Искушение прощением

– Я знаю, где это, – произнесла женщина и внезапно охрипшим голосом уточнила: – Что с ним не так?

Брунетти сделал над собой усилие, чтобы не глянуть на инертное тело на каталке. Человек лежит рядом, а они стоят и обсуждают, что с ним стряслось, как будто его тут нет…

– Сожалею, профессоресса, но мне известно лишь то, что рано утром сообщил моей коллеге доктор, который принимал пострадавшего…

После продолжительного молчания синьора Кросера сказала:

– Мы живем возле моста Форнер.

– Вот как?

Брунетти не видел причин сообщать, что жизнь профессорессы и ее мужа уже стала объектом внимания полиции.

– Вы знали, что ваш муж вышел ночью из дома?

После недолгих колебаний она ответила:

– Нет.

– Вы не заметили, что он чем-то встревожен? – спросил Брунетти.

– Встревожен? – повторила женщина с таким видом, словно не совсем понимала значение этого слова, но в конце концов сказала: – Нет. – И тут же добавила: – Не считая беспокойства о сыне.

Брунетти кивнул так, как будто ей поверил.

– И вы не слышали телефонного звонка? Может быть, у вас был поздний гость? – спросил комиссар, стараясь говорить официальным тоном, как будто ее ответы мало его интересуют.

– Нет. Люди не ходят в гости в полночь, так ведь? – Судя по голосу профессорессы, последний вопрос показался ей глупым.

В полночь? Примерно в это время с ее мужем и случилось несчастье… Ничем не показав, что заметил эту деталь, Брунетти переменил тактику и тон.

– Он знает, что вы приходили ко мне на прошлой неделе? И о нашем разговоре?

Для ответа профессорессе Кросере понадобилось еще больше времени. Наконец она сказала:

– Да.

Женщина посмотрела на Брунетти, и он про себя отметил, что глаза у нее темнее, чем волосы: радужная оболочка была почти такого же цвета, что и зрачок.

– И что он сказал?

– Узнав о том, как мало вы можете сделать, мой муж сказал, что я только зря потратила время.

Очевидно, говорить об этом ей было неловко.

Тем временем две санитарки в белой спецодежде покатили грохочущую тележку в их сторону. Брунетти перешел к изножью каталки и вжался спиной в стену. Профессоресса Кросера – он с опозданием понял, что так и не спросил у нее, как зовут ее мужа, – сделала то же самое, но возле изголовья. Только бы тележка их не задела…

Брунетти не удивился бы, если бы тележка нарочно ударилась о стену – чтобы напомнить: посторонним тут не место и они мешают персоналу больницы трудиться. Но вместо этого санитарки притормозили, а в паре шагов от каталки и вовсе остановились. Как можно тише они взяли с тележки по металлическому подносу с едой и внесли в ближайшую палату справа. Вышли и, извинившись перед Брунетти и профессорессой, отнесли завтрак в следующую палату. И так – до конца коридора. Управившись, санитарки придвинули пустую тележку к стене, прошли мимо Брунетти и профессорессы, кивнув обоим, и скрылись за дверью в зале ожидания.

Больничный персонал… Интересно, думает ли он о том, что за люди собрались возле пациента? Слышит ли то, что вообще не следует произносить вслух, тоном, которым нельзя говорить у постели больного?

– Когда придет доктор? – спросила у комиссара профессоресса Кросера, как будто он обязан был это знать, и тронула мужа за лицо у краешка губ. – Можно дать ему воды?

– Думаю, об этом уже позаботились, – предположил Брунетти, указывая на штатив с прозрачным лекарством, от которого к руке ее супруга тянулась капельница.

И тут же повернулся на звук приближающихся шагов. Это была санитарка в униформе, та, что недавно развозила завтрак. Она выглядела старше своей напарницы. В руках у нее был поднос с двумя пластиковыми стаканчиками и пара затянутых в полиэтилен бриошей. Видя, что комиссар и женщина рядом с ним не двигаются с места, санитарка опустила поднос на стул возле каталки и мягко сказала:

– Вам нужно подкрепиться. Это пойдет вам на пользу.

И профессоресса Кросера не выдержала: громко всхлипнув, она зажала рот рукой и поспешила в противоположный конец коридора. Брунетти с санитаркой услышали, как она заплакала, и тут же отвернулись, глядя в сторону зала ожидания.

– Спасибо, синьора, – сказал Брунетти. – Вы очень добры.

Санитарка была дородной, и униформа была ей уже немного мала. Прядь седеющих волос выбилась из-под прозрачного полиэтиленового головного убора, похожего на шапочку для душа. Руки у женщины были красные, с огрубевшей кожей. Когда санитарка улыбнулась, Брунетти понял: святой Августин заблуждался: Божья благодать не обретается через веру, она столь же естественна и обильна, как солнечный свет.

– Спасибо, – повторил комиссар, улыбаясь в ответ.

– Что ж, тогда я пойду работать, – сказала санитарка на венециано и ушла.

Брунетти взял стаканчик с кофе и встал у окна, где его было приятнее пить. Комиссар услышал, как синьора Кросера вернулась к каталке; зашуршал разрываемый пакетик с сахаром. Внизу, в больничном дворе, садовник с сигаретой в одной руке и шлангом в другой обильно поливал землю у подножья пальмового дерева.

