Испытания

– Эй, любезные, есть кто живой? – крикнул я. На мой призыв, не сразу, но появилась женщина, санитар. Видел ее пару раз, но не общались еще.

– Чего кричишь? Утку надо? – заботливо спросила сестра. Женщине лет сорок, может чуть больше, приятное лицо, волосы скрыты под шапочкой, – в общем, приятной внешности.

– Можно мне к командиру добраться?

– Да ты что, лежи уж, куда тебе!

– Но мне очень надо, можете позвать? Если не занят, то сам придет?

– Я передам с дневальным, лежи спокойно.

– Да дергает зараза, спокойно не получается.

– Сейчас укол сделаю, доктор распорядился.

– Давайте, – и я начал переворачиваться, подставляя филейную часть. Сестра быстро вернулась, сходив в процедурную. Приготовив шприц и лекарство, быстро и ловко уколола меня, – даже не понял вначале, что уже все.

– Я дневальному сказала, так что жди, может, Максим Юрьевич и придет…

– Уже пришел, – раздался голос от двери, – ну, чего у тебя тут?

– Извините, товарищ командир, что вызвал. С этим всем, – я указал на себя, имея в виду ранение, – как-то из головы вылетело. Со мной парнишка был, Валерка…

– Я его к Бортнику оформил. Парень толковый, правда, до войны не тем спортом занимался… Ты же знаешь, кого мы сюда берем. Ну, в основном, конечно.

– А что не так? – спросил я, но уже успокоился насчет Веревкина.

– Да он же шахматами занимался, гроссмейстер, блин! – воскликнул Левитин.

– Так это ж плюс, я всегда замечал, что голова у него варит. Опыта наберется, отличным командиром станет в будущем.

– Ну, это видно будет. Это все?

– Да был еще вопрос…

– Ну-ну, говори уже?

– По мне что-нибудь слышно?

– Пока рано, Павел Анатольевич просил, как оклемаешься, сразу рапорт написать, там и видно будет.

– Так я уже написал… – Левитин аж глазами хлопнул.

– Когда и успел-то? – Взяв в руки листы бумаги с тумбочки, Максим Юрьевич мазнул по ним взглядом, но читать не стал.

– Как будто у меня тут других дел много…

– Ладно, я пошел, у меня много! – и командир заржал.

– Бортник пока здесь? Или вновь на выход?

– Рано, пусть отдохнут недельку. Нужно еще твоего протеже натаскать, у них-то как раз один выбыл по ранению.

– Хорошо. Спасибо, товарищ командир, – кивнул я.

Температура не спадала, мне было очень хреново, вплоть до того, что к вечеру впал в забытье. Сколько так промучился, не знаю, однако ж не сдох, да и нога на месте, я проверил сразу, как очнулся.

Ощупывая ногу, поймал себя на мысли, что боли почти нет. Уже легче. Да и общее состояние вроде улучшилось. Болела больше ж… Ой, простите, задница. Чую, уколов мне нахреначили мама не горюй.

– Ну, наконец-то! – выдохнула рядом сидящая Валентина.

– Ой, привет, сразу и не заметил, что ты тут. Вообще не уходила, что ли? – удивился я.

– Уйдешь тут! – вздохнула тяжко любимая. – Напугал ты нас…

– А, когда отрубился?

– Опять твои словечки! – Мы еще когда в прошлом году в деревне жили, она от меня такого наслушалась, что с трудом иногда вообще понимала, о чем я ей говорю.

– Прости, я имел в виду – отключился.

– Сначала метался так, что удержать не могли. Орал на всех, ругался. Военврачу обещал кое-что отрезать, если ногу отпилит…


– Ой блин, – я аж рот рукой зажал, представляю, что я там мог наговорить!

– Вот-вот! – донесся голос Иванченко.

– Извините, товарищ военврач второго ранга, я не со зла…

– А то я всерьез воспринял, да? Да все я понимаю. Со всеми бывает. Ты мне такого наболтал, что уши пухли. Вроде всякое слышал, но некоторые обороты для меня внове. За что ты мне хотел гланды через задний проход вырвать? – Я аж завис. Чего, правда, что ли?

– Э-э-э…

– Ага, – кивнул врач и засмеялся. – Все слышал, но чтобы тонзиллэктомию делали ректально… Это надо постараться!

