История с привидениями
Часть 53 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Когда Питер протянул поднос Харлану Ботцу, дантист шлепнул его ладонью по спине и сказал:
– Бьюсь об заклад, ты спишь и видишь Корнелл, а, парень?
– Да, сэр, – Пит ретировался на кухню.
Там суетилась мать – сыпала ложкой мелко рубленную зелень в кастрюлю с чем-то кипящим:
– Кто еще пришел?
Он сказал.
– Пожалуйста, досыпь эту массу и поставь в духовку, – сказала она, протягивая ему пакет. – Я схожу поздороваюсь. О, я такая праздничная сегодня!
Она вышла, оставив его одного на кухне. Он высыпал остатки зелени в кастрюлю и помешал ложкой. Когда он ставил кастрюлю в духовку, появился отец и сказал:
– А где поднос с напитками? Не надо было мне делать столько мартини – у нас куча любителей виски. Ну что ж, кажется, все собрались, Пит. Тебе стоит поговорить с этим писателем, он интересный парень, кажется, автор ужастиков – помню, мне что-то говорил об этом Эдвард. Интересно тебе, нет? Уверен, не пожалеешь, если пообщаешься с нашими друзьями. Как считаешь?
– Что? – Питер закрыл дверцу духовки.
– Не пожалеешь, говорю.
– Конечно.
– О’кей. Давай заканчивай здесь и ступай к гостям, – отец, словно в удивлении, покачал головой. – Боже, твоя мать совсем замоталась. Она сегодня в ударе. Так отрадно видеть ее такой.
– Да, – проговорил Питер и поплелся в гостиную с подносом канапе, забытым матерью.
Отец прав, она явно «замоталась», в прямом и переносном смысле: громко и много говорила, металась в сигарном и сигаретном дыму от Сонни Винути к плошке с маслинами, затем – к Харлану Ботцу…
– Говорят, если так пойдет дальше, Милбурн будет полностью отрезан. – Голос Стеллы Готорн был более глубок и приятен для слуха, чем голоса его матери или Сонни Винути. Вероятно, по этой причине все разговоры прекратились. – И у нас только один бульдозер, а окружные снегоуборочные все брошены на расчистку автострад.
Лу Прайс, сидя на диване рядом с Сонни Винути, подхватил:
– И только посмотрите, кто им управляет! Как будто больше некого посадить за руль. Омар Норрис постоянно в таком подпитии, что не соображает, куда едет.
– О Лу, он сейчас весь в работе: только сегодня дважды тут проезжал. – Его мать самозабвенно защищала Омара Норриса: Питер заметил, как она поглядывает на входную дверь, и понял, что ее лихорадочное вдохновение было вызвано ожиданием кого-то, кто еще не пришел.
– В последнее время он ночует в брошенных вагонах, – сообщил Лу Прайс. – В вагонах или в своем гараже, если жена подпустит его на такое расстояние. И вам нравится, что такой балбес на двухтонном бульдозере чистит снег на улице рядом с вашей машиной? Да он раздавит кого угодно и не заметит!
В дверь позвонили, и его мать чуть не выронила свой бокал.
– Я открою, – сказал Пит и пошел к двери.
Это был Сирс Джеймс. Его лицо под широкими краями шляпы было усталым и бледным, а щеки казались почти сизыми.
– Здравствуй, Питер, – произнес он и, сняв шляпу, преобразился и начал извиняться за опоздание.
В течение двадцати минут Питер разносил канапе, наполнял фужеры и избегал разговоров. (Сонни Винути ущипнула его щеку двумя пальцами: «Готова спорить, ты спишь и видишь, как бы поскорее унести ноги из этой дыры и начать гоняться за девчонками из колледжа, признайся, Питер?») Когда бы он ни взглянул на мать, заставал ее говорящей, а глазами она все стреляла в сторону входной двери. Лу Прайс что-то громко объяснял Харлану Ботцу о закупке соевых; миссис Ботц надоедала Стелле Готорн советами по внутренней отделке дома. («Уверяю вас, палисандровое дерево лучше всего».)
Эд Винути, Рики Готорн и его отец обсуждали в уголке исчезновение Джима Харди. Питер ретировался в мирную атмосферу кухни, ослабил узел галстука и положил голову на полку буфета. Через пять минут раздался телефонный звонок.
– Нет, Уолт, не беспокойся, я подойду, – услышал он крик матери из гостиной.
Параллельный кухонный телефон перестал звонить через несколько секунд. Питер взглянул на белый аппарат на стене. Может, это был не тот, о ком он подумал; может, это Джим Харди – «Эй, чувак, не переживай, я в Эппл…» – он должен узнать. А даже если это и тот, о ком он подумал. Он снял трубку, он только одну секундочку послушает…
Питер узнал голос Льюиса Бенедикта, и сердце екнуло.
