Искажение
Часть 26 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да вы совсем охренели, – качаю я головой. – Надо было стрелять!
– Приказа не поступало, – улыбается Крис. – Этот мудак был без оружия, да и разведка, может, из него еще что-нибудь вытянет.
– Откуда ты знал, что он без оружия?!
Я слегка злюсь, но не слишком, поскольку в самом деле не отдал приказа, а солдаты справились на отлично.
Мы ведем ублюдка в «скорпион», связываем крепче по рукам и ногам и запихиваем в грузовой отсек машины. Если он по дороге задохнется – невелика потеря. Никто из нас не станет его оплакивать. От ярости в висках продолжает стучать кровь.
Вдали слышен треск очередей, и вскоре Водяная Блоха, который сидит за рулем «скорпиона», коротко сообщает, что отделение Вернера нагнало беглецов. Пикап налетел на фонарь, и наши парни перестреляли их словно зайцев. Похоже, сегодня особо удачный день.
Проехав еще два километра, на пустой боковой дороге мы видим разбитый автомобиль, вмявшийся радиатором в бетонный столб. Он весь продырявлен пулями из MG2. На земле лежат тела пытавшихся обороняться бандитов, рядом со старыми готтанскими автоматами. Водитель и пассажир спереди, похоже, погибли в катастрофе, но пули попали и в них.
Вернер склоняется над одним из трупов и вырезает на его лбу буквы «ДД», почтив таким образом память Давида Дрейфуса. А когда он поднимается и смотрит на меня, в его глазах вспыхивает странный темный блеск – наверняка тот же, что и в моих, но у меня нет с собой зеркала.
Подъезжают остальные машины из нашего ВБР. Из первой выскакивает сержант Голя и удостоверяется, что с нами ничего не случилось. Он хлопает парней по спинам и говорит, что гордится нашей операцией. Я подзываю его к машине и приоткрываю люк сзади.
– У нас подарок для господина сержанта. – Я показываю на скорчившегося ремарца.
– Заебись, – во весь рот скалится Голя. – Майору Вилмотсу будет чем развлечься. Да он тебе минет на радостях сделает.
– Это заслуга Даниэля и Криса, – говорю я, захлопывая люк.
– Им тоже. С гарантией!
Отделения Усиля и Нормана остаются охранять грузовик до приезда полиции, а мы забираем сержанта и возвращаемся на базу Эрде. Ехать недалеко, минут пятнадцать. Я вспоминаю, что примерно здесь же мы нашли девочку с розовым шариком. Сколько уже прошло времени? Два месяца, может, чуть меньше. Эта страна пожирает нашу память и остатки угрызений совести.
Мы только что убили пять человек, а шестого везем сзади, связанного, будто охотничья добыча. У всех прекрасное настроение, мы шутим и смеемся, будто только что выиграли эту войну и возвращаемся домой. Думаю, сегодня ночью мы будем спать сном младенцев.
Глава четвертая
Среда, 18 мая, 20.55
Харман, провинция Саладх, Южный Ремарк
Я хотел бы рассказать тебе, сынок, о ком-то важном. Намного более важном, чем все те люди, о которых я обычно тебе рассказываю. Но когда я взялся писать, то понял, что именно это письмо может сильнее всего тебя задеть. Ибо я уверен, что ты любишь свою маму – любишь ее сейчас, когда я это пишу, так, как может любить маленький ребенок, и будешь любить в будущем, читая эти слова.
И все же я расскажу тебе о Неми Сильберг. О девушке, с которой я познакомился здесь случайно – так, как знакомятся с большинством важных людей. Сперва они для тебя не существуют, ты можешь без них жить, ощущая радость или грусть, а потом ты встречаешь кого-то, и все меняется. Радость и грусть становятся другими, даже если ты называешь их точно так же.
Неми – прекрасная девушка, хотя в юности она была служительницей культа и религиозной куртизанкой. Люди в Ремарке верят в странные вещи, и это крайне нелегко понять. Но Неми все это бросила, ибо разум ее чересчур рационален. Она ищет истину, как и я, и смелости ей не занимать. Именно потому я ее люблю, хотя не умею ей этого объяснить.
