Я больше не верю курсиву

Местная пресса (считая единственный совершенно выхолощенный таблоид «Нью пейпер») – это фактически государственный орган, который распространяет только желательную пропаганду. Бесконечные восторги по поводу порядка в стране, благосостояния нации и особой миссии Сингапура навевают тихую оруэлловскую жуть, и от того, что Старший брат придет за тобой со счастливой улыбкой, легче почему-то не становится. Конечно, можно жить в Сингапуре и быть в курсе происходящего во всем мире – но кое-какие тональности здесь приглушаются, а при возможности глушатся совсем.

Сингапурское телевидение превосходно умеет рассказывать зрителям о Сингапуре. Идеальные китайские, малайские и индийские семьи разыгрывают на экране сценки, объясняя обычаи разных культур. Жизнь семьи представлена там примерно как в «Проделках Бивера»[14], только без самого Бивера. Людям моего возраста эта идиллия родительской любви напоминает пятидесятые годы, когда общественное мнение в Америке было особенно тошнотворным.

– Папочка, милый, как же здорово, что ты так подробно рассказал нам про Фестиваль голодных духов!

– Гляди, сынок, а вот и мама. Она несет нам обезжиренное молоко и питательные сосиски лап чонг, в которых так мало холестерина!

Во многом здесь и правда царит атмосфера пятьдесят шестого года: Сингапур победил в войне (с экономическим кризисом); средний класс разросся и живет припеваючи; уже выстроена трудоемкая общественная инфраструктура и теперь запускаются новые амбициозные проекты; а в борьбе с коммунизмом, порнографией и наркотиками любящее государство пойдет на любые жертвы.

Но в остальном-то мире уже не 1956 год. Впрочем, в Сингапуре, наверное, считают, что это наша проблема. Сидя как-то вечером в гостиничном номере, я задумался: а что, если они правы? Какое тогда нас ждет будущее?

Ведь Сингапур не стоит на месте. Будущее здесь кажется таким ярким… Неужели найдется в мире страна, готовая клонировать себя? Расколоться пополам, словно этакий высокотехнологичный социально-экономический айсберг? Да. Перед вами первый город-государство современности, который освоил франчайзинг и теперь запускает «мини-Сингапуры». Их будет много!

В китайской провинции Шаньдун, на берегу Желтого моря, лежит город Лункоу. Именно здесь сингапурские предприниматели запускают свой первый проект: они строят новый порт и электростанцию, а заодно гостиницы, жилые кварталы и – само собой – торговые центры. Этот проект на площади в 1,3 квадратных километра напоминает мне «Великий Гонконг мистера Ли» из «Лавины» Нила Стивенсона – суверенное государство, созданное по образцу сети придорожных забегаловок, где торгуют жареной лапшой. Однако «Великий Сингапур мистера Ли» – это серьезный бизнес, так что китайцы просто счастливы запустить франшизу – и побыстрее.

Попадая в неизвестный город, я первым делом ищу места, где что-то сломано и разрушено: в них хорошо видны глубинные социальные механизмы. Сразу становится ясно, как обстоят дела на самом деле, а не по отчетам Министерства финансов. В Сингапуре такой подход не работает – здесь ничто не ломается, а если ломается, то сразу меняется на новое. Слово «инфраструктура» вызывает легкий приступ клаустрофобии. Здесь всё – одна большая инфраструктура.

Если не удается найти трущобы, то хоть как-то проникнуть в подсознание обитателей города можно, изучая ночную жизнь и сферу сексуальных услуг. В Сингапуре, как и ожидалось, с запретными развлечениями туго. Самое модное ночное заведение Сингапура называется «Зук» – довольно милое место, устроенное, как говорят, по образцу рейв-клубов на Ибице. В ночь моего визита там было как на большой дискотеке в Барселоне – только почему-то совсем не весело. В поисках чего-то «погорячее» приходится перебираться в малайский Джохор – говорят, именно там сингапурские бизнесмены предаются разврату. Где еще в мире за запретными удовольствиями приходится ехать в приграничный городишко мусульманской страны? В газетах то и дело пишут, как у тамошних клубов отбирают лицензии за несчастных филиппинок в «отдельных кабинетах». Я полагаю, что «исламская Тихуана» на другом берегу пролива служит для острова своеобразным клапаном-симбионтом и играет важнейшую роль в поддержании психического здоровья (хотя официально этого никто никогда не признает).

