Я отвернулась

— Я вернулся домой пораньше и застал Майкла с пузырьком таблеток в руках. Если бы ему удалось его открыть, он мог бы их наглотаться.

— И ты думаешь, что это я?

— Ты же сама знаешь, что это так, — прошипела Шейла.

Я едва тут же не рассказала отцу, как она забыла Майкла в ванной. Но что толку? Она стала бы все отрицать. Я бы ни в коем случае не оставила такие таблетки без присмотра.

В тот момент я ее по-настоящему ненавидела. Я взглянула на отца:

— А ты сам кому веришь?

Я поставила его в безвыходное положение и знала это.

— Я не знаю, — медленно проговорил он.

Шейла снова разразилась потоком слез.

— Ты понятия не имеешь, как тяжела моя жизнь, Найджел! С этой девчонкой нет никакого сладу! Я стараюсь как лучше, но она меня не любит! Видишь, она даже не зовет меня мамой! С меня хватит!

— Мы обсудим это позже, — твердо сказал отец. Это был его обычный способ отложить трудный разговор на потом. В надежде, что к тому времени Шейла спустит пар.

Но позже, когда я приняла ванну и спустилась вниз, чтобы набрать себе на ночь стакан воды, я услышала через дверь гостиной их спор.

— Да брось, Найджел. Ты же не слепой. С тех пор как родился Майкл, от Элли одни проблемы. С этим пора что-то делать. Иначе бог весть что может случиться.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, дорогая.

— Я преувеличиваю? Не смей так говорить! Твоя дочь — лгунья. Просто вспомни, что она наплела о моем телефонном звонке, а теперь еще эти таблетки. Ты же не думаешь, что я могла бросить их без присмотра? Она опасна для нашего сына. И я больше не могу жить с ней под одной крышей!

— Нет, Шейла… — голос отца звучал надломленно и тоскливо. — Прошу, не уходи…

Ага! Мне захотелось победно взметнуть кулаки в воздух. Конечно, я стану скучать по Майклу, но, по крайней мере, у меня снова будет папа!

— Ну, все зависит от тебя.

От этих слов мачехи я вздрогнула.

— Я знаю решение, которое будет лучшим для всех нас, как мне кажется, — продолжала Шейла. — И для Элли тоже.

— Ты о чем?

Голос отца звучал так тихо, что мне приходилось напрягаться, чтобы его расслышать.

— Я о том, что нужно отправить Элли в школу-интернат.

Что-что? Я не знала никого в округе, кто учился бы в подобной школе. Как им такое в голову могло прийти — отправить меня жить с чужими людьми?

— Я уверен, ты это не всерьез. Элли уже потеряла мать. Я не могу позволить ей потерять еще и меня.

— Никуда ты от нее не потеряешься. Существуют каникулы.

— Но я уже рассказывал тебе, как сам уехал в такую школу и отчаянно тосковал по дому. Я не могу так с ней поступить.

— И в результате ты получил хорошее образование, верно? У нее появится возможность выбиться в люди, которой у меня никогда не было.

— Образование — это еще не все в жизни, Шейла. И я люблю тебя такой, какая ты есть.

— Тогда поддержи меня в этом вопросе, ладно?

Я чувствовала, что отец колеблется.

— Но нам нужен каждый пенни из тех денег, что мы выручили от продажи вашего дома, чтобы оплачивать присмотр за твоей матерью. И никто не вправе тронуть трастовый фонд, созданный для Элли ее дедушкой.

Интересно, что такое «трастовый фонд», подумала я.

— Мы просто не сможем себе этого позволить, Шейла.

Я облегченно вздохнула.

Затем снова услышала слова Шейлы.

— Вообще-то, это не совсем верно. — Голос мачехи стал медовым, как у лисы. — Я все разузнала. Городской совет финансирует места для детей с отклонениями поведения. Я нашла школу-интернат, которая принимает несколько таких детей в год.

— Но у нее нет никаких отклонений!


— Тогда, наверно, ты слепой. Я понимаю, что она твой ребенок, Найджел, но давай посмотрим правде в глаза. В ней есть что-то ненормальное. Так считает и доктор на основе того, что я ему рассказывала об инциденте с ножом и о ее ревности к Майклу. Он с удовольствием выпишет рекомендацию. Все зависит от тебя, Найджел. Неужели ты не хочешь помочь дочери? Потому что если ты этого не сделаешь, то я умываю руки. Если честно, то я устала от вас обоих. Либо Элли поедет в школу-интернат и получит профессиональный присмотр, который ей необходим, либо я ухожу. И забираю Майкла.





Глава 20

Джо




— Лучше поторопиться, — говорит Тим, поднявшись с песка и шагая по тропинке в гору. Мне приходится почти бежать, чтобы не отстать от него. — Скоро начнется прилив. Это опасно, имей в виду. — На его лице появляется мрачное выражение. — В прошлом месяце здесь утонули люди. Они сидели на пляже и фотографировали море на мобильники.

Я вспоминаю историю, услышанную от официантки. Может, речь о той же самой паре? Внезапно мое ощущение счастья сдувается, как проколотый воздушный шарик.

— Ты их видел? — шепчу я.

Он кивает:

— У них были крутые телефоны. Но дали за них сущую мелочь.

— Ты что, обобрал тела?

Он пожимает плечами. Теперь его голос звучит ровно. Так бывает, когда кто-то сделал что-то нехорошее, но не хочет признаться в этом даже самому себе.

— После этого их снова унесло. — Он опять пожимает плечами. — Не смотри на меня так. Телефоны все равно им уже без надобности, верно?

Я вспоминаю мародерство две тысячи одиннадцатого года в Лондоне. Но это еще хуже. Это как ограбить могилу.

Я не сразу раскусила парнишку. Подумала, что он хороший. Разве он не спас меня от ножа? Но он животное. Совсем как я.

Дальше мы идем в молчании.

— Прибавь шагу, — велит он, когда небо начинает темнеть. — Нужно отыскать место для ночлега. Найти кровать и лечь поспать, иначе нам несдобровать. Сечешь? Это стихи.

— Неплохо.

Он пожимает плечами, как будто ничего особенного, но выглядит довольным.

— Мне нравится сочинять стихи.

Как это сочетается — быть поэтом и красть телефоны у мертвецов? Я не хочу больше оставаться с этим парнем, но он знает местность, а я нет. Приходится быть практичной.

— Гляди, — указывает он вперед.

На холме стоит постройка странной формы, похожая на высокую башню, и вокруг нее никаких других зданий.

— Что это?

— Старая оловянная шахта.

Я слышала истории о таких местах. Меня бросает в дрожь при мысли о несчастных, которым приходилось туда спускаться.

Тим переходит на бег.

— Надо добраться туда первыми, чтобы застолбить место.

Эта штука впереди напоминает разрушенный, высокий и узкий кирпичный дом, почерневший от времени, у которого осталась только половина бокового дымохода, торчащая в небо, как указательный палец. Когда мы подбегаем ближе, я вижу вокруг пучки травы, заросли утесника и обломки кремня.

От этого места по коже бегут мурашки. У меня плохое предчувствие.

— Здесь водятся привидения? — спрашиваю я.

— Не будь дурой, черт побери. Это просто машинное отделение.

— А зачем оно тут?

— Раньше здесь стояли насосы — чтобы откачивать воду из штолен. Кое-какие железяки до сих пор остались, но это лучше, чем спать на улице. Смотри, дождь начинается.

Это правда. Погода снова переменилась. Никак не может определиться — совсем как я.

— Ну, не знаю, — говорю я, спотыкаясь о груду деревяшек и железных прутьев, лежащих на земле.