Янтарь в болоте

– Ты вовремя, Олег Сергеевич, мы тебе жизнью обязаны! – Княжич уважительно склонил голову. – Милость Матушки, что поблизости оказался, а то разорвали бы!

Воевода бросил на Алёну задумчивый взгляд, он-то понимал, что спасение было совсем рядом и без него. Но смолчал, про янтарь в крови девушки не заговорил и не стал спрашивать, отчего она медлила и таилась. Алатырница была за это благодарна, но также догадывалась, что объяснения не избежать и вопросы Рубцов обязательно задаст, когда они останутся наедине.

А она и не возражала, даже украдкой радовалась тому, что они обязательно еще встретятся. И встретились сейчас.

– Кто ж это, интересно, обнаглел настолько, чтобы тебя нежитью у самого дворца травить? – мрачно проговорил Янтарноглазый.

Сейчас Алёна смотрела на него прямо, без давешнего оцепенения, и наконец сумела разглядеть лицо без повязки. Правый глаз действительно имелся, под целым веком, вот только был он очень странным. Без зрачка и белка, оранжевого цвета, еще и светился слегка, как кусок прозрачного янтаря перед свечкой. Вот его, видать, за что прозвали-то! Интересно, что это такое и откуда взялось?

Опомнившись, Алёна опустила взгляд, чтобы не таращиться слишком уж откровенно и прямо, но совсем отвести глаза не могла и потому пользовалась возможностью рассмотреть его – настоящего, живого, вблизи. Тем более посмотреть было на что: примчался воевода в одних мокрых подштанниках, видать, крик услышал и из воды выскочил.

Алёна с облегчением поняла, что так не может выглядеть забулдыга и пропойца, глупости, значит, про него говорили. Плечи широкие и ровные, тело крепкое и совсем не заплывшее, тут одного взгляда довольно, чтобы понять: себя воевода, невзирая на слухи, держит в порядке. Только алатырница больше не статью молодецкой любовалась, а отчего-то цеплялась взглядом за следы на коже, которых, как у любого витязя, было в изобилии. Своеобразная летопись, многое способная рассказать о мужчине и его удаче.

Вот на боку шрам – длинный, прямой, резано-рваный, от ножа болотника, таких Алёна за свою жизнь насмотрелась во множестве. А что оставило на левом плече такое странное, почти ровное, круглое пятно с медяк размером, предположить не смогла. И справа тоже – на груди, на плече – непонятные рваные узоры, будто трещинки на камне. И на когти не похоже, и не ожоги, что же это такое?

Но долго полюбоваться не вышло, да и разговора у мужчин не получилось: всех снова отвлекла Ульяна. Поначалу она стояла подле Владислава, который неуверенно слегка обнимал ее одной рукой и глядел с тревогой – так, как глядят совсем не на случайных знакомых. А боярышня на него не смотрела и как будто не замечала, только тихонько утирала глаза платком, а потом, покосившись в сторону спасителя, вдруг громко ойкнула, залилась пунцовой краской и отвернулась, спрятав лицо на груди парня.

– Ты чего? – спросил он мягко, приобняв ее за плечи. – Ульяна?

Та что-то непонятно промямлила в ответ и замотала головой, но и только.

Первой сообразила, что не так, Алёна.

– Держи, княжич, спасибо тебе! – Она вернула кинжал хозяину и потянула с головы платок.

Остальные опомнились лишь тогда, когда алатырница принялась прилаживать платок воеводе на пояс. Широкий, плотный, он закрывал гораздо лучше, чем мокрые подштанники. Алёна обернула узорчатое полотнище вокруг талии Рубцова, на два раза хватило, завязала концы на боку. Воевода отчего-то не возражал и не пытался ни помешать, ни помочь. Ну а Алёна изо всех сил старалась не думать о том, что пару раз она к нему почти прижалась, что руки его опять легли на ее плечи и через тонкое полотно рубахи ощущались горячо и ярко. Почти нестерпимо хотелось забыть обо всем, обнять по-настоящему, прижаться, сделать вид, что очень испугалась и ищет теперь утешения у спасителя…

– Портки я прихватить не подумал, это да, – со смешком проговорил Олег. Вид в женском платке у него был потешный, но почему-то все равно внушительный и грозный.

– Постой, воевода, возьми, – запоздало сообразил Владислав и, явно нехотя выпустив из рук боярышню, принялся стягивать кафтан. – Я ростом поменьше, но в плечах ладно должно быть.

– Да брось, я сейчас за своими вещами схожу, тем более, чую, помощь скачет, – отмахнулся Рубцов. Но одежду взял, и Алёна отступила в сторонку.

