Избранная Луной
Часть 47 из 58 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Объяснение многообещающее, да. Но я так и не поняла суть! А старшее поколение вервольфов, судя по благоговению на лицах, думает, что этих крупиц с меня хватит?..
– Знахарка лечит душу и тело, – заговорил Кирилл. Видимо, он заметил мою растерянность и недоумение. – Она вытаскивает с того света безнадежных, с ранами которых не справляется регенерация, успокаивает в горе, возвращает жажду жить. Умеет направить в определенных ситуациях, скорректировать поведение агрессивного молодняка. Помогает выбрать людей, которые гарантированно переживут обращение. Но главное, знахарка видит оборотней, которые подходят друг другу, помогает зачать и выносить ребенка.
С его слов, знахарка – богиня во плоти. Сложно поверить… Ха! Помогает зачать?! Свечку держит, что ли?
– Поэтому ты не должна бояться оборотней. Никто из нас не сможет причинить тебе боль, – твердо закончил Кирилл доходчивое объяснение.
– А заставлять тебя быть чьей-то знахаркой – действовать только во вред себе, – веско добавил его отец. – Возникнет желание узнать подробнее, приезжай в гости, Мария, Северная стая тебе всегда будет рада. У нас есть старинные книги наблюдений твоих коллег, а еще – знахарка в пятом поколении без способностей, которой будет полезно вспомнить, что такое конкуренция.
Булатов меня заинтриговал.
– Знахарка без способностей – это как?
– Она знает, что нужно делать, но не может, – с готовностью пояснил Кирилл. – Скорее хороший психолог, чем знахарка. Загляни как-нибудь, она может стать твоей наставницей.
Булатовы предлагали наилучший для меня выход – обучение и защиту. Свою помощь в таком случае я бы оказала без принуждения: не оставаться же в стороне, если в стае, которая помогает, случатся неприятности…
– Спасибо, подумаю над вашим предложением, – пообещала я и честно добавила: – Но уже сейчас оно мне кажется очень привлекательным.
Краем глаза наблюдала за своими похитителями: Андрей помрачнел, а старший Горобинский и вовсе скрипнул зубами. Захотелось по-детски скрутить им кукиш, но я подавила недостойное знахарки – как же высокопарно звучит! – желание.
А еще стало легко и спокойно на душе – вопреки былым опасениям мне предлагали выбор. Чего и кого, спрашивается, я боялась? Этого благородного, веселого молодого человека? Или его отца, который, невзирая на годы молчания, поспешил на помощь давнему другу, моему папе? И принял его обратно в стаю без лишних разговоров?
Хемминг нарочито откашлялся и с легкой издевкой в голосе спросил:
– Вы все прояснили? Позволите теперь мне судить?
Все дружно промолчали.
Контролер, заложив руки за спину и прохаживаясь перед вервольфами, стоящими полукругом, произнес:
– Обращение против воли, удержание, похищение, принуждение к замужеству должно караться сурово. Но вот ирония: именно Горобинские дали Полуночи новую знахарку. Не спорю, сделали они это случайно, преследуя свои интересы. И все же я предлагаю ограничиться штрафом, если, конечно, согласится пострадавшая.
Э-э… Это весь суд? Быстро. А главное, никто не возражает.
На меня выжидающе смотрели семь пар глаз, пришлось отвлечься от размышлений. Семеро полуночников ждали ответа, который повлияет на судьбу не только Горобинских, но и мою собственную.
Штраф – это много или мало за пережитое мной? За то, что несколько месяцев пряталась, боялась каждой тени? За то, что не видела родителей и друзей? Но больше всего меня интересует другое: деньги покроют главный урон? Компенсируют то, что я утратила магию и теперь перекидываюсь в зверя? Да, я научусь быть оборотнем, убеждена, что отлично справлюсь с появившейся задачей. Но магия… Ох, я больше не магичка! Я уже никогда не вызову дождь, не зажгу костер без спичек, во время ночного патрулирования не упокою порождение тьмы метким заклинанием… Хотя, если вспомнить мое обращение, иногда колдовство не спасает от монстров, наоборот, делает привлекательной для них. Меня лишили магического дара, и это невосполнимая утрата, то, что я какая-то там почитаемая оборотнями знахарка, ситуацию не исправляет. Как и деньги. Люди переоценивают их власть. За деньги можно купить репутацию, но не честь, преданных помощников, но не друзей, красивое тело под боком, но не любовь. Деньги не вернут счастливое прошлое, не наделят даром, который дается свыше…
Однако если я откажусь принять компенсацию, будут долгие разбирательства. И кто знает, что тогда еще выкинут оборотни? Как быть?
