История с привидениями

Два странных события произошли в ту ночь. Мы с Альмой лежали в кровати под пристальным вниманием предметов, уже упомянутых мною. Всю ночь я скорее дремал, чем спал. Я потянулся коснуться оголенной руки Альмы; не хотелось ее будить. Но, едва мои пальцы коснулись кожи, я почувствовал удар: это было не похоже на удар электрическим током, а скорее на удар сконцентрированного чувства, удар отвращения – я словно притронулся к слизняку. Я отдернул руку, а она повернулась и пробормотала:

– Все хорошо, милый?

Я пробормотал что-то в ответ. Альма погладила меня по руке и опять заснула. Немного позже она приснилась мне. Я видел лишь одно ее лицо; но это было не то лицо, которое я знал, и его отчужденность заставила меня застонать от страха и тревоги; и на этот раз я окончательно проснулся, не до конца осознавая, где я и с кем лежу рядом.





4




Наверно, с того дня и начались перемены, хотя наши отношения оставались, на первый взгляд, прежними, по крайней мере до продолжительной поездки на уик-энд в Стилл Вэлли. Мы часто и счастливо занимались любовью, Альма продолжала восторженно говорить о том, как мы заживем после свадьбы. Я же продолжал любить ее, несмотря на мои сомнения в полной правдивости некоторых ее высказываний. Ну а сам я, будучи писателем, не был ли тоже в какой-то мере лжецом? Ведь в основе моей профессии лежал вымысел: я придумывал события и окружал их деталями, достаточными для того, чтобы вымысел выглядел правдоподобно; если же кто-то другой занимался приукрашиванием фактов, это меня не так уж расстраивало. Мы решили пожениться в Беркли в конце весеннего семестра, и свадьба казалась официальной гарантией нашего счастья. Но я думаю, что перемена уже произошла, и отвращение, вспыхнувшее, когда я ночью коснулся ее кожи, было знаком того, что началось все уже давно, просто я этого не замечал.

Еще одним свидетельством перемен было, конечно, то загадочное «одобрение», которое я заслужил. В конце концов утром, перед самой лекцией по Крэйну, я спросил Альму об этом напрямик; в то утро я нервничал и был напряжен, поскольку знал, насколько недобросовестно подготовился, и я сказал:

– Послушай, это одобрение, о котором ты все время твердишь, – оно твое, или миссис де Пейсер, или чье-то еще? Я теряюсь в догадках. Надеюсь, не твоего знакомого торговца лекарствами. Или его ненормального братца?

Она подняла на меня глаза, слегка удивившись. Затем улыбнулась:

– Мне следовало давно тебе рассказать. Мы с тобой уже достаточно близки.

– Надеюсь.

Она продолжала улыбаться:

– Это может показаться немного странным.

– Не важно. Я просто устал от неведения.

– Человек, одобривший тебя, – мой давнишний любовник. Погоди, Дон, не смотри так. Я с ним больше не встречаюсь. Я не могу с ним больше встречаться. Он умер.

– Умер? – я сел. В моем вопросе было удивление, и наверняка выглядел я удивленным, однако не ожидал услышать что-то настолько безумное.

Альма кивнула; выражение ее лица было и серьезное, и игривое одновременно – эффект «увертки»:

– Все так. Его имя Таскер Мартин. Я с ним в контакте.

– Ты с ним в контакте.

– Постоянно.

– Постоянно.

– Да. Я разговариваю с ним. Ты нравишься Таскеру, Дон. Ты очень ему нравишься.

– И он, значит, одобрил меня.

– Правильно. Я ничего от него не скрываю. И он все время твердит мне, что мы хорошо подходим друг другу. И, кроме того, ты вправду нравишься ему, Дон. Если б он был жив, он был бы нашим хорошим другом.

Я глядел на нее, не в силах вымолвить ни слова.

– Я предупреждала тебя, что это покажется немного странным.

– Да уж.

Она всплеснула руками:

– Ну и что?

– Хм… Как давно… Таскер умер?

– Давно. Пять или шесть лет назад.

– Еще один друг из Нового Орлеана…

– Да.

– И вы были очень близки.


– Мы были любовниками. Он бы старше – намного. Скончался от инфаркта. Две ночи спустя он заговорил со мной.

– Ему просто понадобилось две ночи, чтобы сменить номер телефона. – Она не ответила на это. – Он и сейчас говорит с тобой?

– Он слушает. И он рад, что ты теперь знаешь о нем.

– Я не уверен, что я тоже рад.

– Тебе просто надо привыкнуть к этой мысли. Он любит тебя, Дон. Все будет хорошо – так же, как и прежде, ничего не изменится.

– Таскер снимает трубку, когда мы ложимся в постель?

– Не знаю. Наверное. Ему такие вещи всегда нравились.

– А Таскер подкидывает тебе какие-нибудь идеи о нашей будущей совместной жизни?

– Иногда. Именно Таскер напомнил мне о друзьях моего отца на Поросе. Он думает, тебе понравится остров.

