Я – телохранитель. Забыть убийство
Часть 18 из 70 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Насчет этого — не в курсе.
— Будем уходить! — принял решение Китайгородцев. — Сейчас поля начнутся, ищи грунтовку и сворачивай, — велел Ивану. — И по грязищи, по грязи — чтобы они на брюхо сели!
Километра через полтора они съехали на раскисшую дорогу без покрытия. Здесь были заполненные грязью колеи, и сунувшаяся следом в горячке погони «Ауди» почти сразу завязла, даже сотни метров не преодолев.
Было видно, как из «Ауди» выскочили трое.
— Быстрее! — торопил Китайгородцев. — Гони! Гони!
«Нива» глиссером неслась по грязи, отбрасывая комья далеко назад.
Поднялись на взгорок. Впереди внизу была деревня.
— Туда! — показал рукой Китайгородцев.
Там должен быть асфальт. Там они уже точно не посадят машину на брюхо.
* * *
— Кто они такие? — спросил Китайгородцев.
— Жалкие, ничтожные люди! — ответил Потёмкин.
Китайгородцев засмеялся, не сумев сдержаться.
— Что тут смешного? — сердито спросил Потёмкин.
— Извините. Просто я вспомнил «Золотого телёнка».
— Какого телёнка? — нахмурился собеседник.
— Книга «Золотой телёнок». Ильф и Петров.
— Не читал, — поджал губы Потёмкин.
Они сидели в салоне «Нивы» у маленького, похожего на сарай, здания железнодорожной станции, и до прихода электрички на Москву оставалась четверть часа.
— Вы там живёте? — спросил Потёмкин. — В том городе, где я давал сеанс?
— Нет. Я на отдыхе, — ответил Китайгородцев и выразительно продемонстрировал инвалидную трость. — Восстанавливаюсь.
— А сами, в таком случае, откуда?
— Я москвич.
— Где работаете?
— Я телохранитель.
— О! — заинтересовался Потёмкин. — Настоящий?
— А что — бывают не настоящие?
— Я как-то никогда об этом не задумывался. Так у вас не перелом?
— Простите, не понял.
— Нога, — сказал Потёмкин. — Я думал, это перелом у вас. А на самом деле это как-то связано с работой?
— Да, с работой.
— То-то я вижу, вы так ловко их! Прямо, как в кино.
— В кино выглядит красивше, — усмехнулся Китайгородцев.
— Вы правы. А здесь был только страх, — признался Потёмкин. — Я испугался.
— Можно я задам вам несколько вопросов?
— О чём?
— Я был на вашем сеансе…
— Ах, это…
— Скажите, гипноз — он действительно существует?
— Ну, вы же видели.
— Видел, — согласился Китайгородцев. — Но я не знаю, как к этому относиться.
Потёмкин подозрительно посмотрел на собеседника.
— Может, это фокус такой, — пробормотал Китайгородцев, не сумев сходу подобрать нейтральной щадящей формулировки.
— Значит, моя лекция вас не убедила?
— Я пропустил начало, — признался Китайгородцев. — Опоздал на полчаса.
— Я рассказывал в своей лекции о том, что гипноз как явление изучали великие учёные. Зигмунд Фрейд, Владимир Бехтерев, Иван Павлов. Вам эти фамилии о чём-нибудь говорят?
Отомстил за Ильфа и Петрова.
— Допустим, — сказал Китайгородцев.
— Как вы понимаете, такие люди не стали бы тратить время на фокусы, как вы изволили выразиться. Гении не размениваются по пустякам.
— Значит, вот эта девушка на сцене — она действительно спала?
— Это не сон! — отмахнулся Потёмкин с видом человека, раздражённого необходимостью растолковывать непосвящённому собеседнику столь очевидные для рассказчика вещи. — Гипноз — это особое состояние. Не сон, но и не бодрствование. Это другое.
— Она очнулась и спросила, что с нею происходило. Она действительно не помнила?
— Конечно! — уверенно сказал Потёмкин.
— И всё, что происходило вокруг неё — оно как бы не существовало?
— Да.
— Весь этот зал… Там было человек двести…
— Во время гипноза они для неё не существовали. Она не слышала их. И не видела.
— Но вас она слышала, — напомнил Китайгородцев.
— Меня — да. Гипнотический раппорт — так это называется. Гипнотизируемый практически полностью отключается от воздействий внешнего мира, но с тем человеком, который погрузил его в гипноз, у него сохраняется связь. Он его слышит, и он ему подчиняется. У академика Павлова есть даже теория на этот счёт: у загипнотизированного спит весь мозг, почти весь, за исключением маленького участка, который не заторможен, а напротив, чутко реагирует на голос гипнотизёра. Гипнотизёр как бы удерживает человека на верёвочке, не позволяет ему провалиться в полное беспамятство. Я думаю, что так и есть. Почти это же самое мне говорил и Орлов, он формулировал это так…
— Простите — кто говорил?