– …не могу приехать, нет, Кристина, – говорил Льюис. – Просто никак. Мою дорогу завалило снегом на шесть футов.
– Кто-то на линии, – сказала его мать.
– Не сходи с ума, – говорил Льюис. – Кстати, Кристина, если б я и приехал, то напрасно бы потерял время. Ты же знаешь.
– Пит? Это ты? Ты подслушиваешь?
Питер затаил дыхание, но трубку не повесил.
– Ох, да с какой стати Питер будет подслушивать?
– Черт возьми, это ведь ты? – голос матери, резкий, как жужжание шершня.
– Кристина, мне очень жаль. Все хорошо, мы по-прежнему друзья. Возвращайся к гостям и отдохни как следует.
– Не думала, что ты такое ничтожество! – воскликнула мать и с треском бросила трубку. Секундой позже шокированный Питер повесил свою.
Ноги его подкашивались – услышанное почти полностью подтвердило его опасения. Слепо он повернулся к кухонному окну. Шаги. Дверь за спиной открылась и закрылась. За его смутным отражением – он вспомнил, как отражалось его лицо в окне на Монтгомери-стрит, – появилось отражение рассерженного лица матери.
– Ну что, доволен, шпион, наслушался?
Потом вдруг возникло еще одно отражение – словно белесое пятно между лицами его и матери. Оно приблизилось, и Питер попытался вглядеться – это было не отражение, и находилось оно за окном: умоляющее, скривившееся лицо ребенка. Мальчик умолял, чтобы его впустили внутрь.
– Отвечай, маленький шпион! – приказала мать.
Питер закричал; он сжал кулак зубами, чтоб заглушить свой крик. В ужасе он закрыл глаза.
Потом руки матери обвились вокруг него, ее голос успокаивал и шептал извинения, по щекам потекли уже не сдерживаемые теплые слезы. На фоне слов матери он слышал, как Сирс Джеймс говорил с пафосом:
– Да, Дон приехал вступить во владение своим домом, а также помочь нам с одной проблемой – исследовательского характера.
Потом чей-то приглушенный голос, кажется, Сонни Винути.
Сирс ответил:
– Мы хотели бы, чтобы он ознакомился с биографическими материалами той девушки, Мор, исчезнувшей актрисы.
Опять приглушенные голоса: легкое удивление, легкое сомнение, легкое любопытство. Он вынул кулак изо рта.
– Все в порядке, мама, – произнес Питер.
– Питер, прости меня.
– Я никому не скажу.
– Не за это – Питер, это совсем не то, что ты думаешь. Не расстраивай себя понапрасну.
– Я думал, может, это Джим Харди…
Звонок в дверь.
Мать ослабила объятья.
– Бедный мой малыш, и друг твой сумасшедший сбежал, и мать у тебя психованная, – она поцеловала его в затылок. – Ой, рубашку тебе слезами закапала…
Опять звонок в дверь.
– О, еще один гость, – сказала Кристина Барнс. – Папа приготовит напитки. Давай мы с тобой немного побудем тут и придем в себя, прежде чем появиться на публике, хорошо?
– Кто-то из приглашенных?
– Ну конечно, Пит, кто же еще может быть?
– Не знаю… – сказал он и вновь взглянул в окно: никого, лишь отражения лиц матери и его собственного, слегка размытые, как свечи за стеклом. – Никто.
Она выпрямилась и вытерла глаза:
– Вытащу-ка я еду из духовки. А ты лучше сходи поздоровайся.
– Кто это?
– Какой-то друг Рики и Сирса.
Он побрел к двери и оглянулся, но мать уже, наклонившись, открывала духовку – обыкновенная женщина, занятая приготовлением праздничного ужина.
«Я уже не знаю, не понимаю, что реально, а что нет», – подумал он и, повернувшись к ней спиной, вышел в гостиную. Незнакомец, племянник мистера Вандерлея, стоял возле арки гостиной и говорил:
– То, чем я сейчас занимаюсь, – это попытка найти различие между вымыслом и реальностью. Например, не слышали ли вы, случаем, музыку несколько дней назад? Оркестр играл где-то на окраине города.
– Не слышала, – выдохнула Сонни Винути, – а вы?
Питер, проходя через арку, замер и уставился на писателя.
– Эй, Пит, – позвал его отец, – тебе надо познакомиться с тем, кто сядет рядом с тобой за стол.
– О, я хочу сидеть рядом с этим очаровательным юношей, – прогудела Сонни Винути, улыбаясь ему глазами навыкате.
– Вам навязали меня, – сказал Лу Прайс.