Она красива по-своему, и красота ее неочевидна. Ее большие темные глаза и хрупкая фигура лишь подчеркивают мягкость характера. У меня такое впечатление, что, если бы она не сделала первый шаг, мы не были бы вместе. Женщины выбирают мужчин в соответствии с ключом, которого ты не поймешь, сынок, даже если наберешься смелости и задашь им сотни вопросов. Неми выбрала меня и остается со мной, даря мне лучшее, что может человек дарить другому, – терпеливую признательность.
Если ты когда-нибудь почувствуешь, что понимаешь, о чем я говорю, это будет означать, что ты тоже нашел кого-то для тебя важного. Радуйся каждому мгновению, проведенному с этим человеком, и не оглядывайся назад, ибо мир не хорош и не плох. Это просто окружающая обстановка, неважно, уродливая или прекрасная, в которой не имеет значения ничто, кроме другого человека.
Электрод в голове перестал работать, и вечерами, после дня, полного страхов, появляется то самое напряжение, которое сжигает мозг на холостом ходу. Мысли плывут по темным потокам, давая возможность усталому телу дотянуть до рассвета, который затем превращается в день, вызывая тошноту. Голубое небо над головой становится все более серым.
Я выхожу в коридор и говорю охраннику, что мне нужно позвонить. Он просит меня не шуметь и продолжает читать газету. Я запираюсь в туалете, набираю номер отца и напряженно жду. Родители ложатся спать достаточно поздно, если успели подремать после обеда, но так бывает не всегда. В Хармане сейчас наступит полночь, а у них, в городе Рамма, – двадцать три часа.
– Слушаю? – отзывается усталый голос.
– Это я, папа.
– Ну ты нас и напугал, Маркус. Что случилось?
– Ничего страшного. Извини за поздний звонок, но я должен тебе кое-что сказать. – Я делаю глубокий вдох. – Я познакомился здесь с девушкой, ее зовут Неми. Она из Ремарка, переводчица в нашей роте. Может, мы будем жить вместе, когда все это закончится. Думаю, она тебе понравится.
Отец внезапно оживляется. Я давно уже не слышал, чтобы что-либо его настолько взволновало. Он расспрашивает о Неми – сколько ей лет, чем она занимается, как выглядит. Немного подумав, я отвечаю, что она напоминает мне Донну Хоуторн, американскую актрису, которая играла Вайнону Хоровиц в фильме «Помутнение».
Я прекрасно знаю, что отец в числе многих своих странностей очень любит этот фильм и много раз его смотрел. Он может не знать фамилии актрисы, но наверняка вспомнит девушку главного героя. Фильм снят в технике ротоскопической анимации – на снимки живых актеров наложены рисунки из комиксов, что несколько усложняет дело. У Донны там светлые длинные волосы, не так, как в жизни, но черты лица и фигура очень похожи.
– Поздравляю, сынок. Прекрасная девушка, – смеется отец, и в голосе его слышится гордость.
– Знаю, папа, она в самом деле очень симпатичная. Так что у меня к тебе просьба. – Это самая непростая часть разговора. – Наши переводчики, если подадут заявление, получают убежище по окончании службы. Неми наверняка вернется в Рамму с Пятым контингентом. Мы приедем вместе с ней. Но если что-нибудь случится или если мне продлят контракт…
– О чем ты говоришь? Что могло бы случиться?!
– Ничего, папа, я просто так, на всякий случай. Суть в том, чтобы мне не пришлось за нее беспокоиться. Здесь не слишком безопасно, особенно для молодых женщин.
– Маркус, только не говори, что с тобой может что-то случиться! Мама этого не переживет.
– Ладно, ясно. – Я до боли стискиваю зубы. – Но если, скажем, она уедет раньше или приедет отдельно, вы ведь ее примете?
