Я стираю свою тень

— Как договаривались.

Я отсчитал водителю необходимую сумму и пожелал хорошего дня. Взвалил один баллон на плечо и понес его к будке, пристроенной к дому, в которой находился редуктор, прикручиваемый к вентилю газового баллона. Прикрутил его и проверил спичками, не травит ли где газ. Ничего не выявил, зашел в дом и включил газовую плиту. Конфорка загорелась чистым синим пламенем. Второй баллон я отнес в сарай.

Айрис встретила меня на выходе. В ее глазах застыло трогательное нежное чувство. Я опустил глаза и увидел в ее ладонях полуживую замерзшую жабу.

— Сестра? — подколол я ее.

— Я нашла ее во льду. Думала, что она мертвая, а она ожила у меня в руках.

— Она хладнокровная, может замерзнуть, а потом оттаять и ожить.

— Как в гибернации?

— Наверное.

— Можно, я возьму ее с собой?

— Зачем? Выброси ее скорее, а то цыпки на руках появятся.

— Правда? — Айрис резко бросила жабу в грязь. — А что такое цыпки?





Глава 17




Мы сложили в садовую тележку все емкости, в которых можно было хранить питьевую воду. Я думал сам отправиться к придорожному кафе за водой, но Айрис остановила меня.

— Давай я, мне проще, а у тебя здесь куча специфической работы, которую я не знаю, как делать.

Она имела в виду уход за плодовыми деревьями, кустами малины и крыжовника. Для нее садовые дела были шаманскими обрядами со скрытым смыслом. Еще я хотел подделать сарай, у которого подгнили деревянные стены, проверить крышу на домике, чтобы законопатить щели, в которые дуло сквозняками. Реставрации старья в ее мире не существовало, как явления, также как и огородничества с садоводством.

Я согласился с Айрис. Ей ничего не грозило, разве что нездоровое любопытство со стороны персонала кафе. Моей космической гостье на это было плевать. Она вообще никогда не обращала внимания на реакцию людей, вызванную ее поступками. Каждый был свободен думать то, что ему хочется, и это она ценила как главный критерий свободы, доступный только нам, землянам.

Айрис впряглась позади тележки и пошлепала прямо по лужам в сторону выезда с территории садового товарищества. Ей нравилось идти прямо, не выбирая путь в обход луж, что очень хорошо описывало ее прямолинейный характер. В любое дело она пускалась с задором, будь то доставка воды или же побег с космического корабля. Мне тоже хотелось быть таким, чтобы к любому делу появлялось желание, а не демотивирующее ожидание усталости.

Айрис скрылась в лабиринте улочек. Я отправился в сад, чтобы побелить стволы яблонь, вишен и слив, распутать стебли малины, очистить их от мусора и проредить, вырезая старье. Солнце начало припекать по-настоящему. Я даже вспотел под курткой. Скинул ее, и красил стволы известкой в одной майке, наслаждаясь ощущением солнечного тепла на ней.

По дачам разнесся звук автомобиля с неисправной выхлопной системой. Он приближался. Я посмотрел в сторону улицы. По ней в брызгах воды промчалась старая «классика». Она проскочила мимо, остановилась метрах в двадцати далее, а затем, воя коробкой, сдала назад, подъехав прямо к воротам нашего участка. Из машины выбрался мужчина неопределенного возраста. Подошел к воротам, сложил на них руки и пристально посмотрел в мою сторону. Я тоже смотрел на него и ждал, что он заговорит первым.

— Чего смотришь-то, иди сюда, бл… — бесцеремонно произнес он.

— А что вам нужно? — поинтересовался я, а у самого захолодело внутри от неприятного предчувствия.

— Поговорить, — пояснил мужчина, приблатненным манером растягивая гласные.

— Я вас слушаю.

Неприятный тип усмехнулся.

— Ты живешь чтоль тут?

— Да.

— Один?