— Иосиф Орлов, знаменитый наш гипнотизёр. В семидесятые-восьмидесятые годы практиковал, выступал на сцене с сеансами гипноза. А что! Величина! Он работал со сборными СССР по лёгкой атлетике и по гандболу! Это что-то значит! Поверьте мне! Тогда с такими вещами не шутили! Так вот, он говорил, что когда гипнотизёр начинает работать со своим подопечным, от голоса гипнотизёра в коре головного мозга человека начинается торможение, и только какие-то отдельные участки остаются в возбуждённом состоянии. И вот они, эти участки, настраиваются на одну-единственную волну — на голос гипнотизёра. Это как радиоприёмник. Знаете? Вокруг нас в эфире — много-много всяких волн. А приёмник отлавливает одну-единственную. Ту, на которую его настроили. Голос гипнотизёра — единственное, что существует для загипнотизированного. Он ни времени не ощущает, ни того, что происходит вокруг него. Почти полное беспамятство.
Беспамятство — на это слово Китайгородцев среагировал. Потому что в последнее время ему приходилось думать об этом не раз.
— Скажите, а можно человека заставить что-то забыть? — спросил он. — Вот человек что-то знал… Что-то видел… а после гипноза всё напрочь забыл.
— Амнезия, — кивнул Потёмкин. — В принципе, возможно.
Он произнёс это легко и непринужденно, сразу же заметил, что его ответ Китайгородцева не впечатлил, и тогда он с вызовом поинтересовался:
— Или вам не очень верится?
Кажется, он был готов обидеться, но Китайгородцев не стал юлить:
— Я сидел там, в зале. А вы говорили… Ну, руки сцепить… Сильное напряжение… Никто не сможет расцепить, пока вы не прикажете…
— Ну! — с прежним вызовом бросил Потёмкин.
— И зритель, что сидел передо мной, руки легко расцепил, без всякого приказа.
Потёмкин усмехнулся.
— Даже у гипнотизёров экстра-класса, при самом благоприятном стечении обстоятельств, когда вроде бы всё получается, гипнозу люди поддаются избирательно. Есть те, кто в большей степени подвержен гипнозу, есть те, кто в меньшей. По своему опыту могу сказать, что молодёжь поддаётся гипнозу легче, чем пенсионеры, музыканты и поэты — легче, чем математики и физики. Это мозг. Там свои законы. Вот от пола не зависит ничего. Мужчина, женщина — без разницы. Но загипнотизировать можно любого! Лю-бо-го!
Для Китайгородцева это звучало, как приговор.
— Будем уходить! — принял решение Китайгородцев. — Сейчас поля начнутся, ищи грунтовку и сворачивай, — велел Ивану. — И по грязищи, по грязи — чтобы они на брюхо сели!
Километра через полтора они съехали на раскисшую дорогу без покрытия. Здесь были заполненные грязью колеи, и сунувшаяся следом в горячке погони «Ауди» почти сразу завязла, даже сотни метров не преодолев.
Было видно, как из «Ауди» выскочили трое.
— Быстрее! — торопил Китайгородцев. — Гони! Гони!
«Нива» глиссером неслась по грязи, отбрасывая комья далеко назад.
Поднялись на взгорок. Впереди внизу была деревня.
— Туда! — показал рукой Китайгородцев.
Там должен быть асфальт. Там они уже точно не посадят машину на брюхо.
* * *
— Кто они такие? — спросил Китайгородцев.
— Жалкие, ничтожные люди! — ответил Потёмкин.
Китайгородцев засмеялся, не сумев сдержаться.
— Что тут смешного? — сердито спросил Потёмкин.
— Извините. Просто я вспомнил «Золотого телёнка».
— Какого телёнка? — нахмурился собеседник.
— Книга «Золотой телёнок». Ильф и Петров.
— Не читал, — поджал губы Потёмкин.
Они сидели в салоне «Нивы» у маленького, похожего на сарай, здания железнодорожной станции, и до прихода электрички на Москву оставалась четверть часа.
— Вы там живёте? — спросил Потёмкин. — В том городе, где я давал сеанс?
— Нет. Я на отдыхе, — ответил Китайгородцев и выразительно продемонстрировал инвалидную трость. — Восстанавливаюсь.
— А сами, в таком случае, откуда?
— Я москвич.
— Где работаете?
— Я телохранитель.
— О! — заинтересовался Потёмкин. — Настоящий?
— А что — бывают не настоящие?
— Я как-то никогда об этом не задумывался. Так у вас не перелом?
— Простите, не понял.
— Нога, — сказал Потёмкин. — Я думал, это перелом у вас. А на самом деле это как-то связано с работой?
— Да, с работой.
— То-то я вижу, вы так ловко их! Прямо, как в кино.
— В кино выглядит красивше, — усмехнулся Китайгородцев.
— Вы правы. А здесь был только страх, — признался Потёмкин. — Я испугался.
— Можно я задам вам несколько вопросов?
