История с привидениями
Часть 48 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Все равно нельзя так, – настаивал Питер. – Надо вернуться к парадной двери и сделать вид, как будто мы только что пришли. Если кто увидит нас – мы просто ищем ее. Если она не ответит на звонок в дверь, сделаем то, что в таких случаях все делают – заглянем в окна. А если люди увидят, что мы тут шныряем, вызовут полицию.
– Неплохо, – помедлив, сказал Джим. – Ладно, попробуем. Но если никто не откроет, я иду к задней двери и открываю ее. Как задумано, помнишь?
Питер кивнул: он помнил.
Словно тоже испытав облегчение оттого, что больше не нужно прятаться, Джим преспокойно вышел к фасаду дома. Питер, чуть поотстав, двигался сзади, пока Джим, перейдя газон, подошел к парадной двери:
– Вперед, спортсмен, – сказал он.
Питер стоял рядом с ним и думал: я не смогу войти. Пустой, с покинутыми комнатами и аурой человека, избравшего его своим жилищем, дом казался обманчиво безмолвным.
Джим позвонил.
– Зря теряем время, – сказал он, выдав с головой свое волнение.
– Да подожди ты. Просто держись естественно.
Джим сунул руки в карманы куртки и попрыгал у порога:
– Ну? Долго еще?
– Еще немножко.
Джим шумно выдохнул, выпустив клуб пара:
– Хорошо, еще пару секунд. Одна, две, три. Теперь что?
– Позвони еще раз. Как будто ты думаешь, что она дома.
Джим нажал на кнопку второй раз: трель, прозвенев, угасла в глубине дома.
Питер оглядел дома вверх и вниз по улице. Ни машин, ни огней. Тусклый свет свечи мерцал в окне четвертого дома, но ни одно любопытное лицо не выглянуло, никому не было дела до двух мальчишек у порога дома их новой соседки. Старый дом доктора Джеффри скорбно темнел напротив.
И тут ниоткуда, совершенно необъяснимо, донеслось дуновение музыки. Гудящий тромбон, вкрадчивый саксофон: где-то очень далеко играл джаз.
– М-м? – Джим Харди поднял голову и отвернулся от двери. – Что за звуки?
Питеру вдруг представились шатры ярмарки, темнокожие музыканты…
– Похоже на карнавал.
– Точно. Они здесь частенько. Особенно в ноябре.
– Наверно, запись.
– У кого-то окно открыто.
– Наверно.
И все же – словно сама идея внезапного появления карнавальных музыкантов в Милбурне была пугающей – ни один из них не желал допустить мысли, что эти веселые звуки казались слишком живыми, чтобы быть записью.
– А теперь заглянем в окошко, – решился Джим.
Он соскочил со ступенек и подошел к большому окну. Питер остался на крыльце, тихонько хлопая в ладоши и прислушиваясь к замирающим звукам музыки: оркестр двигается к центру города, к площади, подумал он. Но какой в этом смысл? Музыка стихла совсем.
– Ни за что не догадаешься, на что я сейчас смотрю, – сказал Джим.
Вздрогнув, Питер взглянул на друга: лицо Джима оставалось абсолютно спокойным.
– На пустую комнату.
– Не совсем.
Он знал, что Джим не скажет и придется посмотреть самому. Питер соскочил со ступеньки и подошел к окну.
Сначала он увидел то, что и ожидал: пустая комната, ковер снят, повсюду пыль. В одной половине окна – темная арка дверного прохода; в другой – отражение его собственного лица.
На мгновение он испугался, что попадет там в ловушку – как его отражение, – его заставят пройти через темную арку, ступать по голым доскам пола: этот страх имел в себе не больше смысла, чем игра призрачного оркестра, но был сродни ей. Он таился там.
Потом Питер наконец понял, о чем говорил Джим. У стены, рядом с плинтусом, лежал коричневый портфель.
– Это ее! – прогудел Джим прямо в ухо. – Теперь дошло?
– Она там… Она там!
– Нет. То, что ей нужно, – все еще там.
Питер попятился от окна и взглянул на застывшее, красное лицо Джима.
– Так, все, хватит здесь торчать! Я иду в дом, – заявил Джим. – Ты со мной, Кларабелла?
Питер молчал, не в силах дать ответ; Джим обошел его и скрылся за углом дома.
Несколько секунд спустя послышался легкий удар и звон разбитого стекла. Он застонал, повернулся и вновь увидел свое лицо в окне – испуганное и нерешительное.
«Уходи отсюда. Нет. Надо ему помочь. Уходи. Нет, надо…»
Он пошел за дом, едва удерживаясь, чтобы не побежать.