– Ты сам знаешь, что примем, хотя в роскоши не купаемся. Конечно, сынок. Только не говори больше таких вещей.
– Большое тебе спасибо.
– Сделай какие-нибудь фотографии и пришли мне, когда выдастся свободная минутка.
– Конечно. Еще раз спасибо.
Он никогда раньше не просил меня прислать фотографии со службы – хватало того, что видел по телевидению и в Синете. Думаю, он хочет показать Неми матери и радуется по-своему, глупой отцовской радостью, что после нескольких лет одиночества я наконец кого-то нашел.
Пятница, 20 мая, 14.40
Неделя заканчивается трагически – смертью Альбина Хокке. Около одиннадцати часов отделения Усиля и Нормана получили вызов в город, и все поспешили по комнатам за снаряжением. Парень слегка замешкался и торопился больше остальных, а когда остальные спускались вниз, из комнаты четвертого отделения раздался выстрел.
Первым туда ворвался кто-то из охраны, потом Вернер и я. Хокке лежал в луже крови, с раной в груди. Выстрел оказался смертельным – трудно даже понять, как такое вообще могло случиться. Вернер утверждает, что у него, судя по всему, оставался патрон в стволе, а оружие было снято с предохранителя.
Мы поехали вместо отделения Петера, чтобы разогнать толпу, штурмующую супермаркет в Габре. Горела помойка у стены, работники и охранники забаррикадировались внутри магазина. Пришлось дать предупредительные выстрелы, чтобы предотвратить разгром. Кого-то арестовали за поджог, кого-то еще за разбитые стекла и кражу. В Хармане не бывает ни дня, чтобы не случился какой-нибудь инцидент.
Когда мы возвращаемся в казарму, в комнате, где погиб солдат, уже прибрано, а Усиль еле стоит на ногах после встречи с капитаном Беком и лейтенантом Остином. Он садится на койку, дьявольски уставший и крайне удрученный, а я не знаю, как ему помочь. Хлопнув его по плечу, я достаю из-под койки припрятанное пиво и вручаю Петеру теплую банку. Он с безразличным видом пьет, тупо уставившись в стену.
В свое время в рамманской армии причиной свыше шестидесяти процентов смертей и тяжких телесных повреждений становились несчастные случаи. Сейчас этот постыдный показатель вроде бы снизился до менее чем пятидесяти процентов, но все равно никуда не делись полигоны, учения, отсутствие контроля в подразделениях, множество миссий, в которых участвуют солдаты. Подобное может случиться где угодно. Мне хочется сказать об этом моему приятелю, убедить его, что в происшедшем с Хокке на самом деле нет почти ничего необычного. Вполне легкая смерть в сравнении с той, что постигла капрала Дрейфуса и наших товарищей в Кумише. Вот только как взвесить тяжесть смерти?
Я чувствую себя так, будто кто-то вколачивает мне в череп длинные гвозди и медленно их вытаскивает, а потом вбивает заново. Я почти слышу скрежет металла о кость. Но хуже всего, что не ощущаю боли. У меня не дрожат руки и не перехватывает горло. Я ложусь на спину и смотрю в потолок, испещренный грибком и старыми потеками. После всего, что нам довелось пережить, случайная смерть молодого солдата уже не производит на меня никакого впечатления.
Над крышами базы Эрде поднимается черное солнце. Теплый ветер ударяет в потрескавшиеся стекла.
Я слышу тебя, Эстер.
Суббота, 21 мая, 14.15
Мы стоим на углу аллеи Роз и улицы Святого Харона, охраняя трассу проезда важных персон, трех политиков из столицы, которые прилетели на базу Кентавр взглянуть на потери после нападения повстанцев, сейчас они колонной движутся в сторону базы Эрде.
Гаус стоит на башенке с MG2 в руках. Я поставил его на место стрелка, чтобы сменить уставшего Пурича. Прислонившись к «скорпиону», мы пытаемся контролировать ситуацию, которую невозможно удержать под контролем. Мимо проезжают велосипеды, разболтанные автомобили, микроавтобусы и повозки с овощами. В любой момент кто-то может достать оружие или подорвать заряд.
