Изгой

– Отличный символ любви, жаль, что у меня не с кем сцепить такое колечко, но надежда живет в моем сердце. – Пайпер ослепительно улыбнулась в камеру. – Это все?

– Да, спасибо, мисс. Это было замечательно сказано.

– Но на самом деле мне на них наплевать, – устало добавила певица. – Почему все время задают дурацкие вопросы?

– Может потому, что ваша лучшая песня называется «Трахни меня»? – не удержался репортер.

– И то верно. – Мелани сделала шажок, чтобы уйти, и, уже отворачиваясь, бросила: – Интересно, какая твоя любимая песня?

– «Black fucking Sol», – совершенно честно ответил Павел.

– Неужели? – Пайпер даже специально повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. – Ничего оригинальнее придумать не мог? Ей уже лет сто.

– Семьдесят четыре, тетя Эми написала ее в семнадцать лет.

– Тетя Эми? – Мелани насмешливо улыбнулась, но от раздражения ее ноздри расширились. – А Моузес Грейв для тебя дядя Мо? Ты знаешь, что я училась пению у великой Эми Ласкер? Я была ее ученицей, и это то, чем я горжусь. Если всякие проходимцы вроде тебя начнут трепать ее имя, они пожалеют. Что, Том?

– Мисс Ласкер сама просила за этого молодого человека. – Орнсби подергал себя за бородку. – Они знакомы, Мел.

– Какого хрена ты молчал?

– У тебя выступление.

– Ладно, эй, как тебя…

– Павел Веласкес, мисс.

– Отлично. Том, дай ему пропуск в первый ряд. Двое? Дай два. И мы с тобой еще поговорим, не исчезай. Том, я буду петь вживую.

Чем закончится спор певицы и ее менеджера, Павел ждать не стал, получил метку, налепил ее на значок и вылез обратно в толпу.

– Вот, – он протянул Насте вторую метку. – Теперь мы ВИП-персоны, считай, не зря за мной гонялась. Держись ко мне поближе, и когда начнутся соревнования по метанию кур, сможешь поймать самую жирную, а потом мы расстанемся. А что ты хотела? Уговор есть уговор, детектив, в отделении я отвечу на все вопросы, но только в присутствии Ломакса.

– Дурак ты, Веласкес, – серьезно сказала Волкова. – Может, ты ни в чем не виноват, но ведешь себя, словно на тебе три убийства и изнасилование. Мы ищем преступников, а не стараемся засадить за решетку любого, кто нам не нравится.

– Значит, я тебе не нравлюсь? – уточнил Павел.

Настя промолчала, но в первый ряд вслед за ним пробралась.

Мэр уставился на часы на городской ратуше, те как раз показывали два часа второй трети. На старой Земле – полдень.

– Пора, – сказал он, через микрофон его голос разлетался по всей площади. – Отлично, сколько народу. Джейми, мисс Перкинс, семейство Сантушей, смотрите, какой у них карапуз. Как сына назвал, Мигель? Пепе? Отлично, похлопаем Пепе Ринальо Сантушу. Друзья, сегодня мы празднуем трехсотлетие старой развалины, которую наши предки когда-то построили, а потом взялись за ум и снесли. На самом деле это отличный повод выпить и повеселиться, да?

Народ дружно зашумел.

– И мы сделаем это, черт побери, оторвемся за все триста лет. Но сначала наша дорогая гостья из Сентаменто, Мел Пайпер, исполнит гимн округа.

Под рев толпы Мелани вышла на сцену, подождала, когда крики стихнут, и запела.

– А она и вправду неплохо поет, – шепотом сказал Павел Насте. – Но все равно ее уровень – это «Me Fode».

– Заткнись и дай послушать, – прошипела Волкова.

Мелани допела гимн, раскланялась, сошла со сцены, осталась стоять в первом ряду с двумя охранниками по бокам в нескольких метрах от Веласкеса. Трибуна пошла назад, между городской верхушкой и зрителями образовался широкий проход.

– А теперь, – мэр поднял руки вверх, пять членов городского Совета сделали точно так же, – начнем парад.

Он резко опустил руки вниз.

И в этот момент трибуна взорвалась, яркая вспышка заставила людей зажмуриться и попытаться спастись – расстояние до первых рядов было всего двадцать метров, ударная волна тряхнула их практически сразу же. Павел присел, поворачиваясь к бывшей трибуне спиной, и выхватил пистолет. Волкова рядом с ним поступила точно так же.

Люди разбегались с площади, задние ряды прорывались на улочки, а передние выталкивали тех, кто оказался в середине. За криками и воплями не было слышно почти ничего. Прямо перед Веласкесом валялось тело женщины, до этого стоявшей на трибуне, живот ее был разорван, а голова болталась на позвонках. Волкова зажимала царапину на плече – в гранитную плитку ударил обломок доски, отскочил и чуть было не пришиб детектива, но она успела закрыть голову рукой.