– Подойди-ка сюда, дружище, – позвал его отец.
– Бьюсь об заклад, ты спишь и видишь Корнелл, а, парень?
– Да, сэр, – Пит ретировался на кухню.
Там суетилась мать – сыпала ложкой мелко рубленную зелень в кастрюлю с чем-то кипящим:
– Кто еще пришел?
Он сказал.
– Пожалуйста, досыпь эту массу и поставь в духовку, – сказала она, протягивая ему пакет. – Я схожу поздороваюсь. О, я такая праздничная сегодня!
Она вышла, оставив его одного на кухне. Он высыпал остатки зелени в кастрюлю и помешал ложкой. Когда он ставил кастрюлю в духовку, появился отец и сказал:
– А где поднос с напитками? Не надо было мне делать столько мартини – у нас куча любителей виски. Ну что ж, кажется, все собрались, Пит. Тебе стоит поговорить с этим писателем, он интересный парень, кажется, автор ужастиков – помню, мне что-то говорил об этом Эдвард. Интересно тебе, нет? Уверен, не пожалеешь, если пообщаешься с нашими друзьями. Как считаешь?
– Что? – Питер закрыл дверцу духовки.
– Не пожалеешь, говорю.
– Конечно.
– О’кей. Давай заканчивай здесь и ступай к гостям, – отец, словно в удивлении, покачал головой. – Боже, твоя мать совсем замоталась. Она сегодня в ударе. Так отрадно видеть ее такой.
– Да, – проговорил Питер и поплелся в гостиную с подносом канапе, забытым матерью.
Отец прав, она явно «замоталась», в прямом и переносном смысле: громко и много говорила, металась в сигарном и сигаретном дыму от Сонни Винути к плошке с маслинами, затем – к Харлану Ботцу…
– Говорят, если так пойдет дальше, Милбурн будет полностью отрезан. – Голос Стеллы Готорн был более глубок и приятен для слуха, чем голоса его матери или Сонни Винути. Вероятно, по этой причине все разговоры прекратились. – И у нас только один бульдозер, а окружные снегоуборочные все брошены на расчистку автострад.
Лу Прайс, сидя на диване рядом с Сонни Винути, подхватил:
– И только посмотрите, кто им управляет! Как будто больше некого посадить за руль. Омар Норрис постоянно в таком подпитии, что не соображает, куда едет.
– О Лу, он сейчас весь в работе: только сегодня дважды тут проезжал. – Его мать самозабвенно защищала Омара Норриса: Питер заметил, как она поглядывает на входную дверь, и понял, что ее лихорадочное вдохновение было вызвано ожиданием кого-то, кто еще не пришел.
– В последнее время он ночует в брошенных вагонах, – сообщил Лу Прайс. – В вагонах или в своем гараже, если жена подпустит его на такое расстояние. И вам нравится, что такой балбес на двухтонном бульдозере чистит снег на улице рядом с вашей машиной? Да он раздавит кого угодно и не заметит!
В дверь позвонили, и его мать чуть не выронила свой бокал.
– Я открою, – сказал Пит и пошел к двери.
Это был Сирс Джеймс. Его лицо под широкими краями шляпы было усталым и бледным, а щеки казались почти сизыми.
– Здравствуй, Питер, – произнес он и, сняв шляпу, преобразился и начал извиняться за опоздание.
В течение двадцати минут Питер разносил канапе, наполнял фужеры и избегал разговоров. (Сонни Винути ущипнула его щеку двумя пальцами: «Готова спорить, ты спишь и видишь, как бы поскорее унести ноги из этой дыры и начать гоняться за девчонками из колледжа, признайся, Питер?») Когда бы он ни взглянул на мать, заставал ее говорящей, а глазами она все стреляла в сторону входной двери. Лу Прайс что-то громко объяснял Харлану Ботцу о закупке соевых; миссис Ботц надоедала Стелле Готорн советами по внутренней отделке дома. («Уверяю вас, палисандровое дерево лучше всего».)
Эд Винути, Рики Готорн и его отец обсуждали в уголке исчезновение Джима Харди. Питер ретировался в мирную атмосферу кухни, ослабил узел галстука и положил голову на полку буфета. Через пять минут раздался телефонный звонок.
– Нет, Уолт, не беспокойся, я подойду, – услышал он крик матери из гостиной.
Параллельный кухонный телефон перестал звонить через несколько секунд. Питер взглянул на белый аппарат на стене. Может, это был не тот, о ком он подумал; может, это Джим Харди – «Эй, чувак, не переживай, я в Эппл…» – он должен узнать. А даже если это и тот, о ком он подумал. Он снял трубку, он только одну секундочку послушает…
Питер узнал голос Льюиса Бенедикта, и сердце екнуло.