Кафтан оказался немного свободен. Через пару мгновений и остальные услышали стук копыт, и вскоре на тропе появились всадники.

– Воевода? – изумился старший из них. – А вы тут как?!

– Сгною к лешему! – прорычал княжич, не дав тому ответить. – В дальние гарнизоны поедете, в Железный уезд, волков от рудников гонять! Пожизненно! Дармоеды! Вас где носит?! Вьюжина сюда, быстро, со всеми его хвалеными мастерами! Нежить в пяти минутах от дворца, а эти прохлаждаются!

Дружинники благоразумно не стали перечить, только вскинули ладони к груди, принимая приказ.

– Стой, погоди, служивый! – улучил Рубцов мгновение, когда наследник запнулся выдохшись. – Езжайте вдвоем, девушек отвезите, нечего им тут маяться.

– И верно, – хмуро кивнул княжич. – Девушек заберите!

Алёне совсем не хотелось уезжать и в себя приходить – тоже, она бы лучше рядом с Янтарноглазым осталась. Но, конечно, смолчала и без возражений позволила Олегу подсадить себя на лошадиный круп боком, позади одного из дружинников.

– Второй! – с тихим смешком бросил воевода, выразительно потеребив край платка.

Алёна украдкой улыбнулась в ответ, но тут же отвлеклась, чтобы ухватиться за ремень витязя, который не мешкая пустил коня широким шагом. Она оглянулась и поймала задумчивый, очень серьезный и внимательный взгляд воеводы. Был в нем, правда, совсем не любовный интерес, а обещание того разговора, о котором алатырница и сама успела подумать.

Объясняться перед воеводой придется, но как? Правду говорить нельзя, вряд ли Вьюжин разрешит, но и врать совсем не хотелось. И со Степанидой не посоветоваться: Алёна не желала сознаваться, что так неосторожно, по-глупому открыла свой янтарь Рубцову. Так что ей было о чем подумать по дороге.

А Олег, оставив пса сторожить, вернул кафтан хозяину и отправился за собственной одеждой, на ходу развязывая платок. Зеленый, в пару вишневому, который лежал у него в комнате. И хозяйка этих вещей занимала его сейчас куда больше, чем странное нападение у самого дворца, хотя должно было быть наоборот. Нежить натравили, это ясно, но также ясно, что это дело Разбойного приказа. А вот девица Алёна…

Хоть и думал он в момент удара про нежить и про то, как людей от нее защитить, но и остальное не укрылось от внимания. И то, как уверенно держалась чернявая, и то, что кинжалом она орудовала лучше обоих парней. То есть в учебной драке-то наверняка княжичу уступила бы, но то человек против человека, а вот нежити она не боялась, в отличие от своих спутников. Настолько не боялась, что не спешила спалить ее дотла, хотя могла: он же вчера видел, в ней желтого янтаря много, на мрунов бы с лихвой хватило. Такое на ровном месте не возникает, только лишь учебой и волей не добьешься, и ответ тут был один: чернявая уже не раз сталкивалась с нежитью, в отличие от княжича и его друга, которые ратному делу учились здесь, во дворце, и в глаза живого врага не видели. И мертвого тоже.

Как она там назвалась? Хорунжим? Ну да. Это он не подумав решил, что очередная девица пошутить над угрюмым воеводой вознамерилась, а сейчас понимал, что сказала она тогда правду. Да и приветствие вышло уж очень отработанным, обыденным. Дворцовая девица ни за что не стала бы с этим морочиться и такие мелочи не учла бы. Хихикала бы небось или потом рассмеялась бы, оттарабанив выученное, а Алёна вытянулась, как перед старшим по званию, – привычно, не задумываясь.

Моховой уезд, места болотистые, слабое место хребта. Неудивительно: сильный желтый янтарь – куда ее еще слать? И нежити там полно, самый беспокойный край, и лазутчики из топи попадаются нередко даже сейчас, когда Ярослав с переменным успехом пытается с соседями мирный разговор завести.

Силой своей управлять обучена и после учебы всяко не меньше года отслужила: учеба и начинается, и кончается осенью – страда. И отдых в школе весной и осенью, чтобы в самую горячую пору могли родным помочь на полях. Но и не больше пяти, а то уже сотником бы была, да и нет в ней еще той матерости, которую за пять лет службы обретают.

Но если смотреть по ловкой джигитовке и черной косе – сама она родом откуда-то из степей, с юга, станичница. По говору можно было бы уточнить, но Олег этого не умел: слуха у него не было и разницы он не чуял, даже когда ему на них прямо указывали более сведущие люди.

Оставалось два вопроса. Что она забыла здесь, во дворце, и отчего янтарь в крови скрыла? Нет, три вопроса. Какого лешего вокруг нее наследник увивается?

