Искупление кровью
Часть 27 из 180 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Марианна исчезла под одеялом. Дамочка не продержится и десяти дней в этих джунглях. Попадет в психушку или полезет в петлю. А может, ее исхудалое тело не выдержит. Естественная смерть, очень просто. Тем лучше. Так она, Марианна, скорей от нее избавится.
Но пока именно Марианна стучала зубами и дрожала, как листики акации во дворе, когда приближается зима.
Может быть, зима приближается и для меня тоже.
Пятница, 27 мая, 12:00
Даниэль вошел в комнату надзирателей с безмятежным видом и радужной улыбкой на устах. Моника Дельбек ела какую-то пакость, входящую в гиперпротеиновую диету. Даниэль ее приветствовал крепким мужским рукопожатием, та скривилась. Он обожал такие шуточки. Его это забавляло.
— Как дела? — весело осведомился он.
— Нормально! А вы как? Хорошо отдохнули?
Моника старалась не показывать, до какой степени ее смутило то, что Даниэль застал ее в самый разгар диетических усилий.
Ведь таким образом она признавала, что считает себя чересчур полной. И это ставило под сомнение ее женские чары.
— Чудесно выглядите! — заверил ее начальник, наливая себе чашку кофе.
— Ваша электробритва в ремонте или это новый стиль?
— Вам нравится? — вкрадчиво осведомился он, дабы избежать дальнейших расспросов.
Моника не успела ответить, только залилась румянцем, когда в комнату вошла Жюстина. Одним своим взглядом она как будто окатила Даниэля кислотой.
— Под этой щетиной он что-то скрывает! — выпалила она. — След от удара, может быть…
— Какая ты у нас проницательная, малютка Жюстина! От тебя, честное слово, ничего не скроешь!
— Это, главным образом, Марианне нелегко скрывать…
Моника оставила их сводить счеты, а сама продолжала стоически хлебать свой дурно пахнущий суп.
— Как она? — спросил Даниэль.
— Плохо, — отвечала Жюстина.
Даниэль принял безразличный вид:
— Моника, ваша еда аппетитно выглядит!
— Не смейтесь!
— Да что вы! Я не смеюсь. Из чего это приготовлено? Из подтухшего мяса?
Она вздернула плечи, Даниэль рассмеялся. Жюстина не смогла сдержать улыбку. Шеф в своем репертуаре.
— Вы правы, Моника: красота требует жертв!
Шутка не удалась, наступило долгое молчание. Моника решилась вскрыть нарыв:
— Жюстина рассказала мне о мадемуазель де Гревиль.
— Да ну? И что же она вам поведала?
— Что… что заключенная впала в истерику, набросилась на вас, а вы увели ее в дисциплинарный корпус и там… там дрались с ней.
Начальник бросил на Жюстину удивленный взгляд.
— Примерно так все и было, — признался он.
— Вы не хотите составить рапорт о произошедшем? Такое поведение требует разбирательства в суде.
— Нет. Думаю, она достаточно наказана. Она меня ударила, я дал сдачи. Только такие методы действуют на нее. Вы не согласны?
— И все же! — не унималась Дельбек. — Это идет вразрез с…
— Регламентом? Нужна вам лишняя бумажная волокита, Моника? У вас мало работы?
Моника перестала протестовать, зато вступила Жюстина:
— Вчера Марианна отказалась от прогулки. И сегодня тоже не вышла…
— Это ее право, — бесстрастно заметил шеф.
— Она не смогла пойти на прогулку потому, что не держится на ногах! Я хотела отвести ее в санчасть, но она отказалась.
— Значит, ей это не нужно… Прекрасный кофе! Вы его приготовили, Моника? По-настоящему вкусный. Мои поздравления! А мадам Оберже?
— Еще жива, — отвечала Дельбек. — Она тоже отказалась выйти во двор. И… женщины в курсе насчет нее… За что ее посадили.
— Уже? — изумился шеф. — Быстро же разлетаются новости в нашем тесном мирке!
— Думаю, это Соланж проболталась, — сказала Жюстина.
— Почему сразу Соланж? — возмутилась Моника. — Любая заключенная могла узнать ее по фотографии в газете или даже увидеть по телевизору!
— Не важно, — заключил Даниэль. — Если она решится выйти во двор, следует глаз с нее не спускать. То же самое — в душевой. Усиленный надзор…
— Почему бы не прибегнуть к одиночному заключению? — спросила Моника, с облегчением проглотив последнюю ложку супа для похудания.
— Доктора говорят, она не вынесет изоляции, — объяснил шеф. — Склонна к самоубийству…
— Отдать ее на съедение во дворе — все равно что самоубийство. — Жюстина упрямо настаивала на своем.
— Я это прекрасно знаю, — согласился Даниэль. — Но у нас нет выбора! Хоть Марианна усвоила, что не должна ее трогать: уже хорошо.