Я немного растерялся. Не хотел, чтобы они узнали про Айрис.

— Да, один, — соврал я, понимая, что могу навлечь тем самым на себя проблемы.

Мужчина открыл ворота и зашел внутрь. Из машины вылезли еще двое его приятелей такого же неопределенного возраста, и зашли следом. Я встал рядом со штыковой лопатой, чтобы в руках у меня было хоть какое-нибудь оружие. Вспомнилось предупреждение водителя, который привез нам газовые баллоны. С одной стороны, Айрис сейчас здорово не хватало, но с другой — могло все разрешиться мирно, и они о ней никогда бы не узнали. Молодая пара с такой привлекательной девушкой могла стать объектом нездорового интереса со стороны этих деклассированных экскр… элементов.

Тот мужчина, что зашел первым, направился ко мне, остальные зашли в дом.

— Что вам там нужно? — спросил я вызовом.

— Ничего. Просто посмотрим, как ты тут устроился. Поможем, чем сможем, — он растянул небритую рожу в мерзкой щербатой улыбке.

Я потянулся к лопате.


— Ч-ч-ч, не дергайся, — он отвернул в сторону полу курки и указал на рукоять пистолета, торчавшую из штанов.

Он хотел взять меня на испуг, думал, я не замечу барашек на рукоятке, которым затягивают баллончик с углекислотой. Это была безобидная пневматика.

— Вы дебилы? Я же вас сдам через пять секунд, как вы уедете, — я взялся покрепче за черенок лопаты.

— Ты чё, бл… тварь, бессмертный что ли? — мужчина выхватил пистолет.

Не дожидаясь, когда он начнет стрелять, я замахнулся лопатой и нанес ему плашмя удар по голове. Преступник, конечно, не ожидал такого расклада. Переоценил свои театральные способности внушать страх. Он упал в грязь, поднялся и выстрелил в меня из пистолета, превратившегося в черный ком. В лицо мне полетели брызги, а в живот больно впилась выпущенная пулька. Зато второго выстрела не последовало. Пистолет заело. Я снова замахнулся и ударил по выставленным рукам. На этот раз удар уже не был нанесен плоской стороной штыка. Я ударил по его рукам ребром, но вскользь.

Штык рассадил ему плоть. По грязным рукам хлынула кровь. Мужик заорал благим матом и кинулся от меня. Я погнался следом. Из дома на крик выскочили его напарники. У одного из них в руках оказался разводной ключ, а у второго пистолет, похожий на настоящий. Но меня было уже не остановить. Я вошел в дикий кураж, поддавшись жажде наказать негодяев.

— Стреляй, сука! — выкрикнул подраненный мною бандит.

Раздался выстрел. Пуля угодила в район солнечного сплетения. Удар выбил из меня дух. Мир закрутился по спирали, и я штопором свалился во тьму. Однако сознание потерял не полностью. Ощущал, но не чувствовал боли, как мне по голове несколько раз ударили ключом и пнули в ребра. Только затем наступило полное забытье.

Я долго гулял по мрачным лабиринтам каких-то подземелий. В них было темно, холодно и пахло сыростью. Иногда тишину нарушали посторонние звуки, как будто над подземельями проходила автомобильная трасса. Иногда я слышал приглушенные голоса, но не мог разобрать слов. А потом появился размеренный писк. Я пытался найти его источник, бродя по лабиринтам. Звук то приближался, то удалялся, но я упорно искал его, чтобы выключить. Мне хотелось тишины и спокойствия.

В одном из ответвлений бесконечных пещер стало светлее. Я выбрал его, и вскоре увидел свет и услышал четкий пикающий звук. А потом я понял, что смотрю на белый потолок и слышу ритмичное попискивание от аппарата, стоящего рядом со мной. Мне захотелось повернуться и посмотреть, но сил для этого не нашлось. Моя голова будто была закована в панцирь. Писк сменил частоту.

Через минуту надо мной зависла голова женщины в маске и медицинской беретке.