Или она вокруг него? То вон на поле явилась одновременно с его десятком, и теперь…

Последняя мысль зацепила и разом испортила настроение. А не намеренно ли ее к княжичу подослали с какой-то недоброй целью? Хоть бы вот на нежить вывести или еще в какие-то неприятности втравить. Сам Олег в ней никакой червоточины не увидел, да и Озерице девушка понравилась, но это еще ничего не значило, ее с тем же успехом могли втемную использовать.

Кто? Да хотя бы сторонники княгини. Сама Софья мараться бы не стала, она женщина осторожная. Но у нее и друзей, и сочувствующих полно, было бы желание, а исполнить кому найдется. Потому что с пасынком мачеха живет… Любовью и родственным теплом там не пахнет, так что плакать о наследнике, если тот сгинет, она не станет.

Не то чтобы Олег действительно всерьез подозревал здесь и сейчас грандиозный заговор, но возможность такая была. А главное, умалчивая о талантах Алёны, он заговорщикам пособничал, и мысль об этом неприятно зудела.


Но пока воевода сходил к берегу, пока оделся, пока обратно вернулся, успел поостыть и поругать себя за горячность и поспешные выводы. Перед тем как подозревать заговоры и бросаться обвинениями, стоило выслушать, что по этому поводу сама девица скажет. Может, всему этому есть какое-нибудь простое и мирное объяснение. Он вон и фамилии ее не знает, а туда же, разоблачать!

Если в первый раз на крик воевода бежал сломя голову, помогая себе чарами, то во второй раз ходил не спеша, дорога вместе с одеванием заняла больше четверти часа. Оставшийся дружинник, огненный алатырник, привязал лошадь в стороне, а сам, сидя на корточках, разглядывал торчащую из земли нежить. В таком полузатопленном состоянии Олег оставил добычу намеренно, чтобы не искать потом место повторного захоронения. Чары из мрунов давно ушли, земля – чистая, не болотистая, да еще рядом со Светлояром, – быстро вытянула из нежити силу, но вдруг ищейки захотят взглянуть? Какие-то следы чар на мрунах все равно могли остаться.

– Олег Сергеевич, а не достанете этих наружу? – вежливо попросил воин.

– Достать достану, но лучше, наверное, людей из Разбойного приказа подождать, – предположил он. – Я их работы не знаю, вдруг вот так сподручнее.

– Тоже верно, – согласился дружинник раздумчиво и поднялся.

– Воевода, а что у тебя все-таки с глазом? Мне давно интересно, а к слову никак не приходилось, – спросил княжич, маявшийся рядом. Он вполне успокоился после нападения, поглядывал на мертвые головы без страха и явно едва сдерживался, чтобы не пнуть.

Другого бы Рубцов с такими вопросами послал далеко, но не наследника же! Да и стало вдруг стыдно перед княжичем за свое к нему отношение. Ничего дурного Дмитрий не сделал, сейчас вообще смотрел с искренним уважением и интересом, а Олег огрызается на ровном месте. Нельзя так.

Но правду все равно не сказал, они с князем давно еще условились, что он болтать не станет. Не потому, что секрет великий, а чтобы дураков всяких уберечь.

– Нет его, – спокойно ответил Олег, рассеянно потерев щеку. – Накололся еще пацаном, стеклянный справил, чтобы не так противно было. А повязку ношу, чтобы народ не пугать.

Княжич поскучнел от столь простого объяснения такой загадочной особенности, задумчиво посмотрел на сложенный платок, который воевода держал в руке.

– Я могу передать его Алёне. – Он выразительно дернул головой.

– Спасибо за предложение, твоя светлость, но раз девушка мне его повязала, то мне и возвращать, – отмахнулся Олег, пытаясь сдержать недовольство.

Но, видимо, плохо вышло, потому что наследник в ответ улыбнулся широко и насмешливо:

– Что, воевода, приглянулась княгиня?

– Княгиня? – так удивился Рубцов, что даже на подначку внимания не обратил.

– Так весь дворец уж второй день гудит! – отчего-то заметно оживился княжич и заговорил торопливо, охотно, словно стремился побыстрее поделиться подробностями, хотя прежде за ним страсти к сплетням не водилось: – Князь Краснов умер, и отец все тянул с объявлением его наследника. А за эти дни, оказалось, отыскал где-то его внебрачную дочь, князем еще при жизни признанную. Ее княгиней и назвал. И месяц дал, чтобы мужа себе достойного нашла, потому что не дело это, чтобы девчонка одна уездом управляла. Так что, коли понравилась девица, дорога прямая! – опять широко и странно улыбнулся он.

