы серо-бурой бородой и выглядел бы еще грязнее. Если иные мужчины отпускали бороду и считали своей гордостью, то пластуны всегда начисто выводили лишние волосы специальным зельем, да и голову часто брили. Они если и сталкивались с врагом впрямую, то только лицом к лицу, вплотную, а в такой сшибке лишние волосья – возможность для врага. Схватить за бороду, взмахнуть кривым острым ножом – и нет пластуна.

Нет, не случайно подумалось. Вспомнился один. Бирюком у них в станице жил, на окраине. Тихий был, но пил беспробудно и все по окрестным лесам шатался. Так и сгинул по зиме, искали, но куда там! Говорили, бадзула привязалась – злобный дух, сводивший людей с ума, заставлявший опускаться и бродяжничать.

Глупость, конечно. И без чужого вмешательства люди оступаются. Был у них алый янтарь в станице, который духов и нечисть усмирял, так он бы заметил. И во дворце бы тем более заметили, если бы к воеводе эдакая нечисть прицепилась. Сам он, точно сам.

Думать о том, что Янтарноглазый закончит жизнь так же, как тот пьяница, было невыносимо.


– Скажи, и давно он… вот так? – спросила Алёна наконец.

– Кто?

– Воевода.

– Ну ты спросила! Да сколько его помню. Шатается по дворцу что леший по полю, – неприязненно отмахнулась она. – Изредка вон только к князю является по приказанию да по берегу, говорят, бродит ночами. Сейчас небось наберется и пойдет.

– Зачем? – не поняла Алёна.

– Да поди узнай, что у него на уме! К русалкам ходит, живые-то бабы от него бегают, – рассмеялась она. – Да что тебе до него за дело?

– Жаль его. Воин славный, алатырник могучий, и вот…

– Нашла тоже кого жалеть! Или тебе наш медведь-шатун по сердцу пришелся? – хитро, искоса глянула вдова.

Тут Алёна без труда сумела сдержаться. Она родным-то свою сердечную тайну не поверяла, что о случайных людях говорить! И давно научилась отвечать на такие вопросы ровно, не вызывая подозрений. Неопределенно повела плечами, слегка качнула головой.

– Откуда, я же и не знаю его! Так только, слышала. Нянюшка моя с приграничных земель была, а там про Янтарноглазого песни поют и детям сказки рассказывают.

Соврала, но за ложь совестно не было. Не говорить же, что девчонкой в него влюбилась, еще когда не знала, когда дедовы рассказы слушала и остальных стариков. А уж после, когда увидела… Как он смеялся, как глядел – чуть насмешливо, щурясь на солнце.

Алёна никогда не искала с ним встречи. Ну куда там? Он воевода, Янтарноглазый, а она что – простая станичница. Хорунжий. Да она даже на границу пошла не из-за него, честное слово. За нее все янтарь решил: жгучее злое пламя не греет, оно создано сжигать, и против болотников вернее средства нет, боятся они его. И действительно старалась забыть глупое детское увлечение, найти кого-то рядом, поближе, попроще. Да только в сравнение с ним никто не шел, ни на кого больше сердце не отзывалось.

И вдруг – эта встреча. Как же она не подумала, что он должен быть тут, при княжеском дворе?..

За разговором они незаметно дошли до нужного места, и обсуждение достоинств и недостатков княжеского воеводы на этом, к облегчению Алёны, прервалось.

В Малахитовых покоях было очень светло, сразу видно, что собирались рукоделием заниматься. На высоких подставках ярко горели светцы – созданные алатырниками, они напоминали крупные куски льда и точно так же таяли, только исходили не водой, а светом. Делались легко, служили долго и в ходу были не только в великокняжеском дворце, но и в купеческих домах, и у крестьян, у кого хозяйство покрепче.

Резные скамьи вдоль стен, два больших ларя с непонятным содержимым. В дальнем углу стояла изумительной красоты прялка, но к ней никто из девушек не притрагивался. То ли не хотели, то ли вещь эта принадлежала лично княгине.