В самом же Сингапуре по секс-индустрии нанесли два мощных удара: квартал красных фонарей превратили в аттракцион, а массажные салоны перевели в торговые центры. Бугис-стрит когда-то славилась проститутками-трансвеститами – казалось, здесь вот-вот прокатит на рикше одетый по-местному Ноэль Кауард, готовый всю ночь предаваться содомии под кокаином и опиумом. Справиться с ними не удавалось, и тогда посреди улицы просто воткнули станцию метро. «Не волнуйтесь, – обещало правительство. – Мы только построим метро, и все будет по-старому». Само собой, продажной любви на Бугис-стрит теперь не больше, чем на диснейлендовском «Диком Западе», а о трансвеститах напоминает лишь настенная живопись.

С мастерицами «ручной работы» поступили иначе – вероятно, в здешнем конфуцианском мировоззрении им отводится какая-то важная роль. В больших супермаркетах всегда найдется «салон здоровья» – на вид что-то вроде мини-спа, однако занимаются там исключительно снятием надоедливой эрекции. Такой «салон» легко может обнаружиться где-нибудь между магазинами «Рибок» и «Ролекс». Очевидно, это какая-то продуманная социальная политика, но вот в чем она заключается – ума не приложу. Впрочем, сегодня в Сингапуре не осталось почти ничего, кроме продуманной – и хорошо продуманной! – социальной политики.

Возьмем свидания. Правительство забеспокоилось, что кампания по снижению рождаемости прошла чересчур успешно, и ввело «вечера обязательных знакомств». При сложившихся обстоятельствах – вполне разумный шаг, хотя меня слегка пугает практика звонков на работу в случае отказа. И все же есть в этом мероприятии что-то от евгеники – ведь обязательными свиданиями для успешных яппи занимается один правительственный департамент, а менее образованными гражданами – другой. Впрочем, возможно, я чего-то не понял. Местные жители не любят обсуждать столь интимные аспекты внутренней политики с любопытным иностранцем, который ростом вдвое выше положенного, да вдобавок еще и потеет – несильно, но постоянно, словно хорошо выдержанный сыр.

В Сингапуре вообще отсутствует творческий подход – это странно и даже немного радует. Довольно быстро я стал с мрачным удовлетворением отмечать, что местами этому эффективному предприятию недостает оригинальности.

Убедившись, что поезда ходят точно по расписанию, я быстро нашел у системы несколько слабых мест. Современная городская скульптура вообще благодарная мишень для шуток, а уж в Сингапуре особенно. Здесь явно тяготеют к циклопическим формам абстрактного искусства, всяким исполинским слиткам бронзы с исполинскими же отверстиями, по которым как-то прошелся карикатурами журнал «Мэд». А может быть, эти скульптуры (как и ряд других элементов городского пейзажа) только кажутся бессмысленными, а на самом деле выполняют какую-то крайне сложную функцию, понятную истинным геомантам. Возможно, они по чистой случайности так напоминают творения вдохновившихся Генри Муром дизайнеров мебели для «Холидей Инн», а на самом деле канализируют энергию фэн-шуй.

Куда более вопиющий недостаток воображения виден в одной из двух главных страстей жителей Сингапура – шопинге. Как и везде, бесчисленные магазины работают в разных ценовых категориях, но продают одни и те же товары, даже не пытаясь хоть как-то разнообразить свой внешний вид. Вообще-то таковы все торговые центры – именно поэтому их обожают во всем мире, – однако развитая культура потребления предполагает, что покупателю регулярно подсовывают что-то новенькое или что-то старое – но в необычном контексте.

Вторая страсть Сингапура – это еда, и она тут выше всяких похвал. Можно придраться к тому, что все ее вариации очень уж стандартные, но это, наверное, слишком. Уж без пиццы Вольфганга Пака в Сингапуре точно можно обойтись. О бесчисленных вариациях разных закусок в местах, где собирается много торговцев, можно слагать легенды. Если повезет напасть на три удачные стойки подряд, то думаешь, будто открыл новое чудо света. При этом есть можно смело – скажем спасибо тщательному, по-сингапурски педантичному санитарному контролю. Здесь педантичность можно только приветствовать.