Я стараюсь об этом не думать, и, хотя на службе курить не положено, закуриваю сигарету, а потом угощаю Балларда. Водяная Блоха о чем-то разговаривает с Даниэлем. До меня доносятся лишь обрывки фраз, поскольку парни стоят по другую сторону машины, наблюдая за своим сектором.
– Похоже, спасать Хокке от Бенеша не имело никакого смысла, – внезапно говорит Крис.
– То есть?
– Парень был все равно обречен, а Бенеш – лишь орудие. В его задачу входило ликвидировать слабое звено ради блага всего стада.
– Весьма рискованная теория.
– Примитивный дарвинизм, Маркус. Но его трудно опровергнуть – думаю, ты и сам это знаешь. Парень оказался тут явно не к месту, словно тикающая бомба с часовым механизмом. Честно говоря, мне не хотелось бы, чтобы он стоял за моей спиной со снятым с предохранителя автоматом.
– Для меня был важен не он, – я смотрю Балларду в глаза. – Мне было важно пресечь бесчинства того мудака. Я не мог позволить, чтобы в подразделении заправлял такой говнюк, как Бенеш. Следовало его сломать, пока он не почувствовал себя чересчур уверенно.
– И как, сломал?
– Две недели назад этот сукин сын пошел в офис жандармерии и пытался подать жалобу, но его пинком вышвырнули за дверь. Естественно, это не означает, что он не станет мстить. Но, думаю, он в глубокой жопе.
– Как и все мы, – криво усмехается Баллард. – Примерно в семистах пятидесяти световых лет от Земли находится планета ТrES-2B. Ее поверхность и атмосфера отражают только один процент света, и потому там царит непроницаемая тьма, которую невозможно рассеять никаким прожектором. Примерно в чем-то таком мы тут и торчим.
– Блядь, Крис, как ты вообще тут оказался? Что заставляет таких людей вербоваться в армию и ехать в Ремарк, где можно получить пулю в лоб?
– Приказа не поступало, – улыбается Крис. – Этот мудак был без оружия, да и разведка, может, из него еще что-нибудь вытянет.
– Откуда ты знал, что он без оружия?!
Я слегка злюсь, но не слишком, поскольку в самом деле не отдал приказа, а солдаты справились на отлично.
Мы ведем ублюдка в «скорпион», связываем крепче по рукам и ногам и запихиваем в грузовой отсек машины. Если он по дороге задохнется – невелика потеря. Никто из нас не станет его оплакивать. От ярости в висках продолжает стучать кровь.
Вдали слышен треск очередей, и вскоре Водяная Блоха, который сидит за рулем «скорпиона», коротко сообщает, что отделение Вернера нагнало беглецов. Пикап налетел на фонарь, и наши парни перестреляли их словно зайцев. Похоже, сегодня особо удачный день.
Проехав еще два километра, на пустой боковой дороге мы видим разбитый автомобиль, вмявшийся радиатором в бетонный столб. Он весь продырявлен пулями из MG2. На земле лежат тела пытавшихся обороняться бандитов, рядом со старыми готтанскими автоматами. Водитель и пассажир спереди, похоже, погибли в катастрофе, но пули попали и в них.
Вернер склоняется над одним из трупов и вырезает на его лбу буквы «ДД», почтив таким образом память Давида Дрейфуса. А когда он поднимается и смотрит на меня, в его глазах вспыхивает странный темный блеск – наверняка тот же, что и в моих, но у меня нет с собой зеркала.
Подъезжают остальные машины из нашего ВБР. Из первой выскакивает сержант Голя и удостоверяется, что с нами ничего не случилось. Он хлопает парней по спинам и говорит, что гордится нашей операцией. Я подзываю его к машине и приоткрываю люк сзади.
– У нас подарок для господина сержанта. – Я показываю на скорчившегося ремарца.