— Она не в том состоянии, чтобы кого-то трогать! — снова пошла в наступление Жюстина. — Но когда к ней вернутся силы… Если когда-нибудь вернутся…
Даниэль поставил чашку в раковину с такой силой, что от нее откололся кусочек.
— Что ты такое плетешь! Она вовсе не умирает, насколько мне известно! Она даже неплохо себя чувствовала, когда я ее привел в камеру.
— Кстати, я ждала до восьми вечера, а вы так и не поднялись, — продолжила надзирательница, будто что-то заподозрив. — Это почему?
— Ей нужно было излить душу.
— Тебе?
— Да, мне! И я выслушал ее, не пожалел времени… Видишь, не такое уж я чудовище!
Жюстина вдруг почувствовала себя обездоленной. Обычно девушка ей изливала душу.
— Но все же ты ее отделал как следует.
— Сразу видно, что ты никогда не дралась с Марианной!
— Когда ее вели в карцер, она была в наручниках.
Даниэль уселся. Беседа явно начинала его тяготить. Он закурил. Моника поспешно открыла окно и закашлялась, для проформы.
— Я их снял, когда ты ушла. Намеревался поговорить с ней, но она на меня набросилась.
— Не верю ни единому слову! — вскричала Жюстина.
— А синяк на моей физиономии? Как, по-твоему, она мне поставила его? Ведь не со скованными за спиной руками!
— Безумие — снимать с нее наручники, когда она в таком состоянии! Нужно было дать ей угомониться…
— Ты еще будешь меня учить моей работе! — отрезал шеф самым властным тоном. — И потом, мы все уже обсудили, незачем без конца поднимать этот вопрос! Ты слишком над ней трясешься, честное слово. Несколько тычков не…
— Несколько тычков? Да ты на ней места живого не оставил! Ты должен был наказать ее, а не избивать до полусмерти! Среди заключенных уже пронесся слух: надзиратели, дескать, отлупили девчонку!
— А ты, ты меня лупишь по нервам! Если ей силой не внушить некоторые вещи, она, возможно, на вас отыграется в следующий раз. Или убьет мадам Оберже. Вы этого хотите? Плевать на слухи! Они то и дело носятся по двору, этот не первый и не последний.
Моника выбрала свой лагерь. Хотя она почти по-военному подчинялась регламенту, но в деле Гревиль разделяла мнение офицера. Дикий зверь требует особого обращения.
— Вы поступили правильно, — заявила она, гордая тем, что подольстилась к начальству, в отличие от коллеги.
Даниэль поблагодарил ее улыбкой и повернулся к Жюстине:
— Перестань над ней трястись, ладно? Есть и другие девушки, займись ими… Через несколько дней это все забудется.
Но пока именно Марианна стучала зубами и дрожала, как листики акации во дворе, когда приближается зима.
Может быть, зима приближается и для меня тоже.
Пятница, 27 мая, 12:00
Даниэль вошел в комнату надзирателей с безмятежным видом и радужной улыбкой на устах. Моника Дельбек ела какую-то пакость, входящую в гиперпротеиновую диету. Даниэль ее приветствовал крепким мужским рукопожатием, та скривилась. Он обожал такие шуточки. Его это забавляло.
— Как дела? — весело осведомился он.
— Нормально! А вы как? Хорошо отдохнули?
Моника старалась не показывать, до какой степени ее смутило то, что Даниэль застал ее в самый разгар диетических усилий.
Ведь таким образом она признавала, что считает себя чересчур полной. И это ставило под сомнение ее женские чары.
— Чудесно выглядите! — заверил ее начальник, наливая себе чашку кофе.
— Ваша электробритва в ремонте или это новый стиль?
— Вам нравится? — вкрадчиво осведомился он, дабы избежать дальнейших расспросов.
Моника не успела ответить, только залилась румянцем, когда в комнату вошла Жюстина. Одним своим взглядом она как будто окатила Даниэля кислотой.
— Под этой щетиной он что-то скрывает! — выпалила она. — След от удара, может быть…
— Какая ты у нас проницательная, малютка Жюстина! От тебя, честное слово, ничего не скроешь!
— Это, главным образом, Марианне нелегко скрывать…
Моника оставила их сводить счеты, а сама продолжала стоически хлебать свой дурно пахнущий суп.
— Как она? — спросил Даниэль.
— Плохо, — отвечала Жюстина.
Даниэль принял безразличный вид:
— Моника, ваша еда аппетитно выглядит!
— Не смейтесь!
— Да что вы! Я не смеюсь. Из чего это приготовлено? Из подтухшего мяса?
Она вздернула плечи, Даниэль рассмеялся. Жюстина не смогла сдержать улыбку. Шеф в своем репертуаре.
— Вы правы, Моника: красота требует жертв!
Шутка не удалась, наступило долгое молчание. Моника решилась вскрыть нарыв:
— Жюстина рассказала мне о мадемуазель де Гревиль.
— Да ну? И что же она вам поведала?