– Простите, товарищ военврач…

– Ладно уж, забудем, хоть и нелегко будет. Смеюсь, как вспомню. Давай уже осмотрим тебя.

Дальше он долго и осторожно снимал повязку, та здорово прилипла, но рвать не стал, отмачивал. Когда наконец открыл ногу, кажется, даже выдохнул спокойно.

– Все отлично, не зря я запретил температуру сбивать. Она помогла побороть заражение, теперь я спокоен, – сделал заключение врач. А уж я-то как спокоен!

– Ты неделю без сознания в бреду метался, – вставила свои пять копеек Валюшка.

– Ага, – кивнул ей в такт врач, – весь вермахт в бреду раза три уничтожил, вот, наверное, икалось солдатам фюрера! – Заржали все, кто был в палате. А меня вдруг испугало такое мое «отсутствие» в здравом уме и твердой памяти. Не наговорил ли я лишнего, это будет писец…

– Оставляю вас, Валентина сама закончит с перевязкой, увидимся завтра.

Врач вышел, а я тут же пристал к жене с расспросами. Успокаивала, говорила, что ничего лишнего я не ляпнул. Поговорили, язык, правда, еле ворочался, но, постоянно прикладываясь к стакану с холодной водой, все же удалось поговорить. Через пару часов жена оставила меня, сообщив, что сама пошла к врачу, она уже неделю наблюдается, говорит, что все в порядке, но это она меня успокаивает. Работать ей нравится, объемы небольшие, справляется, но хочет попроситься в госпиталь, это ей ближе. Но я был против, не нужно ей смотреть на раненых и умирающих, просто не хочу, насмотрелась уже, хватит. Так и сказал.

Еще через три дня ко мне в палату заявились оба командира. Непосредственный и главный. Судоплатов был чем-то расстроен, но держался молодцом и, быстро закончив официальную речь, произнес:

– Ты молодец, лейтенант. – Видя мои удивленные глаза, пояснил: – Именно лейтенант. А также тебя представили к ордену Красной Звезды, получишь от своего командира. Служи дальше, претензий к тебе у руководства нет, – и вышел, козырнув. Я как-то даже приосанился.

– Ну, успокоился наконец? – это уже Левитин. – Вот, это твои регалии. – Он протянул мне коробочку с орденом и новое удостоверение.

– Товарищ командир, мне когда группу набирать? – спросил я о наболевшем.

– А чего ее набирать? Она у вас готова. Пока я никуда ее не отправлял, ждем тебя. Сам как думаешь, сколько еще проваляешься?

– Не знаю, мне намного лучше. Но как сами учили, говорю правду, бегать смогу не скоро.

– Правильно, что не врешь. Это не трусость, как многие думают. Если человек не готов на сто процентов, то вероятность того, что он и группа выполнит задание, околонулевая.

– А как же Бортник? – спросил я то, что волновало.

– А что Иван? Он сам и попросил тебя вернуть, да и все ребята тоже.

– Так он же сам командир?

– Он слишком горяч, а главное, сам это понимает и не скрывает этого. Ты лучше всего подходишь к руководству группой. Я предложил ему взять другую, или тебе новую возглавить, но он отказался. Дело вам скоро предстоит серьезное, так что мне очень нужно, чтобы ты поправился поскорее.

– Ясно. Максим Юрьевич, когда нужно быть в строю? – спросил я.

– Ты уже встаешь? – в свою очередь задал вопрос Левитин.

– Да, вчера еще. Оказывается, мне не просто лучше, а вполне себе хорошо. Я же сюда пришел хромым, а теперь вполне уверенно хожу. Думаю, неделю…

– Чего?

– Ну, две недели…

– Это еще больше на правду похоже. Как у тебя с немецким?

– Неплохо. Но подучить никогда не мешает. Все же чужой язык. Практики мало, было бы легче, если бы чаще с кем-нибудь разговаривал.

– Пришлю тебе человечка. Немец, – видя мое удивление, командир добавил: – Но он наш немец.

– Хорошо. Будет очень интересно.

– Тебе надо взять напарника, такого, кто хорошо говорит.

– В группе лучше всех «шпрехал» Олег. Кстати, Веревкин тоже неплохо разумеет, но также нужна практика.

– Вот с сегодняшнего вечера ты и занимайся языком.

– А что за задание? – Командир посмотрел на меня как на идиота. – Все понял, в свое время.