Я отвернулась

К моему облегчению, он, кажется, принял такое объяснение.

Иногда я гадала, что он вообще в ней нашел. Шейла вечно пилила его, если что-то хотела.

— Почему бы нам не купить новую машину? — спрашивала она. Или: — Все остальные отдыхают за границей. Когда ты на мне женился, обещал обо мне заботиться. Ты изменился.

Позднее я думала — может, это все было из-за чувства вины; оттого, что она избавилась от матери. Когда поступаешь скверно — пытаешься обвинить других. Мне ли это не знать.

Однажды вечером разыгралась особенно громкая ссора. Мы с Майклом сидели в его спальне. Я пыталась делать домашнее задание и одновременно присматривать за братом, как мне велели, чтобы «родители» могли спокойно поужинать. Но отец возвратился позднее обычного, и ужин, по словам Шейлы, был «совершенно испорчен».

Их громкие голоса доносились снизу.

— Конечно, на работе. А где я еще мог быть?

— Даже не знаю. Это ты мне скажи. Может, с любовницей?

— Шейла, у меня нет любовницы, как ты выражаешься. Если твой собственный отец…

— Стоп! Я не хочу об этом говорить! Зачем ты вообще это приплел? Неудивительно, что я…

И так далее, и так далее. Майкл захныкал.

— Все в порядке, — сказала я, обнимая его. Отчасти завидуя, что у него такая счастливая жизнь, я не хотела, чтобы он расстраивался. — Хочешь сам завести ключом мою музыкальную шкатулку?

Я никогда раньше не поручала ему такую ответственную работу. Я тщательно помогала его пухлым пальчикам. Но вскоре ему надоело, и мы уселись играть в его железную дорогу.

Наконец голоса стихли, но я не упустила возможность привлечь отца на свою сторону.

— Шейла очень несправедливо обвинила тебя в том, что ты встречаешься с другой, — сказала я. — Я знаю, что ты никогда не сделал бы ничего подобного.

Он выглядел шокированным тем, что я вообще подняла эту тему.

— Конечно нет.

— Просто, ну… — неуверенно продолжала я. — Я не знала, стоит ли рассказывать, но теперь, думаю, ты должен знать…

— О чем, Элли?

— На днях я слышала, как Шейла разговаривала с кем-то по телефону. И она постоянно повторяла ему, как сильно его ценит.

Это было правдой, но лишь отчасти. На самом деле она говорила: «Я очень ценю ваше мнение». Но небольшое преувеличение еще никому не приносило вреда, верно?

Отец нахмурился.

— Вот как?

К моей радости, в тот вечер разразился еще один крупный скандал. От криков проснулся Майкл. А утром отец спустился в синем халате с восточным узором, напевая под нос, и выглядел гораздо счастливее, чем в течение долгого времени до этого. Я так и знала! Наконец-то он решил с ней расстаться!

— Помнишь, ты вчера рассказывала, что подслушала разговор Шейлы с кем-то? — тихо спросил он.

Я взволнованно кивнула.

— Так вот, она обсуждала со своим доктором смену лекарства. Бедняжка рассказала мне вчера вечером еще кое-что о своем детстве, и это объясняет, почему она иногда так расстраивается. Мы с тобой должны относиться к ней снисходительно. — Он похлопал меня по плечу. — Я знаю, что ты постараешься ради меня, не так ли?

Я кивнула, стараясь казаться доброй.

— И еще, Элли. — Он серьезно посмотрел на меня. — Никогда больше не выдумывай подобной чепухи. Я знаю, что тебе временами приходится непросто, но я не могу позволить тебе лгать. Шейла — моя жена.

Я ожидала, что после этого Шейла станет относиться ко мне еще хуже. В конце концов, меня ведь поймали на лжи. Но она, напротив, казалась спокойной и даже стала со мной немного любезней, и от этого я чувствовала себя еще более неловко. Может, так сказывалось действие ее новых таблеток. Закавыка в том, что они также делали ее сонной и забывчивой. Однажды она оставила Майкла в ванной без присмотра. К счастью, я вовремя услышала, как он плачет, и вытащила его. Шейла заставила меня поклясться, что я ничего не скажу отцу. Я согласилась спокойствия ради, поскольку знала, что в противном случае она найдет способ снова отравить мою жизнь. Позже я пожалела об этом.

По крайней мере, я уже была достаточно взрослой, чтобы иметь возможность выходить из дома по своим делам.

— Я сегодня буду поздно вечером, — объявила я однажды утром перед уходом в школу. — У меня кружок по рукоделию.

Мачеха нахмурилась. Ей не понравилось, что я не смогу помочь ей накормить Майкла ужином.

Но на самом деле я вовсе не собиралась в кружок. Я регулярно навещала бабушку Гринуэй. Дом престарелых, куда ее отправили, находился неподалеку от моей новой школы, что оказалось очень удобно. Поначалу она явно радовалась мне, но в последнее время ее речь стала бессвязной и слова часто сливались в бессмысленные фразы.

— Боюсь, сегодня она слегка не в себе, — предупредила сиделка, проводя меня через гостиную, где пожилые люди дремали в креслах, свесив головы, или смотрели юмористическое шоу по телевизору.