Я обернулась к Вольскому. Он смотрел на меня с сочувствием и пониманием. И я мысленно попросила у него совета: «Скажи, что мне делать? Соглашаться?»
Ни на что не надеялась, но ответ получила – он чуть заметно кивнул. Удивительно, как легко маг прочел мои сомнения во взгляде…
Злости на Горобинских, как раньше, уже не было – темные эмоции постепенно покинули меня. Осталось сожаление о потери магии, а еще хотелось справедливости и гарантий, что такая ситуация больше не повторится и Андрей побоится трогать девушек против их воли. Но вряд ли я смогу тут что-то сделать. Плохо, что раньше не интересовалась законодательством вервольфов. Не думаю, что штраф – серьезное наказание для вожака, поэтому следует уточнить один момент.
– Я соглашусь, но только с условием, чтобы Андрей никогда больше ко мне не приближался.
Наделенный властью вервольф кивнул:
– Разумное уточнение. Если Андрей нарушит запрет, то шесть месяцев проведет в клетке в шкуре зверя. Я все сказал, не спорь, Захарий.
Лицо старшего Горобинского перекосилось, он старался не смотреть в мою сторону, тогда как младший не сводил глаз. Казалось, для него суд не имеет значения. Андрей наблюдал безотрывно, словно из засады, и у меня возникло стойкое ощущение, что он вот-вот бросится и вцепится мне в горло… Если такого посадить надолго в клетку, он совершенно точно выйдет из нее диким безжалостным зверем.
Вспомнив Ефросинию, я содрогнулась. Да, шесть месяцев в клетке – это страшно. Оборотни тяжело переносят замкнутое пространство, да еще в звериной ипостаси. К сожалению, это я знаю по себе.
Когда контролер назвал сумму штрафа, боюсь, я не удержала маску невозмутимости на лице. Я, говоря по-простому, охренела, другого слова не подобрать! Хемминг потребовал с Горобинских столько, сколько стоили две большие квартиры в столице, и еще оставалось на одну в моем родном городке.
Вот, значит, во сколько оценивают утрату дара… Вроде бы много, но на самом деле сложно определить стоимость того, что бесценно.
– Деньги переведу на счет девушки утром, – буркнул Захарий, не торгуясь. – Мы свободны?
– Да. Мария, разбуди остальных, – потребовал легендарный представитель ВОКа.
От его проницательного взгляда не ускользнула моя растерянность: волков было много, я могла обходить их долго.
– Действие наведенного сна и так скоро закончится, просто позови их, – посоветовал контролер.
Закрыв глаза, сделала несколько расслабляющих вдохов-выдохов. Сердце ускорило свой ход.
– Подъем! Утро близко! – закричала я, чувствуя себя несколько глупо.
Волки зашевелились. Кто-то сразу вскочил, кто-то упал с бревна или превратился прямо на нем в человека. Алина с Соболевым оказались в числе последних. Они спокойно обернулись, лежа на своих местах. А вот Макс свалился на землю и некоторое время дезориентированно тряс головой. Странная реакция на внушение…
Неразлучные друзья Андрея быстро ушли с поляны, одарив меня напоследок долгими взглядами, девушка еще при этом – легкой улыбкой. Неужели не злится? Впрочем, если знахарки подбирают пары, то, выходит, я угадала? Они любят друг друга и поэтому не сердятся на меня? Моя совесть, тихонько, но неумолимо грызущая душу со дня побега, наконец-то успокоилась.
Оглянулась назад – Хемминг, вожаки, отец и маг о чем-то беседовали. О чем, я не слышала, они установили «Полог безмолвия», глушащий все звуки. Но я не волновалась – мои интересы теперь представлял отец, да и Вольский, готова поклясться, не даст в обиду.