Рукодельниц набралось немного – все знакомые Алёны по ужину, и еще две девушки, которых там не было, держались особняком. Оглядевшись, алатырница поспешила занять место на краю. Пусть рядом со странной дочкой Вяткина, но зато и Светлана близко не устроится. Может, Ульяна и чудаковатая, но родственница чем дальше, тем большую вызывала неприязнь.

– Ульяна, ну и глупая же ты! – заявила вдова, остановившись напротив них и смерив Ульяну недовольным взглядом.

– Но ты сама говорила про Моховые покои! – попыталась возразить та. – Я еще удивилась, потому что все знают…

– Не выдумывай! – прикрикнула Светлана. – Вот и девушки могут подтвердить, про Малахитовые речь была.

– Про Малахитовые, конечно, – с мягкой улыбкой согласилась Людмила, и Ульяна опять низко опустила голову, почти уткнувшись в свое шитье.

– Алёна, ну что ты там притулилась с этой малахольной? – все-таки не выдержала вдова. – Иди к нам!

– Мне и тут удобно, – отмахнулась Алёна, раскрывая на коленях книгу.

– Ой смотри, а вдруг это заразно?

– Будет не только грязной, но и глупой! – рассмеялась рыжая Яна.

– Зря ты так, – тихо проговорила Ульяна и взялась за иголку, ни на кого не глядя. – Они теперь и тебя заклюют.

– Клювы поломают. – Алёна недобро глянула на боярышень, тихонько, с хихиканьем, шушукавшихся на другом конце комнаты. – Зачем она меня туда вообще отправила?

– Ты не думаешь, что это я напутала? – Ульяна подняла на алатырницу удивленный взгляд.

– Ты напутала, а она так быстро всполошилась? – Алёна усмехнулась. – Кстати, и впрямь быстро, отчего она так скоро за мной побежала?

– Наверное, не хотела весь шум пропустить, – предположила боярышня задумчиво.

– Шум?

– Воевода сейчас хоть и в унынии, но все-таки он близкий друг князя, обласкан, одарен богатыми землями – наш князь умеет быть благодарным. – При виде интереса собеседницы Ульяна заметно оживилась и расцвела, ей явно недоставало кого-то, с кем можно спокойно поговорить.

Алёна вновь прониклась жалостью к боярской дочке: у нее самой была Степанида, да и ненадолго она здесь, а Ульяне и деться некуда. Малахольная она или нет, но хоть не такая ядовитая, как Светлана с подружками. – Сейчас воевода не так близок к его светлости, как раньше, у великого князя иные интересы, но и не в опале. Его светлость сейчас о кораблях думает, мечтает за море-океан заплыть! Там, говорят, другие земли могут быть, совсем как наша, а может, и другие люди, представляешь?

– Или другие болотники, – поддержала Алёна задумчиво. – Ну а шум при чем?

– Так воевода неженатый. И некоторые девицы, чаще из дворянских дочек, кто победнее, считают его подходящей парой. Ну и пристают. Приставали. Уже, наверное, с год никто не рискует. Он вроде терпел-терпел, а потом рассердился и девиц этих, говорили, взашей выталкивать начал. Одну даже – из собственной спальни, и та девушка кричала, что он ее обесчестил, а он только ругался крепко и говорил, что, мол, чести там отродясь не водилось. И не женился, разумеется. Она вроде сама к нему голая в постель залезла, ох он и злой был!

– Погоди, а откуда ты все это знаешь? – удивилась алатырница. – Если это давно было.

– Мне брат рассказывал, он в княжеской дружине служит. Они воеводу Рубцова крепко уважают, но также крепко сердятся на него за то, что сдал в последние годы. Жаль его, чахнет он здесь, а князь от себя не отпускает – первый воевода же, должен быть при князе. А он ведь даже охоту не любит, вот и… – Ульяна грустно вздохнула.

– То есть ты думаешь, Светлана хотела посмотреть, как он меня взашей гнать будет? – переспросила Алёна.