— О чём?
— Я был на вашем сеансе…
— Ах, это…
— Скажите, гипноз — он действительно существует?
— Ну, вы же видели.
— Видел, — согласился Китайгородцев. — Но я не знаю, как к этому относиться.
Потёмкин подозрительно посмотрел на собеседника.
— Может, это фокус такой, — пробормотал Китайгородцев, не сумев сходу подобрать нейтральной щадящей формулировки.
— Значит, моя лекция вас не убедила?
— Я пропустил начало, — признался Китайгородцев. — Опоздал на полчаса.
— Я рассказывал в своей лекции о том, что гипноз как явление изучали великие учёные. Зигмунд Фрейд, Владимир Бехтерев, Иван Павлов. Вам эти фамилии о чём-нибудь говорят?
Отомстил за Ильфа и Петрова.
— Допустим, — сказал Китайгородцев.
— Как вы понимаете, такие люди не стали бы тратить время на фокусы, как вы изволили выразиться. Гении не размениваются по пустякам.
— Значит, вот эта девушка на сцене — она действительно спала?
— Это не сон! — отмахнулся Потёмкин с видом человека, раздражённого необходимостью растолковывать непосвящённому собеседнику столь очевидные для рассказчика вещи. — Гипноз — это особое состояние. Не сон, но и не бодрствование. Это другое.
— Она очнулась и спросила, что с нею происходило. Она действительно не помнила?
— Конечно! — уверенно сказал Потёмкин.
— И всё, что происходило вокруг неё — оно как бы не существовало?
— Да.
— Весь этот зал… Там было человек двести…
— Во время гипноза они для неё не существовали. Она не слышала их. И не видела.
— Но вас она слышала, — напомнил Китайгородцев.
— Меня — да. Гипнотический раппорт — так это называется. Гипнотизируемый практически полностью отключается от воздействий внешнего мира, но с тем человеком, который погрузил его в гипноз, у него сохраняется связь. Он его слышит, и он ему подчиняется. У академика Павлова есть даже теория на этот счёт: у загипнотизированного спит весь мозг, почти весь, за исключением маленького участка, который не заторможен, а напротив, чутко реагирует на голос гипнотизёра. Гипнотизёр как бы удерживает человека на верёвочке, не позволяет ему провалиться в полное беспамятство. Я думаю, что так и есть. Почти это же самое мне говорил и Орлов, он формулировал это так…
— Простите — кто говорил?
— Иосиф Орлов, знаменитый наш гипнотизёр. В семидесятые-восьмидесятые годы практиковал, выступал на сцене с сеансами гипноза. А что! Величина! Он работал со сборными СССР по лёгкой атлетике и по гандболу! Это что-то значит! Поверьте мне! Тогда с такими вещами не шутили! Так вот, он говорил, что когда гипнотизёр начинает работать со своим подопечным, от голоса гипнотизёра в коре головного мозга человека начинается торможение, и только какие-то отдельные участки остаются в возбуждённом состоянии. И вот они, эти участки, настраиваются на одну-единственную волну — на голос гипнотизёра. Это как радиоприёмник. Знаете? Вокруг нас в эфире — много-много всяких волн. А приёмник отлавливает одну-единственную. Ту, на которую его настроили. Голос гипнотизёра — единственное, что существует для загипнотизированного. Он ни времени не ощущает, ни того, что происходит вокруг него. Почти полное беспамятство.
Беспамятство — на это слово Китайгородцев среагировал. Потому что в последнее время ему приходилось думать об этом не раз.
— Скажите, а можно человека заставить что-то забыть? — спросил он. — Вот человек что-то знал… Что-то видел… а после гипноза всё напрочь забыл.
— Амнезия, — кивнул Потёмкин. — В принципе, возможно.
Он произнёс это легко и непринужденно, сразу же заметил, что его ответ Китайгородцева не впечатлил, и тогда он с вызовом поинтересовался:
— Или вам не очень верится?
Кажется, он был готов обидеться, но Китайгородцев не стал юлить:
— Я сидел там, в зале. А вы говорили… Ну, руки сцепить… Сильное напряжение… Никто не сможет расцепить, пока вы не прикажете…
— Ну! — с прежним вызовом бросил Потёмкин.
— И зритель, что сидел передо мной, руки легко расцепил, без всякого приказа.
Потёмкин усмехнулся.
— Даже у гипнотизёров экстра-класса, при самом благоприятном стечении обстоятельств, когда вроде бы всё получается, гипнозу люди поддаются избирательно. Есть те, кто в большей степени подвержен гипнозу, есть те, кто в меньшей. По своему опыту могу сказать, что молодёжь поддаётся гипнозу легче, чем пенсионеры, музыканты и поэты — легче, чем математики и физики. Это мозг. Там свои законы. Вот от пола не зависит ничего. Мужчина, женщина — без разницы. Но загипнотизировать можно любого! Лю-бо-го!
Для Китайгородцева это звучало, как приговор.