Миссис Гринуэй не делала ни того ни другого. Она сидела в кресле, уставившись в пустую стену перед собой, как будто видела там что-то, недоступное взорам остальных. Когда я приблизилась, она подняла взгляд, и ее лицо внезапно просияло.

— Ты пришла меня навестить, милая! Спасибо тебе. Я знала, что ты меня не забудешь.

Как же было славно вновь увидеть ее!


— Сделай одолжение, Элли. — Она потянулась за своей сумочкой. — У меня руки совсем не гнутся, чтобы краситься самой. Можешь слегка подрумянить мне щеки?

Прямо как в те дни, когда я помогала ей накручивать волосы на бигуди! Я бережно взяла кисточку, покрытую розовой пудрой, и провела по полоске на каждой ее скуле.

— Очень хорошо! — похвалила она, любуясь своим отражением в маленьком черном зеркальце, которое носила с собой повсюду.

— Я прочитала, как это правильно делать, в модном журнале для девочек! — гордо похвасталась я.

— И сама научилась? — Она потрепала меня по руке. — Ты становишься настоящей юной леди, не так ли? — Затем ее голос помрачнел. — Я очень горжусь тобой. Ты не упала духом в трудной ситуации. Но только помни: не позволяй моей дочурке тобой помыкать. Скоро ты совсем повзрослеешь и сможешь жить своей собственной жизнью.

От ее слов у меня комок подступил к горлу. Я поспешила обнять ее. И чуть не рассказала о пилюлях, которые подсыпала в чайник, — я все еще чувствовала себя паршиво из-за этого, — но тут подошла сиделка и сказала, что наступило время ужина. Так рано! Было всего пять часов вечера.

— Приходи еще, хорошо? — Костлявые пальцы бабушки Гринуэй схватили меня за запястье. Я не подала виду, что мне больно. — Шейла выдумывает, что у меня мозги набекрень, но это чушь. Она просто хочет, чтобы я не путалась у нее под ногами.

Затем она заплакала. Я в ужасе смотрела на нее, не зная, как утешить. Я снова попыталась обнять ее, но она лишь зарыдала еще сильнее.

— Наверно, тебе лучше уйти, дорогая, — сказала сиделка немного погодя.

Я чувствовала себя ужасно, покидая бабушку. В голосе моей старой подруги звучало неподдельное отчаяние. Это казалось ужасно неправильным, что она должна оставаться там. Как могла Шейла вот так запросто взять и избавиться от собственной матери?

Я шла домой, погруженная в мысли, и по-прежнему старалась избегать трещин на тротуаре, когда кто-то меня окликнул.

— Элли?

Это оказался Питер Гордон. Мы все так же учились в одном классе, и он сидел рядом со мной на уроках истории, хотя мы почти не разговаривали. Несмотря на то что мы играли вместе в начальной школе, я чувствовала себя слишком неловко, чтобы по-приятельски болтать с ним теперь, когда мы стали старше. У нас наступила стадия, когда мальчики и девочки смущаются, общаясь с противоположным полом, но в то же время испытывают определенное взаимное притяжение. Питер вырос высоким и стройным мальчиком, с копной темных блестящих волос. Им восхищались — он состоял во всех спортивных командах, включая теннис и легкую атлетику, куда непросто попасть.

— Я не видел тебя в ремесленном кружке сегодня. Ты не ходила? — спросил он.

— Нет. — Я замялась. — Только никому не говори. Я не хочу, чтобы мачеха знала, куда я пошла вместо него.

Он вскинул брови.

— Не скажу, конечно. — Затем он покраснел. — Ты… э-э… гуляла с кем-то?

Неужели он решил, что у меня есть парень? Одна или две девочки из моего класса уже «встречались», как они это называли, но никто никогда не проявлял интереса к свиданиям со мной. И честно говоря, я не знала, что делать, если проявят.

— Нет, — поспешно ответила я. — Я навещала одного человека, который нездоров. Но я знаю, что Шейла это не одобрит. Вот поэтому нужно, чтобы ты молчал.

Он улыбнулся.

— Честное слово.

Дальше мы шли в молчании, но неловкости больше не чувствовалось. Это было даже приятно — довериться ему.

— Что же, тогда увидимся завтра в школе, — сказал он, когда мы подошли к моему дому. Он жил на соседней улице.

— Ага, — кивнула я. А затем, поскольку не знала, что еще сказать, повторила за ним: — Увидимся.

Когда я вошла, отец был дома. Обычно он возвращался гораздо позже.

— Что-то случилось? — спросила я с замиранием сердца.

Шейла плакала.

— Ты оставила это на кухонном столе? — строго спросил отец.

Я уставилась на пузырек с таблетками в его руке. Тот самый, который Шейла каждое утро доставала из буфета.

— Нет. Конечно нет!

Отец вздохнул с облегчением.

— Ну, видишь, Шейла? Я же сказал тебе, что она не могла. Элли слишком ответственна для этого.

Жена моего отца уже перестала плакать — я знала, что это крокодиловы слезы. Теперь ее глаза пылали.

— И я не оставляла! Так кто же еще это мог быть?

Братишка спокойно играл на полу с паровозиком, как будто ничего не происходило.

— Да что стряслось? — спросила я.

Отец покачал головой.