– Если правильно поняла, я могу корректировать поведение молодых веров? – алчно глядя на Макса, спросила как бы между прочим.
Стоящий неподалеку Кирилл с готовностью подтвердил:
– Именно так, даже волкам из чужой стаи ты можешь помочь.
Я испытывала к нему самую горячую и искреннюю благодарность: ведь он был рядом, когда Андрей буравил меня недобрым взглядом, находясь всего в паре шагов. Какой все-таки замечательный Булатов, впору пожалеть, что полюбила другого. Полюбила?..
На мгновение я застыла прямо в движении. Так, не время для самоанализа – о чувствах подумаю потом, сейчас надо кое-кого немного повоспитывать… Ладно, прикрывать этим словом месть слишком по-детски. Считаю, что у меня есть полное право на маленькую гадость – кузен дважды меня предал. В первый раз он подсунул коктейль по рецепту Веласкеса, а во второй – проигнорировал просьбу о помощи. Хотя, может, я на него наговариваю? Вдруг это он позвал отца и стаю северных?
Сначала следует разобраться.
– Кирилл, а как вы узнали, что мне нужна помощь? – полюбопытствовала я тихо.
– Анонимный звонок, остальное – не здесь. – Оборотень кивком головы указал на внимательно слушающего нас Андрея.
Что-то сильно я устала, раз допускаю непростительные ошибки: не подумала, что мои расспросы могут подставить доброжелателя.
– Да, ты прав, потом…
Злость на двоюродного брата продолжала клокотать в груди, ища выход. И я не справилась с ней, дала свободу.
Подойдя к растерянному кузену, сердито спросила:
– Макс, почему ты не позвонил моему отцу?
– Я не мог, – виновато произнес он.
Вот все и прояснилось: не он мой тайный доброжелатель, а я надеялась до конца, верила, что родственница для него важнее законов стаи.
– Маш… Правда, я не мог, прости меня, если сможешь.
– Не смогу, – ответила твердо. – По крайней мере, не сейчас.
– Маша…
– Ты знал, что я избранная Луной?
На лице парня отобразилось облегчение:
– Да, Захарий объявил всем утром, кого предстоит немного напугать.
Немного?.. Да я чуть от ужаса не померла, услышав про бесчеловечный замшелый закон!
– Зная, что задумали Горобинские, ты все же не позвонил моему отцу. А как же родственные чувства, Макс?
Отведя глаза, кузен с вызовом спросил:
– Да что бы с тобой случилось? И вообще, Маш, у меня есть долг перед стаей, я не мог ее предать.
А меня, значит, мог? Меня его объяснения сильно покоробили, да и не поверила я в них – не с таким стыдом говорят о долге.
– Тут дело не в долге, ты просто испугался, Макс! Понимая, что должен поступить правильно, ты побоялся возмутиться произволом Горобинских, трусливо закрыл на него глаза. Как ты можешь после такого спокойно жить? Совесть не мучает?
Кузен набычился и в ярости бросил:
– Думай, что я засранец, это твое право, но только не лезь в мою душу!
Его слова и отношение задели за живое. Я считала его другом детства. В школьные годы он нередко проводил все лето у нас, мы ходили вместе на речку, наблюдали за звездами с чердака, воровали яблоки с заброшенных участков в частном секторе…
Неужели Максу сложно было сделать анонимный звонок? Один-единственный звонок?!
Как это сделали Аля или Соболев. В том, что таинственный доброжелатель – кто-то из друзей Андрея, я уже не сомневалась. Просто некому больше.
– Ты не просто засранец, Макс. – Было горько и обидно, поэтому я все же решилась на «воспитательные» меры. – Ты трусливый засранец! И знаешь, что? Отныне каждый раз, когда проявишь трусость и пойдешь против своей совести, ты будешь им в прямом смысле слова!
По-ведьмински коварно расхохотавшись, я оставила огорошенного кузена думать над «проклятием».
Но буквально сразу я засомневалась. И с каждой секундой, по мере того как я удалялась от него, неуверенность в правильности принятого решения усиливалась.