Изменённые 4. Лето волонтёра

Это всё феромоны.

— Макс, я передал твоё мнение, — сказал Лихачёв. Выглядел он нерадостным. — Но не мы первые это начали. Надо выяснить, что происходит в корабле Инсека.

— Да как же вы не понимаете! — воскликнул я. — Это боевой корабль, он может планету разнести на куски!

— Тем более, — сухо сказал высокий. Подошёл к нам. Положил мне руку на плечо таким уверенным жестом, что я даже не возмутился. — Максим, мы взвесили все за и против. Есть решение руководства. Ребята идут осмотреться, никто не собирается захватывать корабль, нажимать кнопки, взрывать планеты.

— Там нет кнопок, — сказал я. У меня заколотилось сердце. — Там всё подчинялось командам Инсека.

— Мы читали твои отчёты, Максим. И ребята читали.

Он по-прежнему держал руку на моём плече, отеческим жестом уверенного в своих решениях начальника.

— Ты опасаешься, что появление людей запустит какие-то процессы в корабле? Так этого бояться поздно. Туда прошло пять групп из разных стран.

— Всё равно… — сказал я, уже понимая, что проиграл. — Зачем повторять чужие глупости?

— Вот ты и приглядишь, чтобы глупостей не было, — улыбнулся старикан. — Мы будем на связи с командой… ты ведь консультант у Лихачёва, верно? И на корабле бывал. Поможешь?

Я посмотрел ему в глаза. И позволил смыслу, когда-то поглощённому на Трисгарде, заработать.

Такое ощущение, что старикан понял, что я делаю. Он прищурился, но не отвёл взгляд, и я провалился в его глаза.

Будто на камни рухнул с высоты.

У него всё было чётко и правильно. И неспешно. Он не семь раз отмерял, прежде чем отрезать, а семьдесят семь. Всё строилось медленно, но уж если план был принят, то он выполнялся. Предельно осторожно. С минимальным риском. Под полным контролем.

Он и жил точно так же, как работал.

И при малейшем сомнении предпочитал ничего не делать.

Сейчас у него сомнений не было.

Я сдался и отвёл глаза. В то же мгновение старикан убрал руку, будто решил, что придерживать меня больше не стоит.

Интересно, кто из нас друг в друге больше прочитал?

Вместе со стариком мы отошли от экранов к Лихачёву. Хранитель взирала на нас мрачно, мать Гнезда с улыбкой. Лихачёв выглядел смущённым и расстроенным.

— Что ж, у нас прибавление в команде, — старик казался самым довольным из собравшихся. — Отважная юная пара… наш мост между Изменёнными и людьми… Вы же не против, Ла?

Мать Гнезда кивнула.

— Меня зовут Леонид Владимирович, — сказал старик таким интригующим тоном, словно выдал мне какую-то государственную тайну. — Я курирую отношения с Изменёнными в правительстве.

— А я полагал, что этим занят Иван.

Леонид Владимирович кивнул.

— Он был моим коллегой. К сожалению, мы не знали… его истинной сущности. Ну что, команда отправляется… начнём?

— Я готова открыть проход, — сказала мать Гнезда. — Если вы готовы…

В её голосе была искренняя забота.

Скорее из упрямства, чем надеясь на что-то, я потянулся к разуму Гнезда. Это было чужое Гнездо, в котором не хранилось отпечатка моего сознания, я даже не был уверен, что получу ответ.

Но ответ пришёл. Волна эмоций, смущение и растерянность, печаль и досада. Гнезду тоже не нравилось, что люди отправятся на Селену, но решение принимало не оно.

«А если я попрошу не открывать переход?» — мысленно спросил я.

Нет, я больше не мог командовать чужими Гнёздами. Это ушло вместе со вторым Призывом. Но в ответной волне образов я уловил сомнение… и согласие.

Гнездо подчинится!

Оно снимет с себя ответственность. Сделает вид, что обязано подчиниться.

Я быстро повернул голову и посмотрел на мать Гнезда.

А мать посмотрела на меня.

Кажется, мы сейчас держались за одни и те же рычаги управления!


— Как тебя зовут? — спросил я.

Мать смотрела на меня. Улыбка уходила с её лица, сменялась печалью.

— Лара. Максим, неужели ты думаешь, что я хочу чего-то плохого?

