Из крови и пепла

Мои щеки жарко вспыхнули, потому что я сделала больше, чем только заметила Хоука.

– Когда бы у меня появилась возможность что-то сделать, кроме как замечать его, что, смею тебе напомнить, строжайше запрещено?

Виктер опять рассмеялся, и я нахмурилась еще сильнее.

– Когда тебя останавливали какие-то запреты?

– Это другое, – сказала я, удивляясь, что боги не покарали меня на месте за такую откровенную ложь. – И когда бы у меня была возможность сделать что-то подобное?

– Рад, что ты это понимаешь. Пора тебе заканчивать с приключениями.

У меня внутри все перевернулось.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Он не обратил внимания на мои слова.

– Раньше я не слишком заботился о ваших с Тони вылазках, но после того, что случилось в саду, им нужно положить конец.

Я захлопнула рот на замок.

– Думаешь, я не знал? – Он расплылся в самодовольной улыбке. – Я следил, даже когда ты не подозревала.

– Ну, это… гнусно.

Я не хотела знать, известно ли ему о моем визите в «Красную жемчужину».

– Гнусно или нет, просто вспомни мои слова, когда в следующий раз будешь красться посреди ночи. – Не успела я ответить, как он добавил: – Что касается Хоука, то я бы сказал, что он слишком молод, чтобы стать твоим телохранителем…

– Но?

У меня заколотилось сердце, я едва заметила, что Виктер забрал у меня стакан.

– Но его умения исключительны, он лучше многих королевских гвардейцев. Я вчера вовсе не льстил его самолюбию, когда это сказал. В столице о нем были высокого мнения, и, похоже, он близок к капитану Янсену. – Виктер допил воду. – Не удивлюсь, если его повысят в обход других.

Мое сердце заколотилось о ребра.

– Но… но стать моим телохранителем? Наверное, больше подошел бы кто-то лучше знакомый с городом.

– На самом деле больше подойдет новый человек, менее склонный к расслабленности. Он будет смотреть на вещи не так, как мы, прожившие здесь долгие годы. Видеть слабые места и угрозы, которые мы можем проглядеть. И вчера он показал, что может без проблем выйти вперед там, где остальные стоят на месте.

Все это имело смысл, но… но он не мог стать моим личным королевским гвардейцем. Если станет, то рано или поздно мне придется с ним заговорить, и в какой-то момент он меня узнает.

И что тогда?

Если он близок к капитану и решительно настроен на повышение, то наверняка меня выдаст. Гвардейцы высоких званий, имеющие шансы дожить до отставки с хорошим содержанием, – это те, которые охраняют герцога и герцогиню Масадонии.





* * *


Днем, когда солнце стоит высоко, Большой зал, где проходят еженедельные Городские Советы и грандиозные празднества, – одно из самых красивых помещений во всем замке.

Через каждые двадцать футов расположены окна, более высокие, чем в большинстве городских домов. Они впускали яркие и теплые солнечные лучи, которые заливали стены и пол из отполированного белого известняка. Слева из окон открывался вид на сады, справа – на храмы на вершине Нетленных холмов.

Между окон висели тяжелые белые гобелены. В центре каждого красовался золотой королевский герб. По длинному и широкому залу разбросаны кремово-белые колонны с золотыми и серебряными крапинками. В серебряных горшках рос белый и лиловый жасмин, наполняя воздух насыщенным сладким ароматом.

Настоящей достопримечательностью Большого зала был расписанный вручную потолок. Сверху на нас взирали боги. Иона и Рахар. Пламенная рыжеволосая Эйос – богиня любви, плодородия и красоты. Сэйон – темнокожий бог неба и земли – он был Землей, ветром и водой. Рядом с ним находился Теон – бог согласия и войны – и его сестра-близнец Лейла – богиня мира и возмездия. Бель – темноволосая богиня охоты, вооруженная луком. Перус – бледный беловолосый бог ритуала и процветания. Рядом с ним – Рейн, бог обычных людей и окончаний. И, наконец, моя тезка Пенеллаф – богиня мудрости, верности и долга, что я находила весьма ироничным. Лица всех богов выписаны поразительно живо и детально – всех, кроме Никтоса, короля всех богов, который дал первое Благословение. Его лицо и тело залиты ярким серебристым лунным светом.

Но сейчас, когда я стояла на возвышении слева от сидящей герцогини, из окон не лились солнечные лучи. Царила темная ночь. Освещение давали несколько настенных светильников и масляных ламп, отбрасывая в зал золотистое сияние.

Боги не выходят на солнце.

Как и Вознесшиеся.

Как к этому приспособился Йен? В солнечные дни он всегда выходил наружу со своими дневниками и записывал разные истории, что приходили ему на ум. Теперь он пишет при лунном свете? Если меня призовут в столицу, то скоро я это узнаю.

Во мне начала зарождаться тревога, и я выбросила из головы мысль о поездке в столицу, прежде чем беспокойство разрастется. Я рассматривала толпу, заполнившую Большой зал, притворяясь, что не ищу одно конкретное лицо, и потерпела жалкое поражение.

Я знала, что Хоук здесь. Он всегда присутствует, но я его еще не заметила.


Полная нервной энергии, я расцепляла и скручивала кисти рук, пока какой-то банкир рассыпался в похвалах Тирманам.

– Ты в порядке? – Виктер наклонил голову и понизил голос так, чтобы только я могла слышать.

Я слегка повернулась влево и кивнула.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты с самого начала заседания вертишься, словно у тебя на платье сидят пауки.

Пауки на платье?

Если бы у меня на платье сидели пауки, я бы не вертелась. Я бы завизжала и сорвала с себя всю одежду. И мне было бы плевать, что все смотрят.

