Институт благородных убийц
Часть 5 из 23 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Как раз о квартире я хотела с тобой поговорить. Не надо ничего снимать. Есть у меня один… вариант. Приедешь — расскажу».
Тогда-то я впервые услышал о Зинаиде Андреевне.
Лера согласилась ехать со мной в Петербург не раздумывая. Ей было все равно куда. В Нижний она приехала аж из Мурома, в академию, в отличие от меня, не поступила, а домой ей не хотелось совершенно. Она сказала, что родители до сих пор не знают, что она завалила экзамены и работает в регистратуре. Отец пьет по-черному. Ей мнение родителей и неважно, ей главное было — уехать из Мурома.
Нас весело лихорадило, мы то и дело принимались беспричинно смеяться и между поцелуями давали друг другу какие-то шутливые обеты. Были уверены, что найдем в Петербурге работу. Мы были так счастливы, что есть друг у друга. В общежитии, наверное, думали, что мы вечно пьяны. Лерины подруги даже приносили нам время от времени какую-то еду, как блаженным. Не знаю, что бы мы ели, если бы не они. Мать прислала денег, и мы купили билеты на поезд.
Встреча Леры с мамой получилась довольно чопорной. Прежде я еще никого домой не приводил и жить вместе с девушкой не собирался, и мама, видимо, не знала, как себя вести.
Мать от Леры не в восторге, — написал я в дневнике в день возвращения, — но, надо отдать ей должное, старается не показывать виду. Держится веселей, чем раньше. Подлечила щитовидку, так что нервничает меньше. Говорит, что в своем ателье она на хорошем счету. Вообще, она производит гораздо менее удручающее впечатление, чем во время моего последнего приезда. А прошло-то всего три месяца.
Рассказала о своей бабке. Одинокая старуха, живет неподалеку. Квартира двухкомнатная. Старуха уже оформила на маму завещание, а мы за это будем за ней ухаживать до самой ее смерти. И оплачивать ее «коммуналку».
Надо знать мою мать. Она развесила по району объявления: «Порядочная русская семья гарантирует вам заботу. Если вы нуждаетесь в помощи добрых и честных людей, пожалуйста, звоните». Она провела кастинг, кажется, всех заинтересованных стариков в городе. Но остановилась на этой бабке потому, что та является единственной собственницей квартиры. Потому, что бабка совершенно одинока. Потому, что ей уже восемьдесят три. Мама говорит: «Это ненадолго». В общем, скоро иду знакомиться со старушкой. Но вся эта история все равно меня смущает.
Глава 5
Зинаида Андреевна сегодня чувствовала себя бодрее, чем обычно, а это означало, что и проблем с ней будет больше. Энергию, которую она аккумулировала в мое отсутствие, она решила потратить с пользой — изъявила желание пройтись со мной в сберкассу и в магазин. Значит, этот день для себя я могу считать убитым. Около часу мы одевались, ходили в туалет «на дорожку», пили чай, потом снова одевались — так долго, что ей снова потребовалось посетить туалет. Наконец, укутанная в достаточное количество кофт и с головой, повязанной теплой косынкой, она была готова покинуть квартиру. Соседке, встреченной нами на лестничной клетке, она постаралась дать понять, что я не более чем ее слуга, для чего сказала: «Поди-ка принеси мне цитрамон, я его забыла…» Цитрамон ей был, конечно, не нужен. Наконец, она натешила свое самолюбие, и мы убийственно медленным шагом двинулись навстречу приключениям.
В банке у нас одновременно подошла очередь в обе нужные нам кассы — для оплаты коммунальных платежей и для работы со сберегательными книжками. Игнорируя проклятия окружающих, она решила не упустить ни одной из них и, еле шевеля ногами, то и дело переходила от первого ко второму окошку, чтобы расписаться здесь и там, получить деньги, протянуть квитанцию, забрать чек. Пропускать кого-либо вперед она отказалась наотрез. На ее лице застыла улыбка, которую сама она, вероятно, считала любезной, но мне она казалась омерзительной. Люди в очередях готовы были ее растерзать, но она продолжала эти свои черепашьи марш-броски от кабинки к кабинке, опираясь на мою руку. Я старался не смотреть по сторонам, но брызги критики достигали и меня в достаточном количестве. «Парень, или ты сейчас заберешь свою бабку, или я вам обоим наваляю», — наконец не выдержал один мужик, и после этого Зинаида Андреевна, которая, как любой вампир, чутко реагировала на чужое настроение, наконец сдалась и подпустила к одному из окошек стоящую за ней женщину. Отойдя на безопасное расстояние, она вылила на мужчину ушат упреков, после чего, завалившись на зеленый диванчик, принялась демонстративно есть таблетки, причитая на публику, что ей плохо. Я, чувствуя себя полным ослом, сидел рядом с Зинаидой Андреевной и обмахивал ее рекламными проспектами «Сбербанка».