Нет, я так не думал. Мать Гнезда воплощала заботу и безопасность. Но я боялся, что сейчас, в новом мире, где Изменённые утратили смысл своего существования и поддержку Инсека, мать не знает, что хорошо, а что плохо.

Я вдруг понял, что все смотрят на меня.

Измененные догадались, что происходит. Мать выжидала, монахам было любопытно, стражи просто ждали приказа.

— Все хотят только хорошего… — прошептал я.

И разорвал контакт с Гнездом.

Мать кивнула. Вновь спросила:

— Я открываю проход?

Леонид Владимирович кивнул, и экран, через который мы прошли, вновь засветился. Пробежали синие искры, поверхность наполнилась серой мглой.

— С Богом, — сказал Лихачёв и быстро, будто стесняясь, перекрестился.

Пятеро в скафандрах, так и не сказавшие ни одного слова, двинулись к экрану. И прошли через него, не останавливаясь и не колеблясь.

— Это ваши? — спросил я Лихачёва. Не время было дуться и обижаться.

— Нет, — ответил он, явно обрадовавшись, что мы заговорили. — Это очень серьёзные ребята.

— Ла, как насчёт связи? — спросил Леонид Владимирович.

Рядом с работающим экраном, открытым на Селену, засветился второй, поменьше. На нём появилось изображение — приглушённый свет, мягко изогнутые стены серо-синего металла.

Корабль Инсека!

Судя по тому, что изображение поворачивалось из стороны в сторону, работала камера, закреплённая на шлеме одного из «серьёзных ребят».

— Майор, у нас есть картинка, — сказал Леонид Владимирович. — Доложите обстановку.

— Переход нормальный, команда в сборе, находимся в пустом помещении, отвечающем описанию, — голос майора был спокойным, собранным. — Сила тяжести низкая. Признаков активности не наблюдаем. Атмосфера на месте. Анализаторы включены.

— Хорошо, майор. Не спешите. Полный цикл контроля среды, потом запускайте дроны. Скафандры не снимать!

— Есть, товарищ генерал, — ответил майор.

Леонид Владимирович подмигнул мне. Наклонился и сказал шёпотом:

— На самом деле я давно в отставке. Но ты же понимаешь, десантникам проще подчиняться генералу, чем чиновнику!

Я подумал, что генералов в отставке не бывает. Или так про сотрудников госбезопасности говорят? Да не важно, скорее всего, Леонид Владимирович там и служил, в танке или самолёте его представить было сложно.

Судя по картинке, помещение, где оказалась «команда», было просторным и совершенно пустым. Округлые стены, конусом уходящий вверх потолок, будто в цирке или церкви, несколько тёмных проходов. Тот же металл, что и в защищенной зоне.

— Сбор информации и обустройство лагеря займёт почти час, — сказал генерал. — Может быть, выпьем чая, уважаемая Лара?

— Непременно, — ответила мать.

— Я останусь, посмотрю за ребятами, — пробормотал Лихачёв. Я опять поймал его смущённый взгляд.

— Я тоже останусь, — решила хранитель. Отошла к монахам — те стояли у стены, перед ними тоже возникли небольшие экраны со стремительно бегущим текстом. Тоже изучают корабль или поддерживают открытый переход?

Леонид Владимирович похлопал меня по плечу.

— Пойдём? Чай, с бубликами и блинами? А?

Чая я не хотел, лучше бы остался с Лихачёвым. Но вот глянуть на чужое Гнездо…

Дарина не возражала, и мы пошли. Металлические двери защищённой зоны мягко сомкнулись за нашей спиной.

Все Гнёзда непохожи, но это оказалось совсем уж странным. Всё внутри было заставлено фанерными и пластиковыми щитами, превратившими помещения в лабиринт из узких проходов. Кое-где к перегородкам добавлялись поперечные балки и грубо сколоченные подиумы — приходилось нагибаться или карабкаться вверх. В нескольких местах по перегородкам струилась вода, стекая в решетчатые дыры в полу. Свет был тусклым, почти как в гнездниковском Гнезде, но странного синеватого оттенка. И запах — тяжелый, гнилостный, животный.

Мать шла впереди, ловкая и грациозная, несмотря на свои габариты, рядом с ней держалась одна из стражей, вторая замыкала процессию. Третья осталась с Лихачёвым, хранителем и монахами.

— У нас своеобразно, — сказала мать, словно извиняясь.