– Заебись, – во весь рот скалится Голя. – Майору Вилмотсу будет чем развлечься. Да он тебе минет на радостях сделает.
– Это заслуга Даниэля и Криса, – говорю я, захлопывая люк.
– Им тоже. С гарантией!
Отделения Усиля и Нормана остаются охранять грузовик до приезда полиции, а мы забираем сержанта и возвращаемся на базу Эрде. Ехать недалеко, минут пятнадцать. Я вспоминаю, что примерно здесь же мы нашли девочку с розовым шариком. Сколько уже прошло времени? Два месяца, может, чуть меньше. Эта страна пожирает нашу память и остатки угрызений совести.
Мы только что убили пять человек, а шестого везем сзади, связанного, будто охотничья добыча. У всех прекрасное настроение, мы шутим и смеемся, будто только что выиграли эту войну и возвращаемся домой. Думаю, сегодня ночью мы будем спать сном младенцев.
Глава четвертая
Среда, 18 мая, 20.55
Харман, провинция Саладх, Южный Ремарк
Я хотел бы рассказать тебе, сынок, о ком-то важном. Намного более важном, чем все те люди, о которых я обычно тебе рассказываю. Но когда я взялся писать, то понял, что именно это письмо может сильнее всего тебя задеть. Ибо я уверен, что ты любишь свою маму – любишь ее сейчас, когда я это пишу, так, как может любить маленький ребенок, и будешь любить в будущем, читая эти слова.
И все же я расскажу тебе о Неми Сильберг. О девушке, с которой я познакомился здесь случайно – так, как знакомятся с большинством важных людей. Сперва они для тебя не существуют, ты можешь без них жить, ощущая радость или грусть, а потом ты встречаешь кого-то, и все меняется. Радость и грусть становятся другими, даже если ты называешь их точно так же.
Неми – прекрасная девушка, хотя в юности она была служительницей культа и религиозной куртизанкой. Люди в Ремарке верят в странные вещи, и это крайне нелегко понять. Но Неми все это бросила, ибо разум ее чересчур рационален. Она ищет истину, как и я, и смелости ей не занимать. Именно потому я ее люблю, хотя не умею ей этого объяснить.
Она красива по-своему, и красота ее неочевидна. Ее большие темные глаза и хрупкая фигура лишь подчеркивают мягкость характера. У меня такое впечатление, что, если бы она не сделала первый шаг, мы не были бы вместе. Женщины выбирают мужчин в соответствии с ключом, которого ты не поймешь, сынок, даже если наберешься смелости и задашь им сотни вопросов. Неми выбрала меня и остается со мной, даря мне лучшее, что может человек дарить другому, – терпеливую признательность.
Если ты когда-нибудь почувствуешь, что понимаешь, о чем я говорю, это будет означать, что ты тоже нашел кого-то для тебя важного. Радуйся каждому мгновению, проведенному с этим человеком, и не оглядывайся назад, ибо мир не хорош и не плох. Это просто окружающая обстановка, неважно, уродливая или прекрасная, в которой не имеет значения ничто, кроме другого человека.
Электрод в голове перестал работать, и вечерами, после дня, полного страхов, появляется то самое напряжение, которое сжигает мозг на холостом ходу. Мысли плывут по темным потокам, давая возможность усталому телу дотянуть до рассвета, который затем превращается в день, вызывая тошноту. Голубое небо над головой становится все более серым.
Я выхожу в коридор и говорю охраннику, что мне нужно позвонить. Он просит меня не шуметь и продолжает читать газету. Я запираюсь в туалете, набираю номер отца и напряженно жду. Родители ложатся спать достаточно поздно, если успели подремать после обеда, но так бывает не всегда. В Хармане сейчас наступит полночь, а у них, в городе Рамма, – двадцать три часа.
– Слушаю? – отзывается усталый голос.
– Это я, папа.
– Ну ты нас и напугал, Маркус. Что случилось?