Я сама точно не знала, отчего стала такой беспокойной. Конечно, на то есть миллион причин, учитывая недавние события, но… кажется, есть еще что-то.

Это началось, когда я покинула Виктера, – кратковременная головная боль, которую я приписала удару и тому, что, возможно, перестаралась на тренировке. После обеда она стихла, но затем сменилась энергичностью и нервозностью. Как после кофе, присланного Йеном из столицы. Мы с Тони выпили всего по полчашки, а потом весь день не могли усидеть на месте.

Стараясь стоять смирно, я перевела взгляд налево, на сады, где раньше я находила такой покой. У меня заныло в груди. Я не ходила в сад ни вчера вечером, ни сегодня днем. Мне не запретили, но я знала, что стоит мне выйти из дворца, как меня сразу окружат гвардейцы.

Я даже не представляла, как пройдет предстоящий Ритуал.

Сомневаюсь, что вообще смогу когда-нибудь вернуться в сады, как бы я ни любила их и ночные розы. Даже сейчас, просто глядя на темные очертания деревьев в окне, я представляла безжизненный взгляд Рилана.

Размеренно дыша, я переключила внимание с сада на переднюю часть зала. По обеим сторонам от возвышения стояли члены двора – Вознесшиеся. За ними – леди и лорды-в-ожидании. Среди них – королевские гвардейцы в белых накидках с гербом. Зал наводняли торговцы и дельцы, селяне и рабочие – все они пришли ко двору с разными прошениями, жалобами или чтобы подольститься к герцогу или герцогине.

Люди пялились на нас, вытаращив глаза и разинув рты от благоговения. Некоторые из них впервые видели красавицу герцогиню Тирман с каштановыми волосами или герцога, блистающего холодной красотой, с очень светлыми, почти белыми волосами. Многие из них впервые были так близко к Вознесшимся.

Они выглядели так, будто находятся в присутствии богов, и я полагала, что в какой-то степени так и было. Вознесшиеся – потомки богов. По крови, если не по рождению.

А кроме того… еще есть я.

Почти никто из обычных людей, стоящих в Большом зале, раньше не видел Деву. По одной только этой причине на меня бросали множество быстрых любопытных взглядов. Думаю, новости о смерти Малессы и попытке моего похищения уже широко разошлись и, уверена, внесли свою лепту в заполняющее зал встревоженно-любопытное гудение.

Тони держалась совершенно иначе – она казалась полусонной. Я прикусила изнутри щеку, когда она подавила зевок. Мы здесь уже почти два часа, и мне стало интересно, болят ли задницы Тирманов так же, как мои ноги.

Наверное, нет.

Обоим на вид вполне комфортно. Герцогиня оделась в желтый шелк, и даже я не могла не признать, что герцогу очень идут черные брюки и фрак.

Он всегда напоминал мне бледную змею, на которую я наткнулась на пляже однажды в детстве. На вид прекрасная, но ее укус опасен и часто смертелен.

Банкир начал распространяться о достойном руководстве герцога и герцогини, и я, подавив зевок, перевела взгляд на храмы…

И увидела его.

Хоука.

При виде него я ощутила странный толчок в груди. Он стоял между колоннами, сложив руки на широкой груди. Как и вчера, на его губах не было поддразнивающей полуулыбки, а черты казались бы суровее, если бы не падающие на лоб непокорные полночно-черные пряди, смягчающие выражение лица.

Мою спину начало покалывать, кожа покрылась мурашками. Хоук смотрел на возвышение, туда, где стояла я, и, клянусь, даже через весь зал и сквозь вуаль наши взгляды встретились. Мы уставились друг на друга. Казалось, весь воздух вылетел из моих легких, весь зал унесся куда-то вдаль и воцарилась тишина.

Мое сердце тяжело стучало, а ладони судорожно сжимались и разжимались. Он смотрит на меня, но так поступают и многие другие. Даже Вознесшиеся часто на меня пялятся.

Я была диковиной, экспонатом, который раз в неделю выставляют на обозрение – как напоминание, что боги могут активно вмешиваться в рождения и жизни.

Но мои ноги ослабели, а пульс участился, словно я целый час тренировала различные боевые приемы с Виктером.

Мое внимание привлек Магнус, мажордом герцога, объявивший новых просителей.

– Ваши милости, слова просят господин и госпожа Тулис.

Из группы ожидающих выступила светловолосая чета в простой, но опрятной одежде. Муж обвивал рукой плечи невысокой жены, прижимая ее к себе. Волосы женщины были зачесаны назад с бескровного лица, никаких украшений она не носила, но в руках держала спеленатый сверток. Пока они шли к возвышению, сверток шевелился, из-под светло-голубого одеяла высовывались маленькие ручки и ножки. Глаза родителей были потуплены, головы склонены. Они подняли взгляды, только когда герцогиня это позволила.

– Можете говорить, – произнесла она очень женственным и бесконечно мягким голосом.

Она говорила как женщина, которая никогда не повышала голоса и не поднимала руку в гневе. И то и другое неправда – она делала это сотни раз. Интересно, есть ли у них с герцогом что-то общее? Я вообще не помнила, чтобы они прикасались друг к другу. Не сказать, что Вознесшимся так уж необходимо вступать в брак.

В отличие от других, господин и госпожа Тулис явно испытывали друг к другу сильные чувства. Это читалось в том, как господин Тулис обнимал жену, и в том, как она взглянула сначала на него, а только потом – на герцогиню.

– Спасибо. – Нервный взгляд жены метнулся на герцога. – Ваша милость.

Герцог Тирман признательно склонил голову.