– …не могу приехать, нет, Кристина, – говорил Льюис. – Просто никак. Мою дорогу завалило снегом на шесть футов.
– Кто-то на линии, – сказала его мать.
– Не сходи с ума, – говорил Льюис. – Кстати, Кристина, если б я и приехал, то напрасно бы потерял время. Ты же знаешь.
– Пит? Это ты? Ты подслушиваешь?
Питер затаил дыхание, но трубку не повесил.
– Ох, да с какой стати Питер будет подслушивать?
– Черт возьми, это ведь ты? – голос матери, резкий, как жужжание шершня.
– Кристина, мне очень жаль. Все хорошо, мы по-прежнему друзья. Возвращайся к гостям и отдохни как следует.
– Не думала, что ты такое ничтожество! – воскликнула мать и с треском бросила трубку. Секундой позже шокированный Питер повесил свою.
Ноги его подкашивались – услышанное почти полностью подтвердило его опасения. Слепо он повернулся к кухонному окну. Шаги. Дверь за спиной открылась и закрылась. За его смутным отражением – он вспомнил, как отражалось его лицо в окне на Монтгомери-стрит, – появилось отражение рассерженного лица матери.
– Ну что, доволен, шпион, наслушался?
Потом вдруг возникло еще одно отражение – словно белесое пятно между лицами его и матери. Оно приблизилось, и Питер попытался вглядеться – это было не отражение, и находилось оно за окном: умоляющее, скривившееся лицо ребенка. Мальчик умолял, чтобы его впустили внутрь.
– Отвечай, маленький шпион! – приказала мать.
Питер закричал; он сжал кулак зубами, чтоб заглушить свой крик. В ужасе он закрыл глаза.
Потом руки матери обвились вокруг него, ее голос успокаивал и шептал извинения, по щекам потекли уже не сдерживаемые теплые слезы. На фоне слов матери он слышал, как Сирс Джеймс говорил с пафосом:
– Да, Дон приехал вступить во владение своим домом, а также помочь нам с одной проблемой – исследовательского характера.
Потом чей-то приглушенный голос, кажется, Сонни Винути.
Сирс ответил:
– Мы хотели бы, чтобы он ознакомился с биографическими материалами той девушки, Мор, исчезнувшей актрисы.
Опять приглушенные голоса: легкое удивление, легкое сомнение, легкое любопытство. Он вынул кулак изо рта.
– Все в порядке, мама, – произнес Питер.
– Питер, прости меня.
– Я никому не скажу.
– Не за это – Питер, это совсем не то, что ты думаешь. Не расстраивай себя понапрасну.
– Я думал, может, это Джим Харди…
Звонок в дверь.
Мать ослабила объятья.
– Бедный мой малыш, и друг твой сумасшедший сбежал, и мать у тебя психованная, – она поцеловала его в затылок. – Ой, рубашку тебе слезами закапала…
Опять звонок в дверь.
– О, еще один гость, – сказала Кристина Барнс. – Папа приготовит напитки. Давай мы с тобой немного побудем тут и придем в себя, прежде чем появиться на публике, хорошо?
– Кто-то из приглашенных?
– Ну конечно, Пит, кто же еще может быть?
– Не знаю… – сказал он и вновь взглянул в окно: никого, лишь отражения лиц матери и его собственного, слегка размытые, как свечи за стеклом. – Никто.
Она выпрямилась и вытерла глаза:
– Вытащу-ка я еду из духовки. А ты лучше сходи поздоровайся.
– Кто это?
– Какой-то друг Рики и Сирса.
Он побрел к двери и оглянулся, но мать уже, наклонившись, открывала духовку – обыкновенная женщина, занятая приготовлением праздничного ужина.
«Я уже не знаю, не понимаю, что реально, а что нет», – подумал он и, повернувшись к ней спиной, вышел в гостиную. Незнакомец, племянник мистера Вандерлея, стоял возле арки гостиной и говорил:
– То, чем я сейчас занимаюсь, – это попытка найти различие между вымыслом и реальностью. Например, не слышали ли вы, случаем, музыку несколько дней назад? Оркестр играл где-то на окраине города.
– Не слышала, – выдохнула Сонни Винути, – а вы?
Питер, проходя через арку, замер и уставился на писателя.
– Эй, Пит, – позвал его отец, – тебе надо познакомиться с тем, кто сядет рядом с тобой за стол.
– О, я хочу сидеть рядом с этим очаровательным юношей, – прогудела Сонни Винути, улыбаясь ему глазами навыкате.
– Вам навязали меня, – сказал Лу Прайс.
– Подойди-ка сюда, дружище, – позвал его отец.