– Не двигаемся, ты смотри влево, я – вправо, – Павел дернул ее за рукав, Настя кивнула.

Но смотреть было особо не на что. Первый ряд в центре не особо сильно пострадал, несмотря на близость к трибуне, взрыв был направлен вверх, и те, кто валялся на брусчатке, были в основном контужены или ударились при падении головой. Многие уже пытались сесть, те, кто лежал, тоже шевелились, навскидку серьезно были ранены несколько человек, не считая тех, что стояли на трибуне – от городского Совета остались только трупы.

Было в этом взрыве и идущей за ним панике что-то странное, что именно, Веласкес первые секунды понять не мог, только потом связал воедино разрозненные группы людей, которые помогали людям скрыться с площади. Они изначально стояли в задних и средних рядах и действовали слаженно и очень уверенно. Всего таких групп было тринадцать, по два или три десятка человек в каждой, одетых в охотничьи комбинезоны, все с оружием. Сами они никуда не торопились, даже наоборот – становились центром притяжения для некоторых горожан. Да и сами горожане не так уж и паниковали, были те, кто удирал со всех ног, но определенная часть покидали площадь словно по заготовленным заранее маршрутам отхода.

– Кто это такие? – Веласкес спросил скорее у себя, чем у Насти. – Как будто заранее готовились.

– Вижу, – Волкова кивнула, через пальцы, стиснувшие плечо, сочилась кровь. – Связь не работает, что за хрень тут творится?

– Сейчас. – Павел двинулся было право, неподалеку неподвижно лежал мужчина, из-под головы натекала кровь, но зацепился глазами за Мелани.


Та валялась на гранитных плитках в нескольких метрах от них, одна нога у нее подрагивала. Два охранника ворочались, пытаясь подняться. Между ним и певицей пытались подняться с земли еще трое, молодой человек держался за живот и тяжело дышал, а две женщины отделались царапинами. Павел подошел к телохранителям, они были в порядке, а вот с певичкой все было гораздо хуже – ей в бедро воткнулся обломок доски, пройдя, судя по всему, через артерию. Дерево пережало кровоток, но все равно из разорванного сосуда текла кровь, девушка стремительно бледнела. Аптечка, налепленная на горло, не помогала.

– Я ей займусь, – бросил Веласкес ближайшему охраннику, тот кивнул, отодвинулся, пропуская мага.

Павел почти стащил браслет, когда почувствовал, как в затылок уперлось что-то твердое.

– Еще одно движение, и я тебя пристрелю.

– Тридцать секунд. – Павел стянул блокиратор, Волкова скрипнула зубами, но не выстрелила. – Считай.

Ухватился руками за деревяшку и потянул на себя. Время привычно превратилось в тягучий кисель; палец, проникнув через кожу и разорванные мышцы, нащупал артерию; организм Мелани, подчиняясь магу, решил, что стадии гемостаза и воспаления уже прошли, и сразу перешел к полиферации. Одновременно в мышцы вокруг места разрыва прорастала фиброзная ткань, стягивая поврежденный участок – очень слабо, но точно так же действовала полевая аптечка, этого хватало на час-два, максимум – пять, за это время раненого помещали в медицинский кокон, где аппаратура под управлением врача вновь вскрывала рану, очищала кровь от загрязнений, удаляла фиброз и запускала нормальное заживление.

Тем временем площадь почти опустела, и стали видны тела, валяющиеся по периметру, все – в полицейской форме. В то же время полицейские были и в составе организованных групп, которые действовали все более жестко, убирая зрителей с площади, репортеров, наоборот, согнали в одну кучу. Одна группа, впитав в себя по нескольку бойцов из других, скрылась в ратуше, другая – занялась гостями из первых рядов и членами Совета. Мертвые тела оттаскивали к трибуне, а раненых осматривали. Волкова уже не держала Павла на прицеле, она привалилась к нему спиной и ругала себя последними словами за оставленное в номере нормальное оружие.





Глава 20




18 августа 334 года от Разделения, среда



– Кто такие? – Подошедшая к ним женщина в сопровождении пятерых бойцов достала планшет. Она была совершенно спокойна, словно вокруг происходило что-то ординарное.

– «Фундо Политико», – Павел протянул удостоверение, – это моя помощница.

– Хорошо. – Женщина считала чип, проверила пульс у певицы, оттянула веко, дотронулась до раны, запястье незнакомки охватывал блокиратор. – Медиков сюда, живо. Маг? Браслет не снимать, люди сейчас на взводе, могут пристрелить. Идите сейчас к группе ваших коллег, мы сделаем заявление и через двадцать минут вас отпустим. В городе не рекомендую задерживаться, могут быть беспорядки. Вопросы потом.

И жестом остановила телохранителей, потянувшихся было к Мелани.

– Не трогать, мы окажем ей необходимую помощь.

Перед группой репортеров стоял пожилой мужчина в кожаной куртке и джинсах. Казалось, он только и ждал, когда Павел и Волкова присоединятся к остальным.