— Что… что заключенная впала в истерику, набросилась на вас, а вы увели ее в дисциплинарный корпус и там… там дрались с ней.
Начальник бросил на Жюстину удивленный взгляд.
— Примерно так все и было, — признался он.
— Вы не хотите составить рапорт о произошедшем? Такое поведение требует разбирательства в суде.
— Нет. Думаю, она достаточно наказана. Она меня ударила, я дал сдачи. Только такие методы действуют на нее. Вы не согласны?
— И все же! — не унималась Дельбек. — Это идет вразрез с…
— Регламентом? Нужна вам лишняя бумажная волокита, Моника? У вас мало работы?
Моника перестала протестовать, зато вступила Жюстина:
— Вчера Марианна отказалась от прогулки. И сегодня тоже не вышла…
— Это ее право, — бесстрастно заметил шеф.
— Она не смогла пойти на прогулку потому, что не держится на ногах! Я хотела отвести ее в санчасть, но она отказалась.
— Значит, ей это не нужно… Прекрасный кофе! Вы его приготовили, Моника? По-настоящему вкусный. Мои поздравления! А мадам Оберже?
— Еще жива, — отвечала Дельбек. — Она тоже отказалась выйти во двор. И… женщины в курсе насчет нее… За что ее посадили.
— Уже? — изумился шеф. — Быстро же разлетаются новости в нашем тесном мирке!
— Думаю, это Соланж проболталась, — сказала Жюстина.
— Почему сразу Соланж? — возмутилась Моника. — Любая заключенная могла узнать ее по фотографии в газете или даже увидеть по телевизору!
— Не важно, — заключил Даниэль. — Если она решится выйти во двор, следует глаз с нее не спускать. То же самое — в душевой. Усиленный надзор…
— Почему бы не прибегнуть к одиночному заключению? — спросила Моника, с облегчением проглотив последнюю ложку супа для похудания.
— Доктора говорят, она не вынесет изоляции, — объяснил шеф. — Склонна к самоубийству…
— Отдать ее на съедение во дворе — все равно что самоубийство. — Жюстина упрямо настаивала на своем.
— Я это прекрасно знаю, — согласился Даниэль. — Но у нас нет выбора! Хоть Марианна усвоила, что не должна ее трогать: уже хорошо.
— Она не в том состоянии, чтобы кого-то трогать! — снова пошла в наступление Жюстина. — Но когда к ней вернутся силы… Если когда-нибудь вернутся…
Даниэль поставил чашку в раковину с такой силой, что от нее откололся кусочек.
— Что ты такое плетешь! Она вовсе не умирает, насколько мне известно! Она даже неплохо себя чувствовала, когда я ее привел в камеру.
— Кстати, я ждала до восьми вечера, а вы так и не поднялись, — продолжила надзирательница, будто что-то заподозрив. — Это почему?
— Ей нужно было излить душу.
— Тебе?
— Да, мне! И я выслушал ее, не пожалел времени… Видишь, не такое уж я чудовище!
Жюстина вдруг почувствовала себя обездоленной. Обычно девушка ей изливала душу.
— Но все же ты ее отделал как следует.
— Сразу видно, что ты никогда не дралась с Марианной!
— Когда ее вели в карцер, она была в наручниках.
Даниэль уселся. Беседа явно начинала его тяготить. Он закурил. Моника поспешно открыла окно и закашлялась, для проформы.
— Я их снял, когда ты ушла. Намеревался поговорить с ней, но она на меня набросилась.
— Не верю ни единому слову! — вскричала Жюстина.
— А синяк на моей физиономии? Как, по-твоему, она мне поставила его? Ведь не со скованными за спиной руками!
— Безумие — снимать с нее наручники, когда она в таком состоянии! Нужно было дать ей угомониться…
— Ты еще будешь меня учить моей работе! — отрезал шеф самым властным тоном. — И потом, мы все уже обсудили, незачем без конца поднимать этот вопрос! Ты слишком над ней трясешься, честное слово. Несколько тычков не…
— Несколько тычков? Да ты на ней места живого не оставил! Ты должен был наказать ее, а не избивать до полусмерти! Среди заключенных уже пронесся слух: надзиратели, дескать, отлупили девчонку!
— А ты, ты меня лупишь по нервам! Если ей силой не внушить некоторые вещи, она, возможно, на вас отыграется в следующий раз. Или убьет мадам Оберже. Вы этого хотите? Плевать на слухи! Они то и дело носятся по двору, этот не первый и не последний.
Моника выбрала свой лагерь. Хотя она почти по-военному подчинялась регламенту, но в деле Гревиль разделяла мнение офицера. Дикий зверь требует особого обращения.
— Вы поступили правильно, — заявила она, гордая тем, что подольстилась к начальству, в отличие от коллеги.
Даниэль поблагодарил ее улыбкой и повернулся к Жюстине:
— Перестань над ней трястись, ладно? Есть и другие девушки, займись ими… Через несколько дней это все забудется.