Джим стоял на заднем крыльце, согнувшись и просунув руку в отверстие разбитого дверного окошка. В сумрачном свете он был похож на ночного взломщика. Питу вспомнились слова Джима: «Самое страшное уже случилось, и поскольку ты здесь – расслабься и повеселись».
– А, явился, – сказал Джим. – Вообще-то ты уже должен быть в кроватке.
– А что, если она вернется домой?
– Удерем, идиот. В доме два выхода, помнишь? Или ты думаешь, что она бегает быстрее тебя? – его лицо на мгновение сосредоточенно застыло; затем замок щелкнул и открылся. – Идешь?
– Наверно… Но воровать не собираюсь. И ты тоже.
Джон презрительно фыркнул и шагнул за порог.
Питер поднялся по ступенькам и вгляделся в темноту. Харди прошел через кухонную дверь, углубляясь в дом и не оглядываясь.
«Расслабься и повеселись». Он шагнул вперед. Харди уже топал по коридору, открывая все двери подряд.
– Тихо ты! – зашипел Питер.
– Сам тихо, – отозвался Джим, но шуметь перестал, и Питер понял, что Джиму, допускал он это или нет, тоже было страшно.
– Что ты ищешь? – спросил Питер.
– Откуда я знаю? Найдем – увидим.
– Слишком темно, чтоб увидеть что-нибудь. Снаружи было лучше видно.
Джим вытащил из кармана спички и зажег одну:
– А так?
По правде говоря, так стало еще хуже: если раньше коридор едва просматривался, то сейчас видимость ограничивалась трепетным оранжевым кругом света.
– Ладно, только давай держаться вместе, – сказал Питер.
– Если разделимся – быстрее обойдем дом.
– Ни за что.
Джим пожал плечами:
– Как хочешь.
Он повел Питера по коридору к гостиной. Сейчас она казалась более безжизненной, чем с улицы. На обоях, там и здесь исписанных детскими цветными карандашами, виднелись бледные прямоугольники, оставленные снятыми картинами. Джим шел по периметру комнаты, простукивая стены и зажигая одну спичку за другой.
– Смотри, чемодан.
– О, точно, чемодан.
Джим присел и открыл его:
– Пустой.
Питер смотрел через его плечо, как он перевернул чемодан, потряс и положил обратно на голый пол.
Он шепнул:
– Ничего тут не найдем.
– Господи, да мы осмотрели только две комнаты, а ты уже готов сдаться, – Джим резко поднялся, и спичка погасла.
– Неплохо, – помедлив, сказал Джим. – Ладно, попробуем. Но если никто не откроет, я иду к задней двери и открываю ее. Как задумано, помнишь?
Питер кивнул: он помнил.
Словно тоже испытав облегчение оттого, что больше не нужно прятаться, Джим преспокойно вышел к фасаду дома. Питер, чуть поотстав, двигался сзади, пока Джим, перейдя газон, подошел к парадной двери:
– Вперед, спортсмен, – сказал он.
Питер стоял рядом с ним и думал: я не смогу войти. Пустой, с покинутыми комнатами и аурой человека, избравшего его своим жилищем, дом казался обманчиво безмолвным.
Джим позвонил.
– Зря теряем время, – сказал он, выдав с головой свое волнение.
– Да подожди ты. Просто держись естественно.
Джим сунул руки в карманы куртки и попрыгал у порога:
– Ну? Долго еще?
– Еще немножко.
Джим шумно выдохнул, выпустив клуб пара:
– Хорошо, еще пару секунд. Одна, две, три. Теперь что?
– Позвони еще раз. Как будто ты думаешь, что она дома.
Джим нажал на кнопку второй раз: трель, прозвенев, угасла в глубине дома.
Питер оглядел дома вверх и вниз по улице. Ни машин, ни огней. Тусклый свет свечи мерцал в окне четвертого дома, но ни одно любопытное лицо не выглянуло, никому не было дела до двух мальчишек у порога дома их новой соседки. Старый дом доктора Джеффри скорбно темнел напротив.
И тут ниоткуда, совершенно необъяснимо, донеслось дуновение музыки. Гудящий тромбон, вкрадчивый саксофон: где-то очень далеко играл джаз.
– М-м? – Джим Харди поднял голову и отвернулся от двери. – Что за звуки?
Питеру вдруг представились шатры ярмарки, темнокожие музыканты…
– Похоже на карнавал.
– Точно. Они здесь частенько. Особенно в ноябре.
– Наверно, запись.
– У кого-то окно открыто.
– Наверно.