Потом мы долго ходили по магазину, набирая продукты в корзинку (половину из них, я знал, она потом попросит заменить — в тот момент, когда подойдет очередь в кассе). Она попросила меня купить ей томатный сок, курицу, много шоколадок, порошковое картофельное пюре из новой рекламы и какие-то жгучие специи. На обратном пути силы оставили ее, и она буквально повисла на моей руке, невидящими глазами уставившись вперед. В лице появилась отрешенность.
Но я ошибался насчет ее самочувствия. Придя домой и повалявшись буквально полчаса на тахте, она снова стала активна, и заявила, что будет печь пирог. Я отвел ее на кухню и оставил там в компании баночек с дрожжами, миски и десятка яиц. Лицо ее было энергичным и одновременно пустым, как у бездумного младенца, который взял лопатку и собирается лепить куличики из песка. Ее отсутствие дало мне шанс прибраться в комнате спокойно, без ежесекундных понуканий. Может быть, удастся даже незаметно что-нибудь выкинуть. Только я стал прикидывать, как бы половчее избавиться от растрескавшегося гипсового слона, который пылился на антресолях, как из кухни раздался крик. Я слез с табуретки и рысью побежал туда. Зинаида Андреевна сидела за столом, где я ее оставил, и с ненавистью смотрела на миску, что стояла перед ней.
— Что случилось?
— Попробуй-ка. — Она протянула мне ложку, в которой белело тесто.
— Зачем?
— Попробуй.
Я потянул ложку ко рту и отшатнулся — из нее разило чем-то едким с примесью, как мне казалось, ацетона.
— Господи, Зинаида Андреевна, что это? Дихлофос?
— Значит, мне не показалось, — мрачно констатировала она и с ожесточением сунула ложку в месиво в миске.
— Что вы туда насыпали?
— «Насыпали, насыпали»! — передразнила она меня. — Пакеты надо ставить дальше друг от друга, вот что. Испортил мне пирог. Радуйся теперь.
Я догадался, что произошло, и стал смеяться.
— Стиральный порошок, — констатировал я. Она перепутала кули и зачем-то взяла тот, который был с порошком, хоть он и стоял под мойкой, а мешок с мукой — на полке. Ее мое веселье не обрадовало.
— Ты уверен, что порошок?
— Еще бы.
— Попробуй еще раз. — Она все еще надеялась, что свершится чудо и порошок обратится в муку. Ложка снова потянулась ко мне. — Может, ты все-таки ошибся.
— Нет, спасибо. — Я еле увернулся от подношения.
— А там три яйца. Маргарин. Молоко, — мрачно констатировала она убытки.
Она долго еще вздыхала, глядя вдаль. Я достал ей свежую порцию яиц и вернулся к уборке. Увлекшись тем, что приговаривал мысленно к снесению на помойку то один предмет обстановки, то другой, я не сразу понял — что-то происходит на другой половине квартиры. Я заглянул в ванную.
— Что вы делаете, Зинаида Андреевна, стираете? Не стоит, я могу и сам.
Она буркнула что-то и посмотрела на меня странно. В руке она держала свою ночную рубашку, барабан машины был уже заполнен одеждой практически под завязку. Я уже собрался было уйти, как заметил миску с месивом, что стояла здесь же на табуретке. Содержимого в ней явно поубавилось.
— А зачем вы принесли сюда кашу-малашу? — поинтересовался я.
Она опять пробубнила что-то невразумительное. И тут меня осенило. Я протянул руку, чтобы заглянуть в отделение, куда засыпался стиральный порошок, но получил удар по пальцам.
— Зинаида Андреевна, — вкрадчиво начал я, — вы что же, решили постирать белье этим, мм, тестом?
Она взглянула на меня с откровенной злобой.
— Дайте мне посмотреть, что вы засыпали в машинку.
— Нет.
Значит, я был прав.
— Откройте машинку, или она сломается!
Она не испугалась и еще крепче вцепилась в приборную панель.
— Вы вообще не в себе? Вы не отдаете себе отчета в том, что делаете? Доктору, может, позвонить?
— Иди отсюда и не мешай мне.
— Зинаида Андреевна, насколько я знаю, вы не стали свидетелем ленинградской блокады. Вы не голодали. Откуда такое крохоборничество, объясните, — меня явно несло не туда, но я не мог уже остановиться.