– А что Таскер думает по поводу моей реакции на твой рассказ о нем?

– Он говорит, что ты какое-то время будешь расстраиваться, думать, что я слегка не в своем уме, но потом просто свыкнешься с мыслью о нем. В конечном счете он здесь и никуда исчезать не собирается, и ты здесь, со мной, и мы поженимся. Дон, прошу тебя, постарайся воспринимать Таскера просто как часть меня, вот и все.

– Да, наверно, так и есть, – сказал я. – Я просто не могу поверить, что ты на самом деле в постоянном контакте с человеком, умершим пять лет назад.

Честно говоря, меня просто заворожило все это. Привычка из девятнадцатого века общаться с духами усопших очень подходила Альме – она гармонировала даже с ее пассивностью. И в то же время вызывала страх. Разговорчивый дух Таскера Мартина – это несомненно иллюзия: у кого-то другого, кроме Альмы, подобное могло бы быть воспринято как симптом умственного заболевания. Пугающей также была и идея «одобрения» от прежних любовников. Я взглянул через стол на Альму, смотревшую на меня мягко и выжидательно, и думал: нет, она явно двуполая. Она могла бы быть хорошеньким худеньким юношей девятнадцати лет. Она все еще смотрела на меня с мягкой выжидательностью. Я и хотел ее, и одновременно чувствовал в себе отчуждение. Ее длинные красивые пальцы лежали на полированном дереве стола, ладони и запястья были также изящны и красивы. И тоже привлекали и отвращали.

– У нас будет красивая свадьба, – сказала Альма.

– Ты, я и Таскер.

– Вот видишь, он был прав: поначалу именно так ты и должен реагировать.

По пути в лекторий я вспомнил человека, которого видел с ней, луизианского Грега Бентона, его мертвенно-бледное, свирепое лицо, и содрогнулся.



Свидетельством ненормальности Альмы, ее непохожести ни на кого из моих знакомых было то, что она предлагала мир, в котором могли существовать духи-консультанты и мужчины с внешностью оборотней. Я не знаю, как другими словами это выразить. Я не имею в виду, что она заставила меня поверить в атрибуты сверхъестественного, но она утверждала, что подобные вещи незримо обитают рядом с нами. Ступаешь на кажущуюся твердой почву, а она проваливается под ногой; смотришь вниз и вместо травы, земли и твердой почвы видишь глубокую расщелину, в темные закоулки которой расползаются сумрачные твари, спеша укрыться от света. Что ж, вот расщелина, этакая глубокая трещина, говоришь ты; насколько она глубока? Куда ведет? А может, она всюду под нами, и твердая почва, земля – это всего лишь мост, перекинутый через нее? Нет; конечно, это не так, скорее всего, не так. Я люблю, я очень люблю Альму, убеждал я себя. Следующим летом мы поженимся. Я думал о ее невероятной красоты ногах, ее милом любимом лице и о своем чувстве – и мне казалось, будто я глубоко вовлечен в полупонятную мне игру.



Моя вторая лекция обернулась катастрофой. Я выдавал второсортные идеи, безуспешно пытался связать их и путался в своих записях; я сам себе противоречил. Занятый мыслями о другом, я сказал, что «Алый знак доблести» суть история с привидениями, в которой привидения никогда не появляются. Недобросовестная подготовка лекции и мое равнодушие к ее теме были видны невооруженным глазом. Когда я покидал подиум, раздалось несколько иронических хлопков. Я был счастлив, что Либерман в это время находился в Айове.

После лекции я отправился в бар, где заказал двойной «Джонни Уокер Блэк». Перед уходом я зашел в телефонную кабинку и нашел раздел Сан-Франциско. Сначала я поискал на букву «П» и, ничего не найдя, взмок. Зато на «Д» я увидел де Пейсер, Ф. И адрес там, где надо. Может, земля под ногами все же не так зыбка; ну конечно, не так.



На следующий день я позвонил в офис Дэвиду и сообщил, что хотел бы поехать в Стилл Вэлли.

– Фантастика, – сказал он. – И очень кстати. У меня есть там кое-кто: присматривают за домом, чтоб ничего не украли, но я бы очень хотел, чтоб ты сам пожил там, Дон.

– Я был жутко занят, – сказал я.

– Как тебе местные женщины?

– Странные и удивительные, – ответил я. – Кстати, по-моему, я обручен.

– Звучит не слишком уверенно.

– Я обручен. Следующим летом женюсь.

– Черт побери, как же ее зовут? Ты кому-нибудь рассказывал? Ну и ну! Ты всегда был немного скрытен, но…

Я назвал ему ее имя:

– Дэвид, я ничего еще не говорил родителям. Если будешь звонить им, передай, что я скоро напишу. Быть помолвленным очень хлопотно.

Брат рассказал, как добраться до дома, как зовут соседей, у которых ключи, и добавил:

– Эй, братишка, я так рад за тебя!

Прощаясь, мы обменялись дежурными обещаниями писать друг другу.