Гвидо вернулся к стулу и поставил пустой стаканчик на поднос. Добавок и ароматизаторов в булочке было, наверное, больше, чем муки, но Брунетти все равно ее съел, стараясь не замечать вкуса. Хорошо, что нянечка прихватила два стаканчика с водой. Комиссар осушил один, как только с булочкой было покончено.


– Вы не против, если я схожу узнать, есть ли новости? – спросил он у профессорессы Кросеры.

– Да-да, конечно, – сказала она.

На дежурном посту была уже другая медсестра – женщина лет пятидесяти с лишним, с коротко стриженными густыми седеющими волосами. Брунетти предъявил ей удостоверение так, чтобы она увидела его ранг, хотя понятия не имел, поможет ли это. Вероятно, все же помогло: медсестра подняла на него глаза и спросила:

– Чем я могу вам помочь, комиссарио?

– Меня интересует состояние мужчины, которого привезли поздно ночью с травмой головы. Вы не в курсе, когда невропатолог планирует его осмотреть?

Медсестра глянула на часы.

– Дотторе Стампини, наш главный невропатолог, приходит ровно в семь утра, синьоре. Рентгеновский снимок этого пациента уже у него на столе. – И добавила профессионально-нейтральным тоном: – Медсестра, дежурившая ночью, сказала мне, что лично отнесла снимок в кабинет к доктору Стампини. Что-то еще? – спросила женщина.

– Благодарю вас, синьора, – ответил Брунетти. – Пришла жена потерпевшего. Я все ей передам.

Минут через пятнадцать появился и сам доктор Стампини – на удивление моложавый мужчина с копной рыжеватых волос, которые он время от времени откидывал со лба, как лошадь – челку. Они с профессорессой Кросерой обменялись рукопожатиями, потом настала очередь Брунетти. Доктор представился, даже не попытавшись узнать, кто они такие, и попросил отойти от каталки, чтобы он смог осмотреть пациента.

Брунетти отступил на пару метров вглубь коридора. Профессоресса Кросера отошла к ближайшему окну и замерла, глядя во двор. Гвидо же не сводил глаз с врача.

Доктор Стампини вынул из кармана своего белого пиджака миниатюрный фонарик и склонился над мужчиной, лежащим на каталке. Поднял правое веко, посветил фонариком, затем проделал то же самое со вторым глазом. Потом перешел к изножью и откинул одеяло, открыв ноги до колен. Из того же кармана извлек металлический молоточек и стукнул по правому колену. Повторил это несколько раз. Затем сделал то же самое с левым коленом – безрезультатно.

Врач вернул одеяло на место и взял прикрепленную тут же, к поручню каталки, папку с документами. Прочел одну страницу, другую. Повернулся в сторону окна, возле которого стоял Брунетти, и посмотрел рентгеновский снимок на свет. Вернул его на место, что-то записал в историю болезни, отложил, затем дописал что-то еще. Закончив с этим, врач направился к ним с профессорессой.

– Синьора, вы – супруга пострадавшего? – спросил доктор Стампини, поравнявшись с женщиной.

– Да. Что с моим мужем?

– Минутку. – Врач повернулся к Брунетти. – А вы кто, синьоре?

– Комиссарио Гвидо Брунетти, государственная полиция.

Удивление доктора Стампини было очевидным.

– Могу я спросить, что привело вас сюда, комиссарио?

– По словам моего коллеги, дежурный врач, принимавший этого пациента, сообщил, что у него на запястье обнаружены подозрительные отметины.

Доктор Стампини вернулся к каталке и осмотрел сначала левое запястье пациента, а потом и правое – осторожно, стараясь не задеть капельницу. Затем перешел к изножью и дописал еще что-то в историю болезни.

– Какие отметины? – спросила у Брунетти профессоресса Кросера, пока они оба следили взглядом за врачом. – Откуда?

Комиссару почудился испуг в ее голосе.

– Не знаю, синьора. У вас есть какие-то предположения?

При этом вопросе ее глаза расширились. Тут подошел доктор Стампини, и женщина лишь молча помотала головой.

На этот раз врач, проигнорировав Брунетти, обратился к профессорессе Кросере:

– Я сделал заявку на компьютерную томографию. Когда будут результаты, я получу более полное представление о том, что случилось.

– А пока результатов нет, что вы можете сказать? – Она очень старалась говорить спокойно.

Доктор Стампини пожал плечами и снова откинул волосы с глаз.

– Ничего конкретного, синьора. Сожалею, но точную картину даст только сканирование.

– Сегодня утром? – спросила синьора Кросера, и теперь в ее голосе явственно слышался страх.

– В течение дня.

– Спасибо, дотторе, – сказал Брунетти, как будто тот разговаривал с ними обоими. И тут же задал вопрос: – Вы видели отметины?

Внезапно потеряв терпение, врач ответил:

– Да, незначительные повреждения на коже. Причиной их появления могло быть что угодно. – Брунетти кивнул, и доктор Стампини добавил: – Если у вас больше нет вопросов, я пойду. У меня утренний обход.

– Спасибо, дотторе, – повторил Брунетти. И словно это только что пришло ему в голову, обратился к профессорессе: – Синьора, мне нужно позвонить в квестуру. Лучше, если я сделаю это из зала ожидания. Здесь плохая связь.

Невропатолог воспользовался этой возможностью, чтобы уйти. Он направился дальше по коридору, Брунетти – за ним, сжимая в руке телефонино.

Возле лестничной клетки комиссар сунул мобильный обратно в карман и окликнул идущего впереди мужчину:

– Доктор Стампини!