И все же, несмотря ни на что, здесь скучно. Та же самая скука подстерегает нас в развлекательных парках – особенно в самых новомодных. Там все только-только покрашено, прямо сверкает, а если вдруг мимо проедет полицейская машина, то кажется, что это какой-то игровой автомат. А потом начинаешь понимать, почему в таких местах никогда не встретишь полицейского. У всех людей здесь, как писал Уильям Берроуз, «полицейский внутри».

Что же получится, когда эти ребята, как планируется, устроят у себя «Умный остров» с компьютерной начинкой того же уровня, что их бытовая инфраструктура (она-то работает, как швейцарские часы)? Точно известно, что именно такой национальный проект сейчас запущен в Сингапуре, однако многих одолевают сомнения: как они с этим справятся? Как общество, построенное на принципах родительского (точнее отцовского) контроля, пропустит через себя всю грязь киберпространства? А может, они сумеют обойтись без грязи? Говорят, что информация хочет быть свободной, но что, если среднестатистический гражданин Сингапура, со своей стороны, хочет просто не раскачивать лодку? Что, если он будет просто жить себе и всё?

Неужели безликие функционеры, вырывающие из алчных рук «Шонен найф» и оскорбительный для женщин «Космо», допустят в страну Интернет, который снесет все границы? А главное, додумается ли хоть один дурной полицейский его запретить?

Трудно сказать. Наверное, поэтому Сингапур так важен. В стране реализуется национальная программа «ИТ2000», задача которой – добиваться от 2,8 миллиона человек роста производительности труда в три-четыре процента каждый год, и так до бесконечности.

«ИТ» – это, само собой, «информационные технологии». Впечатляет, как серьезно в Сингапуре верят в эти технологии. Если говорить о прикладных аспектах, то эти ребята здорово умеют находить всему практическое применение. Национальный компьютерный совет внедрил в иммиграционной службе систему, которая проверяет зарубежный паспорт за тридцать секунд, а внутренний – за пятнадцать. На улицах города стоят датчики, которые регистрируют текущую скорость потока, а светофоры управляются компьютером: система автоматически регулирует дорожную обстановку и старается организовать «зеленую волну». Если где-то сработал пожарный датчик, тоже включается «зеленая волна», и аварийные службы без остановок мчатся к месту происшествия. Другая система непрерывно управляет невообразимо сложной работой сингапурского порта. Смарт-карты отвечают за въезд в зону ограниченного движения – так называют центральную часть Сингапура, попасть в которую на машине можно только за деньги. Хотя если бы такую штуку устроили где-нибудь в Портленде, то увешали бы всё знаками «Экологически чистая зона» или что-то вроде того.

В таких вещах здесь толк знают. Теперь же они хотят большего – стать информационным городом, заранее распланировав его архитектуру с нуля. Эти люди рассчитывают, что через Сингапур хлынут мощные информационные потоки и что эти потоки их отчего-то не заденут. Нас это удивляет, а их, наверное, удивляет, что мы удивляемся.

Лично я считаю, что если они окажутся правы, то это очень печально – причем не для Сингапура, а для всего человечества. Они докажут, что можно подавлять любое самовыражение и жить припеваючи. Они докажут, что информация вовсе не хочет быть свободной.

Впрочем, возможно, я сгущаю краски. Есть у меня такое свойство. Хотя что в конце двадцатого века может быть страшнее, чем фантаст-оптимист? Быть может, Сингапуру суждено стать новой Швейцарией, чопорным островком порядка и благоденствия в море… в море чего-то невообразимо странного.

Боже правый! Ну и судьба.

Одной этой мысли вполне достаточно, чтобы подскочить в кресле и броситься к выходу из отеля «Меридиен», а там поймать такси и бежать безукоризненными коридорами Чанги.

Но я еще не закончил. Осталась последняя ночь, чтобы поразмышлять о голландце.

Я еще не рассказал вам про голландца, а ведь его, вероятнее всего, повесят.



СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР ЗА КИЛОГРАММ МАРИХУАНЫ

Гражданин Малайзии вчера был приговорен Верховным судом к смертной казни за то, что два с лишним года назад ввез в Сингапур килограмм марихуаны.

Тридцатидевятилетний Мат Репин Мамат признан виновным в преступлении, совершенном 9 октября 1991 года на пропускном пункте Вудландс. Процесс длился пять дней.

В зале суда работали два переводчика. Один переводил с английского на малайский, а второй – с малайского на родной для подсудимого келантанский диалект.

Обвинение утверждало, что на пропускном пункте Мата Репина спросили, везет ли он с собой сигареты, и тот ответил отрицательно. Отметив, что его собеседник нервничает, сотрудник таможни решил осмотреть скутер.

На вопрос, есть ли у него «баранг» (это самое), Мат Репин ответил, что под бензобаком лежит килограмм «ганджи» (марихуаны).

В свою защиту подсудимый заявил, что не знал о спрятанной под бензобаком марихуане.


«Стрейтс таймс», 24 апреля 1993 года.





В день, когда Мату Репину вынесли приговор, предстал перед судом и голландец. Инженер Йоханнес Ван Дамм направлялся из Бангкока в Афины с чемоданом, внутри которого обнаружился тайник, полный «того самого».

По утверждению обвинителя, Ван Дамм был наркокурьером, которому заплатили за доставку чемодана в Афины двадцать тысяч долларов. Ищейки в Чанги подняли тревогу, чемодан сняли с транспортера, а Ван Дамма арестовали прямо в зале для транзитных пассажиров, где по телевизору папа наверняка рассказывал Биверу про Фестиваль голодных духов.

Защита представила свою версию событий – столь же правдоподобную, что и у Мата Репина. Ван Дамм отправился в Бангкок за обручальным кольцом для дочери, а там один нигериец попросил его захватить в Афины чемодан. «Таким образом, – заявил адвокат, – мой подзащитный либо крайне наивен, либо его легко обмануть». Да уж. Либо и то и другое сразу. Выглядело это как просьба о помиловании.

Судя по газетной статье, этот Ван Дамм туп как пробка.

Не знаю, виновен ли он – к счастью, не мне решать. Скажу одно: я не считаю, что властям Сингапура следует предавать Ван Дамма смертной казни через повешение, даже если он и правда замешан в доставке торчкам в переулках Плаки пары килограммов героина из какого-то бангкокского подвала. Сингапура эта история вообще не слишком касается. Помните про «нулевую терпимость»? Здесь тот самый случай.

Уже на следующий день Йоханнеса Ван Дамма приговорили к смертной казни. У него осталось право на апелляцию, а газеты пестрят заголовками: «первый белый» скоро задрыгает ногами на сингапурской веревке.

«Чтобы не дрыгать ногами, – сказал я своему отражению в зеркале, – их надо отсюда уносить». Потом я надел белую рубашку, отглаженную столь безупречно, что манжетами можно порезать запястья. Почистил зубы, проверил вещи и забыл захватить для жены из мини-бара банку Сингапурского слинга. Я спустился в холл и мигом сдал ключи. Такси было заказано на четыре утра – и ничего, что два часа придется ждать в Чанги. Водитель спал, но тут же взбодрился и дальше болтал не переставая. Впервые мне встретился житель Сингапура, который не говорит по-английски…

Он везде ехал на красный, приговаривая: «А полиция-то спит…».

В аэропорту полиция не спала. У них были эти дорогущие австрийские игрушки, похожие на водяные пистолеты цвета хаки[15]. Тут бы мне и пришел конец… Я увидел на безупречно чистом полу бумажку и стал ее фотографировать. Полицейским это не понравилось. Окинув меня суровым взглядом, они подняли бумажку и унесли.

А я, стараясь не смотреть им в глаза, поправил галстук и устроился поудобнее в ожидании рейса «Катай пасифик» в Гонконг.

В Гонконге по залу таможенного досмотра порхают огромные черные бабочки, до которых никому нет дела. Мой взгляд скользнул по обнесенным стеной трущобам Коулуна. Быть может, я успею попасть туда прежде, чем будущее их уничтожит. За стеной, что проходит у самого края посадочной полосы, режут свиней, продают героин и выпускают зубные протезы в подпольных мастерских. Трущобы чем-то не нравятся Китаю, и их снос – одно из условий грядущей передачи Гонконга новым властям.