– Ничего страшного. Извини за поздний звонок, но я должен тебе кое-что сказать. – Я делаю глубокий вдох. – Я познакомился здесь с девушкой, ее зовут Неми. Она из Ремарка, переводчица в нашей роте. Может, мы будем жить вместе, когда все это закончится. Думаю, она тебе понравится.
Отец внезапно оживляется. Я давно уже не слышал, чтобы что-либо его настолько взволновало. Он расспрашивает о Неми – сколько ей лет, чем она занимается, как выглядит. Немного подумав, я отвечаю, что она напоминает мне Донну Хоуторн, американскую актрису, которая играла Вайнону Хоровиц в фильме «Помутнение».
Я прекрасно знаю, что отец в числе многих своих странностей очень любит этот фильм и много раз его смотрел. Он может не знать фамилии актрисы, но наверняка вспомнит девушку главного героя. Фильм снят в технике ротоскопической анимации – на снимки живых актеров наложены рисунки из комиксов, что несколько усложняет дело. У Донны там светлые длинные волосы, не так, как в жизни, но черты лица и фигура очень похожи.
– Поздравляю, сынок. Прекрасная девушка, – смеется отец, и в голосе его слышится гордость.
– Знаю, папа, она в самом деле очень симпатичная. Так что у меня к тебе просьба. – Это самая непростая часть разговора. – Наши переводчики, если подадут заявление, получают убежище по окончании службы. Неми наверняка вернется в Рамму с Пятым контингентом. Мы приедем вместе с ней. Но если что-нибудь случится или если мне продлят контракт…
– О чем ты говоришь? Что могло бы случиться?!
– Ничего, папа, я просто так, на всякий случай. Суть в том, чтобы мне не пришлось за нее беспокоиться. Здесь не слишком безопасно, особенно для молодых женщин.
– Маркус, только не говори, что с тобой может что-то случиться! Мама этого не переживет.
– Ладно, ясно. – Я до боли стискиваю зубы. – Но если, скажем, она уедет раньше или приедет отдельно, вы ведь ее примете?
– Ты сам знаешь, что примем, хотя в роскоши не купаемся. Конечно, сынок. Только не говори больше таких вещей.
– Большое тебе спасибо.
– Сделай какие-нибудь фотографии и пришли мне, когда выдастся свободная минутка.
– Конечно. Еще раз спасибо.
Он никогда раньше не просил меня прислать фотографии со службы – хватало того, что видел по телевидению и в Синете. Думаю, он хочет показать Неми матери и радуется по-своему, глупой отцовской радостью, что после нескольких лет одиночества я наконец кого-то нашел.
Пятница, 20 мая, 14.40
Неделя заканчивается трагически – смертью Альбина Хокке. Около одиннадцати часов отделения Усиля и Нормана получили вызов в город, и все поспешили по комнатам за снаряжением. Парень слегка замешкался и торопился больше остальных, а когда остальные спускались вниз, из комнаты четвертого отделения раздался выстрел.
Первым туда ворвался кто-то из охраны, потом Вернер и я. Хокке лежал в луже крови, с раной в груди. Выстрел оказался смертельным – трудно даже понять, как такое вообще могло случиться. Вернер утверждает, что у него, судя по всему, оставался патрон в стволе, а оружие было снято с предохранителя.
Мы поехали вместо отделения Петера, чтобы разогнать толпу, штурмующую супермаркет в Габре. Горела помойка у стены, работники и охранники забаррикадировались внутри магазина. Пришлось дать предупредительные выстрелы, чтобы предотвратить разгром. Кого-то арестовали за поджог, кого-то еще за разбитые стекла и кражу. В Хармане не бывает ни дня, чтобы не случился какой-нибудь инцидент.
Когда мы возвращаемся в казарму, в комнате, где погиб солдат, уже прибрано, а Усиль еле стоит на ногах после встречи с капитаном Беком и лейтенантом Остином. Он садится на койку, дьявольски уставший и крайне удрученный, а я не знаю, как ему помочь. Хлопнув его по плечу, я достаю из-под койки припрятанное пиво и вручаю Петеру теплую банку. Он с безразличным видом пьет, тупо уставившись в стену.