Олег поспешил отмахнуться от непонятного удовлетворения, которое возникло внутри при этих словах, и хотел огрызнуться в ответ на навязчивые намеки, а потом, сообразив, едва себя по лбу не хлопнул. Дурень! Княжич перед ним, нет ли, а мальчишка еще совсем зеленый, первый раз в глаза смерти заглянул, вот его и несет абы куда. Второй вроде более спокойный, выдержанный, такой в себе все переваривать будет, а этот дергается. И на воеводе сосредоточился только потому, что именно тот его и спас.

Рубцов с ходу вспомнил несколько народных способов быстро привести человека в чувство. Макать княжича в озеро чревато, не объяснишься потом, поить – нечем, да и нехорошо как-то. А вот еще один…

– На, подержи. – Он сунул платок стражу, отошел на два шага, жестом поманил Дмитрия за собой, и когда тот приблизился, велел: – Бей.

– Да ты в своем ли уме, воевода? – опешил тот. – Из-за девки, что ли?..

– Да плевать на девку, бей, сказал! Ну! Мне первому ударить? Это что, удар? Бабу свою так гладить будешь! Мужик ты или нет? А то, может, тебе этот платок повязать? Бей!

Несколько раз княжич махнул неубедительно, а потом его наконец прорвало, и под изумленными взглядами княжеского друга и стражника на воеводу посыпался град ударов. А тот только отступал, частью уворачивался, но больше на блоки принимал. Несколько ударов в корпус вовсе пропустил, отчего сразу вспомнил слова Остапа и его ворчание. Прав был конюх, совсем Олег в одиночестве одичал и сноровку потерял, чудо еще, что плесенью не покрылся и мхом не оброс.

Выдохся Дмитрий столь же неожиданно, как вышел из себя. Молотил отчаянно, яростно, в полную силу, а потом вдруг замер, тяжело и сипло дыша, опустил руки, сжимая и разжимая кулаки. Его мелко трясло, на лбу выступил пот, волосы топорщились, одежда сбилась, но зато взгляд стал куда более осмысленным.

– Достаточно? – спросил он напряженно.

– Кажется, да, – спокойно согласился воевода. – Легче?

Вместо ответа Дмитрий несколько раз удивленно хлопнул глазами, явно не понимая, о чем речь, неопределенно повел плечами.

– Ты молодец, – сказал Олег твердо, сжав плечо парня. – Правда молодец. Первый раз с нежитью столкнуться и не испугаться – дорогого стоит.

– Я не первый, нам показывали, – дрогнувшим голосом ответил тот, но все-таки нервно кивнул.

– Ну, значит, не зря показывали. Я после первой встречи с упырем под ближайшим кустом блевал, – со смешком признался он.

– Правда?

– Чистая.

Еще бы нет, если такая вот гниющая жуть на тебя прет, а ты полчаса назад считал ее суеверием и старшим не верил, когда говорили, будто такие тут действительно встречаются! Зато всякие сомнения отбило разом, как бабка отшептала, и ко всем другим суевериям Олег начал относиться куда более уважительно и внимательно.

Княжич повеселел. Все-таки правильно заметил Рубцов: наследник был самолюбив, и, наверное, больше всего его сейчас угнетало не нападение как таковое, а то, что он сделать ничего не смог. И, может, еще то, что чернявая пигалица лучше него держалась.

Управились они вовремя, аккурат через пару минут опять застучали копыта и к месту происшествия явилась подмога, сам глава Разбойного приказа с двумя подручными. Ну и то правильно, на наследника же напали, это абы кому не поручишь.

Вьюжина Олег сторонился, но уважал. Слишком много крови этот тип у него в свое время выпил, душу вынул, осмотрел и обратно вложил, зато Рубцов сумел на собственной шкуре оценить крепость хватки, хитрость, ум и изворотливость. Свое место Алексей Петрович занимал давно, сидел на нем крепко, и одно это о многом говорило, а дело делал старательно и честно, что подкупало. Олег вообще с особенным пиететом относился к людям, которые при большой власти за общее благо радели, а не только за личное благополучие.

Вьюжин с ходу схватил быка за рога и выдал людям задания. Первый, не алатырник, взялся подробно расспрашивать княжича, самописное перо так и мелькало в пальцах. Рубцов мысленно похвалил себя за то, что вовремя встряхнул наследника: вряд ли в ином случае из этого разговора вышло бы что-то путное. Узнав, что девушек отправили во дворец, поворчал и сам Алексей Петрович, и его подручный, но без злости, с пониманием.

Второй же, костяной янтарь невеликой силы, но явно огромного опыта, начал с изучения трупов, которые по приказу Олега исторгла из себя земля. Копался он в них с таким живым интересом на лице, что воевода отстраненно порадовался пропущенному обеду.