– Отлично, – сказал мужчина, – я Гор Доннован, адвокатское бюро «Доннован, Шмульц и Серов», полномочный представитель Совета города. Не беспокойтесь, ситуация под контролем. Пять минут я рассказываю, что случилось и какая у нас текущая ситуация, потом задаете вопросы, по одному от каждого издания. На большее сейчас нет времени.

Он уложился ровно в пять минут, секунда в секунду. Речь Гора была краткой и по существу, но в то же время эмоциональной, словно адвокат выступал в суде. Кто именно подорвал трибуну и посеял панику, по его словам, точно известно не было, но, скорее всего, это сделали те, кто был недоволен курсом мэра на изменение статуса Кейптауна. И теперь город и прилегающие территории, как и остальной округ, наконец-то отделялись от Верхнего города и приобретали статус Свободных территорий, в ратуше заседал новый Совет из запасных депутатов, который как раз в это время принимал такое решение. Всем гарантировалась безопасность и ограниченная свобода передвижения, полиция занималась поиском террористов, а остальные жители вооружались и пополняли отряды самообороны.

Репортеры тоже не стали тянуть время, у всех на памяти был переворот в Рочестере, где взорвали высотное здание, дело дошло до уличных беспорядков, и в поселение бросили силы спецназа, которые не особо разбирались, кто прав, а кто виноват. Большая часть получила свой материал и готовилась отправить его в издания, а те смельчаки, кто решил рискнуть и остаться, не торопились с расспросами, надеясь получить эксклюзив позже, наедине. Поэтому вопросы задавали вяло и без остроты.

– Павел Веласкес, – маг оказался последним в очереди, – что будет с ранеными?

– Мы о них позаботимся, не беспокойтесь. И, сеньор Веласкес, мы благодарны вам за помощь в спасении мисс Пайпер. Спасибо за вопросы, сеньоры, пресс-конференция окончена, – бодро сказал адвокат. – Расходитесь по гостиницам, там вы сможете связаться с вашими изданиями. Те, кто захочет и дальше оставаться в городе, должны зарегистрироваться в ратуше, те из вас, кто решит покинуть город организованно, должны собраться здесь через два часа, полиция выведет вас через посты на западное шоссе. Остальные должны уехать до комендантского часа – начала последней трети. Террористы могут находиться в городе, поэтому будьте осторожны.

На площади рабочие почти полностью разобрали остатки трибуны и грузили доски на грузовичок. Две машины скорой помощи стояли там, где раньше находился первый ряд гостей, со стороны океана, где располагалась больница, подъезжали еще несколько. Над площадью висело несколько дронов, организованные отряды куда-то исчезли, только два десятка вооруженных людей помогали медикам. Мелани Пайпер упаковали в кокон первой и давно уже увезли в сопровождении охраны и бородатого менеджера.

Всю дорогу до гостиницы Настя и Павел не проронили ни слова.

– Где ты научился лечить раненых? – уже у лифта спросила Волкова.

– В приюте, обязательный курс пятого года.

– Ладно. Есть идеи, почему это случилось?

Веласкес не ответил, нажал кнопку лифта.

Идеи были, та аналитическая программа, которую он запустил, выдала еще вчера странный, а сегодня понятный результат. Кейптаун стал протекторатом ровно триста лет назад, когда открыли порт. Любая территория могла снова стать свободной, если на ней больше не было высотных зданий и стратегических сооружений, и если жители этого захотят, сами или через выборных лиц. В первые годы обособленного существования колонии территории получали право выхода не насовсем, а на определенное время. Для Кейптауна и порта его определили ровно в триста лет. Павел был уверен, что он не один это обнаружил, и то, что до сих пор в город не вошли силы Бюро спец операций или Сил обороны, значило очень многое. Например, то, что для тех, кто принимает решение, это не стало неожиданностью, кто-то снаружи Кейптауна очень хотел, чтобы Свободные территории шли от Майска до Гринвуда.

В номере он быстро собрался, связался с Краузе.

– Встречаемся через пятнадцать минут внизу, я уже въезжаю в город, – сказал лейтенант, – постарайся не опаздывать. Служба контроля Кейптауна сливается с нашей, так что наше сотрудничество заканчивается.

– А как же Шайн?

– Никуда не денется, эта Суарес сказала, что сталкивалась с ними много лет назад, то, что существует так давно, за один день не исчезнет. И, Веласкес, я рад, что мы поработали вместе.

Павел промолчал; Краузе, по его мнению, совсем плохим человеком не был, а вот Служба, в которой он работал, вызывала отвращение еще с приютского детства. Цели у этой организации были благие, и методы – правильные, если смотреть со стороны общества, а вот со стороны магов это выглядело так себе.

Он спустился ровно через пятнадцать минут, пикап стоял возле крыльца, а в его кузов лейтенант и Волкова грузили видавший виды мотоцикл.