В свое время в рамманской армии причиной свыше шестидесяти процентов смертей и тяжких телесных повреждений становились несчастные случаи. Сейчас этот постыдный показатель вроде бы снизился до менее чем пятидесяти процентов, но все равно никуда не делись полигоны, учения, отсутствие контроля в подразделениях, множество миссий, в которых участвуют солдаты. Подобное может случиться где угодно. Мне хочется сказать об этом моему приятелю, убедить его, что в происшедшем с Хокке на самом деле нет почти ничего необычного. Вполне легкая смерть в сравнении с той, что постигла капрала Дрейфуса и наших товарищей в Кумише. Вот только как взвесить тяжесть смерти?
Я чувствую себя так, будто кто-то вколачивает мне в череп длинные гвозди и медленно их вытаскивает, а потом вбивает заново. Я почти слышу скрежет металла о кость. Но хуже всего, что не ощущаю боли. У меня не дрожат руки и не перехватывает горло. Я ложусь на спину и смотрю в потолок, испещренный грибком и старыми потеками. После всего, что нам довелось пережить, случайная смерть молодого солдата уже не производит на меня никакого впечатления.
Над крышами базы Эрде поднимается черное солнце. Теплый ветер ударяет в потрескавшиеся стекла.
Я слышу тебя, Эстер.
Суббота, 21 мая, 14.15
Мы стоим на углу аллеи Роз и улицы Святого Харона, охраняя трассу проезда важных персон, трех политиков из столицы, которые прилетели на базу Кентавр взглянуть на потери после нападения повстанцев, сейчас они колонной движутся в сторону базы Эрде.
Гаус стоит на башенке с MG2 в руках. Я поставил его на место стрелка, чтобы сменить уставшего Пурича. Прислонившись к «скорпиону», мы пытаемся контролировать ситуацию, которую невозможно удержать под контролем. Мимо проезжают велосипеды, разболтанные автомобили, микроавтобусы и повозки с овощами. В любой момент кто-то может достать оружие или подорвать заряд.
Я стараюсь об этом не думать, и, хотя на службе курить не положено, закуриваю сигарету, а потом угощаю Балларда. Водяная Блоха о чем-то разговаривает с Даниэлем. До меня доносятся лишь обрывки фраз, поскольку парни стоят по другую сторону машины, наблюдая за своим сектором.
– Похоже, спасать Хокке от Бенеша не имело никакого смысла, – внезапно говорит Крис.
– То есть?
– Парень был все равно обречен, а Бенеш – лишь орудие. В его задачу входило ликвидировать слабое звено ради блага всего стада.
– Весьма рискованная теория.
– Примитивный дарвинизм, Маркус. Но его трудно опровергнуть – думаю, ты и сам это знаешь. Парень оказался тут явно не к месту, словно тикающая бомба с часовым механизмом. Честно говоря, мне не хотелось бы, чтобы он стоял за моей спиной со снятым с предохранителя автоматом.
– Для меня был важен не он, – я смотрю Балларду в глаза. – Мне было важно пресечь бесчинства того мудака. Я не мог позволить, чтобы в подразделении заправлял такой говнюк, как Бенеш. Следовало его сломать, пока он не почувствовал себя чересчур уверенно.
– И как, сломал?
– Две недели назад этот сукин сын пошел в офис жандармерии и пытался подать жалобу, но его пинком вышвырнули за дверь. Естественно, это не означает, что он не станет мстить. Но, думаю, он в глубокой жопе.
– Как и все мы, – криво усмехается Баллард. – Примерно в семистах пятидесяти световых лет от Земли находится планета ТrES-2B. Ее поверхность и атмосфера отражают только один процент света, и потому там царит непроницаемая тьма, которую невозможно рассеять никаким прожектором. Примерно в чем-то таком мы тут и торчим.
– Блядь, Крис, как ты вообще тут оказался? Что заставляет таких людей вербоваться в армию и ехать в Ремарк, где можно получить пулю в лоб?