— Пришел в себя, — выкрикнула она в сторону. — Ну, привет, — приветствие уже относилось ко мне.

Я смог только моргнуть. Послышался мужской голос. Надо мной зависла мужская голова в колпаке и маске.

— Моргни три раза, — попросил он меня.

Я моргнул.

— Отлично, состояние адекватное. Добавьте ему дозу глюкозки и стимуляторов. Раз пришел в себя, значит, выкарабкается.

Краем глаза я видел, как женщина в халате возится возле трубок. Вскоре мне стало так хорошо и спокойно, что я уснул. В этот раз не было никаких подземелий. Я просто спал, наслаждаясь эти состоянием. Что-то тревожило меня в нем, но мысль никак не могла найти причину. Поэтому я отпустил чувство тревоги, чтобы не портить себе восстанавливающий силы сон.

Когда я проснулся, в комнате было темно. От пикающего прибора падали разноцветные блики на потолок. После этого пробуждения я почувствовал себя почти прежним. Точно так же я просыпался и чувствовал себя. Раньше. А когда раньше? Мои встроенные биологические часы давали понять, что я лежу здесь уже давно. Почему? Я попытался вспомнить, по какой причине лежу здесь, ведь так было не всегда. Я точно помнил это. Напряжение памяти ничего не дало, кроме дискомфорта. Я быстро устал и меня начало тошнить. Видимо, по этой причине изменилось пищание аппарата. В палату зашла сестра и снова произвела манипуляции с трубками. Мне опять стало хорошо и захотелось спать.

Снова наступил день. На меня пришли посмотреть несколько человек. Они по очереди заглядывали мне в глаза, а мне очень хотелось, чтобы они сказали, что со мной произошло и когда я снова смогу ходить. Но они разговаривали только между собой, как будто меня здесь не было.

— Перелом черепной коробки. Возможно, задет речевой центр. Переломы ребер, множественные, соответственно, задеты легкие. Гематома в нижнем грудном отделе. Был доставлен неделю назад.

— Кем?

— Нами. Кто-то вызвал скорую.

— Анонимно?

— Да, звонивший не захотел представляться.

— Номер есть?

— Вроде. Я не интересовался.

— Когда я смогу пообщаться с ним?

— Думаю, дня через три-четыре.

— Хорошо, я вам наберу через четыре дня.

— Ладно.

Люди покинули палату, оставив у меня на душе неприятный осадок, будто я натворил что-то, о чем не помнил. Я силился вспомнить, что же было до того, как я здесь оказался, но вспоминались только события, которые никоим образом не могли привести меня на больничную койку. Я работал на складе компьютерного магазина, ходил на работу изо дня в день, из года в год. Может быть, меня и недолюбливали там, но не до такой степени, чтобы изувечить. Что-то сидело в памяти, вертелось за тонкой перегородкой барьера, скрывая настоящую причину, но никак не хотело его сломать.

Через четыре дня мне разрешили садиться. Санитарка принесла мне чашку и воду, чтобы я умылся. Умываться с гипсом было то еще удовольствие, но мне приятна была освежающая прохлада воды. Потом мне дали жидкость для полоскания рта, обжегшую рот ледяной мятой. После процедур я сходил в туалет под себя, и это было ужасно, вызывало неприятное ощущение грязи. Хорошо хоть, санитарки относились к этому, как к рядовому случаю, иначе я бы психологически не смог сходить в туалет. Меня немного помыли, затем принесли завтрак в виде протертых овощей. Первая настоящая еда, полученная мной не через капельницу.

После завтрака зашел врач. Молчком оттянул мне веко и попросил показать язык.

— Таак, поправляешься. Говорить не научился? Ну-ка, скажи «а».

— А-а-а, — произнес я не своим голосом.

— Как тебя зовут?

Я попытался назвать свое имя, но язык мне не повиновался. Он не отвечал на команды мозга.