И все же – словно сама идея внезапного появления карнавальных музыкантов в Милбурне была пугающей – ни один из них не желал допустить мысли, что эти веселые звуки казались слишком живыми, чтобы быть записью.
– А теперь заглянем в окошко, – решился Джим.
Он соскочил со ступенек и подошел к большому окну. Питер остался на крыльце, тихонько хлопая в ладоши и прислушиваясь к замирающим звукам музыки: оркестр двигается к центру города, к площади, подумал он. Но какой в этом смысл? Музыка стихла совсем.
– Ни за что не догадаешься, на что я сейчас смотрю, – сказал Джим.
Вздрогнув, Питер взглянул на друга: лицо Джима оставалось абсолютно спокойным.
– На пустую комнату.
– Не совсем.
Он знал, что Джим не скажет и придется посмотреть самому. Питер соскочил со ступеньки и подошел к окну.
Сначала он увидел то, что и ожидал: пустая комната, ковер снят, повсюду пыль. В одной половине окна – темная арка дверного прохода; в другой – отражение его собственного лица.
На мгновение он испугался, что попадет там в ловушку – как его отражение, – его заставят пройти через темную арку, ступать по голым доскам пола: этот страх имел в себе не больше смысла, чем игра призрачного оркестра, но был сродни ей. Он таился там.
Потом Питер наконец понял, о чем говорил Джим. У стены, рядом с плинтусом, лежал коричневый портфель.
– Это ее! – прогудел Джим прямо в ухо. – Теперь дошло?
– Она там… Она там!
– Нет. То, что ей нужно, – все еще там.
Питер попятился от окна и взглянул на застывшее, красное лицо Джима.
– Так, все, хватит здесь торчать! Я иду в дом, – заявил Джим. – Ты со мной, Кларабелла?
Питер молчал, не в силах дать ответ; Джим обошел его и скрылся за углом дома.
Несколько секунд спустя послышался легкий удар и звон разбитого стекла. Он застонал, повернулся и вновь увидел свое лицо в окне – испуганное и нерешительное.
«Уходи отсюда. Нет. Надо ему помочь. Уходи. Нет, надо…»
Он пошел за дом, едва удерживаясь, чтобы не побежать.
Джим стоял на заднем крыльце, согнувшись и просунув руку в отверстие разбитого дверного окошка. В сумрачном свете он был похож на ночного взломщика. Питу вспомнились слова Джима: «Самое страшное уже случилось, и поскольку ты здесь – расслабься и повеселись».
– А, явился, – сказал Джим. – Вообще-то ты уже должен быть в кроватке.
– А что, если она вернется домой?
– Удерем, идиот. В доме два выхода, помнишь? Или ты думаешь, что она бегает быстрее тебя? – его лицо на мгновение сосредоточенно застыло; затем замок щелкнул и открылся. – Идешь?
– Наверно… Но воровать не собираюсь. И ты тоже.
Джон презрительно фыркнул и шагнул за порог.
Питер поднялся по ступенькам и вгляделся в темноту. Харди прошел через кухонную дверь, углубляясь в дом и не оглядываясь.
«Расслабься и повеселись». Он шагнул вперед. Харди уже топал по коридору, открывая все двери подряд.
– Тихо ты! – зашипел Питер.
– Сам тихо, – отозвался Джим, но шуметь перестал, и Питер понял, что Джиму, допускал он это или нет, тоже было страшно.
– Что ты ищешь? – спросил Питер.
– Откуда я знаю? Найдем – увидим.
– Слишком темно, чтоб увидеть что-нибудь. Снаружи было лучше видно.
Джим вытащил из кармана спички и зажег одну:
– А так?
По правде говоря, так стало еще хуже: если раньше коридор едва просматривался, то сейчас видимость ограничивалась трепетным оранжевым кругом света.
– Ладно, только давай держаться вместе, – сказал Питер.
– Если разделимся – быстрее обойдем дом.
– Ни за что.
Джим пожал плечами:
– Как хочешь.
Он повел Питера по коридору к гостиной. Сейчас она казалась более безжизненной, чем с улицы. На обоях, там и здесь исписанных детскими цветными карандашами, виднелись бледные прямоугольники, оставленные снятыми картинами. Джим шел по периметру комнаты, простукивая стены и зажигая одну спичку за другой.
– Смотри, чемодан.
– О, точно, чемодан.
Джим присел и открыл его:
– Пустой.
Питер смотрел через его плечо, как он перевернул чемодан, потряс и положил обратно на голый пол.
Он шепнул:
– Ничего тут не найдем.
– Господи, да мы осмотрели только две комнаты, а ты уже готов сдаться, – Джим резко поднялся, и спичка погасла.