Из жизни кукол

Ничего незаконного, но жестко и грязно

Два года назад




— Все, хватит.

— Чего хватит? — спросила Нова.

Юсси взглянул на нее, как на слабоумную.

— А ты как думаешь? Чем мы тут… Чем я тут занимаюсь. С этой минуты торговле конец.

Какую торговлю он имеет в виду? Ее? Что она торгует собой?

— Я пропьянствовал почти тридцать лет. Творил черт знает что. Был отвратительным отцом и для тебя, и для Бьёрна.

— Юсси… — начала мама и потянулась было к его руке, но Юсси дернулся и с презрением посмотрел на мать.

— А ты была такой же отвратительной мамашей. Но теперь этой жизни конец. Я завязываю.

Мать демонстративно зааплодировала. Видно было, как она обиделась на “отвратительную мамашу”.

— Что ж, поздравляю. Ты закончил? — Она сделала движение встать.

— Сядь. Я еще не закончил, я еще далеко не закончил.

Юсси рассказал, что узнал про одну должность, и у него хорошие шансы эту должность получить. Один из главных людей в конторе — старый приятель Юсси, в девяностые годы они вместе ремонтировали кофейные автоматы.

— Теперь все пойдет по-другому. Я начну работать, зарабатывать по тридцать пять кусков в месяц.

Нова уже слышала эти рассказы. Лет двадцать назад Юсси пришла в голову мысль сконструировать аппарат, который, помимо кофе, продавал бы еще и суп. В уверенности, что все пойдет как по маслу, он запросил кредит в банке, составил бюджет, набросал план. Но все были против него, никто ему не верил.

— Да, ждите перемен. Я уезжаю.

Мама нахмурилась.

— Ты уезжаешь отсюда?

— Именно. Я уезжаю.

— А как же мы? — У мамы опустились плечи. — Почему ты ничего не сказал?

— Потому что это мое решение. Мой шанс. У тебя есть работа, вы не пропадете. Я поживу здесь, пока не найду другое место. Что тут непонятного.

Удирает, подумала Нова. Отчаливает.

— А ты, Нова — смотри, больше ни капли. — Юсси поднялся из-за стола и вышел из кухни. Вскоре хлопнула входная дверь.

— Был бы здесь Бьёрн… — сказала мама, и тогда Нова тоже ушла, только сначала прихватила со стола полбутылки спиртного.



Вернулась Нова основательно пьяная. Она искала Юсси, но не нашла. Потом сидела на берегу, смотрела, как купаются на сон грядущий какие-то ребята, и приканчивала бутылку.

— Где Юсси? — спросила Нова. Она видела, что мама плакала.

— Недавно пришел, а теперь уже лег спать. — Мать вздохнула и пошла в гостиную.

— Куда он ходил?

Нова, упираясь носком в пятку, сбросила кроссовки и пошла за матерью. Та пожала плечами и принялась возиться с лазерным диском, пытаясь сунуть его в компьютер Юсси. Наконец ей это удалось. На глазах показались слезы.

В комнате зазвучала акустическая гитара. За окном почти стемнело.

Снова рассвет за бледным твоим плечом.

Хульдрой солнце прокралось, окно в ледяных узорах.

Нова села в кресло. Все так странно. Комната как-то перекосилась. Углы неровные, все клонится вправо. Неправильно.


Волосы рассыпались по подушке.

Все неправильно.

— Мама… Сделай потише.

— Никакого “потише”. Послушай, какой голос… — Мама рассмеялась и потянулась за бокалом с вином. — Фред Окестрём.

Если бы ты не спала, я отдал бы тебе все, чего не смогу отдать, но Я дарю тебе мое утро, дарю тебе мой день.

Ты улыбаешься — значит, что-то хорошее снится.

Какое-то время они сидели молча: слушали. Нова узнала мелодию — похоже, “I Give You the Morning”.

— Твоя пластинка? — спросила она.

— Не знаю. Моя или Юсси. Уж точно не Бьёрна.

Вот оно.

Одна-единственная строчка изменила все. Превратила жизнь в смерть.

Веко трепещет, словно бабочкино крыло.

— Ты что делаешь? Прекрати…

— Хочу послушать.

Веко трепещет, словно бабочкино крыло.

— Юсси любит эту песню?

— Обожает.

Сука. Не может быть. Не может быть!

Мать уснула на диване, а Нова пошла к себе и включила компьютер.

Она не забыла, какие слова он ей написал почти три года назад.

“Веко трепещет, словно бабочкино крыло”.

Да, именно так. Дословно.

Если бы она уже тогда сообразила, что это цитата, то давно бы ее загуглила. И давным-давно бы все узнала. И все поняла бы.

Слушая песню, Нова прочесывала Гугл. Версия “Кайт” ей понравилась, но по-шведски песня звучала неприятно. Какой-то чувак рассматривает спящую девушку. А этот, который пел на пластинке и написал шведский текст, Фред Окестрём, посвятил песню своей дочери.

Пластинка “Два языка” вышла в 1972 году. В год рождения Юсси.

Два языка. Как когда целуются или лижут друг друга, что ли?

Нова знала, что мужчины довольно часто возбуждаются по поводу собственных дочерей. А еще чаще им случается воспылать к неродной дочери. Вспомнить хоть того американского режиссера — он даже женился на падчерице. Захотеть оприходовать кого-то, кому менял пеленки?..

Иногда правда настолько лежит на поверхности, что ее не замечают.

Вот почему “Петер” столько о ней знает. Знает, что ее классного руководителя зовут Роббан, знает, где она живет, знает про маму — и про себя, конечно, знает.

Я случайно узнал, что твой настоящий папа умер, что Юсси тебе отчим и что он обычно ошивается в центре вместе с алкашами.

Две любимые песни Юсси — “Master of Puppets” “Металлики” и “Дарю тебе утро” этого дядьки с низким голосом, Фреда Окестрёма. И Повелителю кукол явно нравятся обе песни.

Нова задумалась. Она старалась припомнить хоть один раз, когда Юсси не мог бы початиться с ней, потому что бывал занят чем-то другим. Но на ум не приходило ничего, что тянуло бы на алиби. Мысли неслись вскачь. Все происходило несколько лет назад, чаще всего они чатились по вечерам, когда Нова оставалась у себя в комнате одна.

Юсси вроде как-то стучался к ней, когда она чатилась? Вроде да.

А когда она только-только получила то самое, последнее сообщение, Юсси застал ее с ноутом на коленях. Нова это отчетливо помнила, а еще она помнила, что на несколько минут до того, как ей написал Повелитель кукол, Юсси сидел на кухне и что-то набирал в телефоне. Неужели Юсси зашел к ней, чтобы посмотреть, как она отреагировала на сообщение?

Извращенное желание увидеть, насколько она раздавлена?

А теперь Юсси собирается свалить от них. Трусливый говнюк.

Нова вышла на кухню, смешать себе выпить, но передумала и врезала стакан чистой водки.

Вошла в спальню, остановилась у кровати.