Идеальный улей. Эти неровные, понатыканные невпопад окна словно поглощают лихорадочную активность аэропорта «Кай Так», сосут из него энергию, подобно черной дыре.

Это мне и нужно.

Я ослабил узел галстука и покинул воздушное пространство Сингапура…



Я слышал, что со времени моего визита многое в Сингапуре изменилось к лучшему, и очень этому рад. Однако в то время сингапурские власти отреагировали на мою статью, запретив ввоз журнала Wired. Так что, можно сказать, это самая острополитическая статья во всем сборнике.

Многие, и не только сингапурские власти, обвиняли меня в своего рода извращенном неоколониальном луддизме, однако я сетовал не на современность Сингапура, а на тоталитарность тамошних порядков. Впрочем, глядя сегодня из более суровых времен, могу добавить: сингапурский тоталитаризм хотя бы ни подо что не маскировался.





Витрина мистера Бука

«Глоуб энд мейл»

Сентябрь 2001




Всю эту жуткую неделю у меня из головы не идет крошечная витрина поразительной антикварной лавки мистера Бука в Сохо. Эта лавка всегда закрыта, а за маленькой витриной в переулке нет магазина. Лишь запертая дверь и, наверное, лестница. Если верить потускневшей медной табличке, внутрь можно попасть по предварительной договоренности. Мне это так и не удалось. Однако стоит мне наткнуться на витрину мистера Бука (а я почему-то никак не могу запомнить дорогу), я всегда останавливаюсь и восхищенно разглядываю редкости (их никогда не бывает больше трех), выуженные им из глубин времени и общественной памяти. Это моя любимая витрина на Манхэттене. Такой выразительности, такой борхесовской мощи я не видел даже в Лондоне.

Глядя на эту витрину, я словно смотрю в глубь пещеры, где Манхэттен хранит мечты. Кто знает, что там появится? Однажды я видел литую металлическую штуку, украшенную растительным орнаментом. Размером она была с кухонную плиту. Наверное, осталась от Бруклинского моста. В другой раз – изящный фанерный ящик с аккуратно раскрашенными моделями всех баллистических ракет США и СССР на тот момент жизни мастера. Он напоминал сразу и о холодной войне, и о Карибском кризисе, и потому привлек мое внимание. Очевидно, это было какое-то пособие для военных, и я задумался: что же у них были за занятия? Ящик был для меня осколком мрачного, злого прошлого, который потом возвращался ко мне ночным кошмаром из детства.

Однако на этой неделе меня беспокоит другое воспоминание – пыль. Я уверен, она все собирается в витрине мистера Бука где-то между Хьюстон-стрит и Канал-стрит. Пыль, в которой смешались частички мертвых тел. Пыль погребальных огней и страшных снов.

Их много.

Из пыли восстают воспоминания о прошлом, о тех временах, из которых пришли все экспонаты мистера Бука. Пыль – последний элемент коллажа, в котором витрина – это склеп.

Наверное, для меня это к лучшему, ведь мне стало на кого переложить свою боль – боль, которую я все еще не готов понять и постичь. Я сумел примириться со страшной судьбой своего самого любимого, самого тайного местечка на Манхэттене, да и во всем мире.

Про некоторые районы Манхэттена говорят, что они словно застыли, и такие же заледеневшие точки есть в сердце каждого из нас. Это зоны рассогласования, защитной диссоциации – и они отчаянно ждут оттепели. Но сколько можно ждать оттепели во время войны?

Не знаю.

В прошлом году я впервые привез своих детей в Нью-Йорк. Я счастлив, что они оба впервые увидели этот город еще до того, как смысл всего поменялся навсегда. Я помню, как восхитил моего сына старомодный ресторан «Виллидж бейгл» и как моя дочь, затаив дыхание, впервые прошла одна по улицам Сохо. Они словно попали в довоенный Лондон.

Нью-Йорк – великий город, один из важнейших в мировой истории. У каждого великого города есть такие раны. Они бьются в агонии, но несут на себе нас, нашу цивилизацию и все странные, хрупкие вещи вроде витрины мистера Бука.