— Там порошок, — не сказала — выплюнула она, — в самый раз для стирки.
— Да. И еще яйца, мука и маргарин!
— Яйца даже полезно для белья.
— Выньте это немедленно.
— Не выну.
— Засыпьте нормальный порошок. Я куплю вам еще. Не надо дурить.
— Меня устраивает и этот.
— Перестаньте сходить с ума! Выкиньте эту гадость!
Она смотрела на меня, как, вероятно, смотрит крыса, которая не может сбежать и вынуждена обороняться.
— Вынимайте.
Она неожиданно ловко захлопнула крышку барабана и потянулась к стартовой кнопке. Я перехватил ее руку.
— Послушайте меня, — сказал я медленно, чуть ли не задушевно. — Или вы это сейчас выбрасываете, или я вас заставлю это съесть. Я не шучу. Ну?
Прошло несколько томительных секунд. Наши взгляды встретились. Если бы она отступила тогда, я бы, возможно, еще ее пожалел. Не посмел бы. Не решился. Но она снова потянулась к кнопке. Я перехватил ее кисть. Легко, чтобы не делать ей больно. В мои планы не входило убивать ее так прямолинейно, грубо, рискованно.
Но она вдруг закричала истошно:
— Караул! Помогите!
Дотащив ее до комнаты, я усадил ее рывком в кресло и встал над ней, скрестив руки на груди. Она смотрела на меня снизу вверх, бормоча что-то, вероятно, то были проклятия, — но совершенно уже спокойная. Видимо, насытив свою вампирскую душу ионами ярости, что летали вокруг нас, она почувствовала себя лучше. Попила моей крови и радовалась.
Раздался звонок в дверь.
— Я слышала крик. Все ли у вас хорошо? — испуганно спросила соседка Зинаиды, старушка с носиком-хоботком. И уставилась с тревогой на Зинаиду. Та только вздохнула, и закрыла лицо рукой.
— Все хорошо, — отрезал я, — мы с Зинаидой Андреевной не сошлись во взглядах на стирку. Она считает, что лучше стирать тестом, а я — что средством для стирки.
Я услышал всхлип Зинаиды. Тихий, пробный. Захлопнул дверь.
— Растерзать меня решили, да? — прошептала Зинаида. В интонации слышалась уже капитуляция.
Я продолжал молча убираться.
— Подлые вы люди, — тихо причитала она. И, как будто приноровившись, затараторила уже громче: — Подлые, подлые. Уууууу.
Согнувшись в три погибели, я водил тряпкой по плинтусу, стараясь не прислушиваться. «Терпи. Это всего лишь дряхлая бабка, — говорил я себе, — старое мерзкое полубезумное существо. Скоро она умрет. Она уже одной ногой в могиле. Не поддавайся на ее провокации. Не поддавайся. Не поддавайся. Если ты сейчас вступишь с ней в полемику, ты дашь дракону пищу. Ее может извести только невнимание».
Глаза Зинаиды следили за каждым моим движением. Я открыл дверцу секретера, где притаились бумажные обрывки и обрезки.
— Не вздумай устроить мне там раскардак, — предупредила она. — Знаю тебя. Слона зачем переставил?
Проигнорировав ее замечание, я погрузил руки в пыльные внутренности шкафа и стал извлекать на свет божий этот хлам. Что заставляет человека жить в такой убогости? По собственной воле она окружила себя всем этим рваньем. Когда-то Зинаида Андреевна была молодой и наверняка не представляла себе, что встретит старость лишь в обществе меня и рухляди. Во сколько лет, интересно, началась у нее эта любовь к накопительству? Вероятно, это проявилось не сразу. Но как это бывает? Было же что-то, с чего все началось. Может, в один прекрасный день она вдруг не выбросила в ведро использованный чайный пакетик, решила — уберу потом. И в результате решила вовсе не выбрасывать. Потом подумала, что эту поломанную фоторамку, возможно, удастся починить. Как одна больная раком клетка, отравляющая все вокруг себя, присоединяет к себе соседние клетки, так и эти вещи стали первоосновой накопленного впоследствии барахла. Наверное, страсть к скопидомству овладела ею вкрадчиво и развивалась постепенно, так что безумие было поначалу незаметно, а когда окрепло окончательно, то Зинаида Андреевна уже привыкла жить с ним. Давно уже нет людей, которые помнят ее кудрявой круглолицей стройной девушкой (на фотографии, что она мне показала, она была во вполне симпатичном платье, которое было ей чуть-чуть маловато). Не осталось никого, кто мог бы рассказать мне, как случился этот роковой разлом в ее жизни. Разве что ее племянник Саша, да где он теперь.