Индиго

– Почему так важно, чтобы я сказал кому-то, что она мне нравится? – Я подошел к мини-бару и вытащил пачку чипсов. Я дико проголодался. Я кончил так сильно, что Инди проглотила достаточно маленьких Алексов для создания целой армии. – К тому же она мне не нравится, – продолжил я. Вообще-то это была ложь, но как я уже упоминал, ложь – мое второе «я». Или первое. Какая разница.

– Нам важно знать, что твой компаньон по трезвости соответствует твоим ожиданиям, – Блейк прочистил горло и быстро добавил: – То есть мне и Дженне.

Я уставился на него так, словно он только что сказал мне, что собирался заменить свой член протезом. Хрустящая картошка остановилась на полпути ко рту. Я закинул горсть чипсов в рот и стал громко жевать, пытаясь понять, во что играет Блэйк. Не в его стиле вот так сосредотачиваться на Инди, а не на моем уходе со сцены посреди концерта после удара по барабанной установке.

– Ты под кайфом? Ты спишь с ней? – задал он сразу два вопроса.

– Не твое дело. Даже если так, она подписала соглашение о неразглашении.

– Я не поэтому спрашиваю.

Я моргнул. Блэйку всегда было плевать на моих нянек. И все же я никогда не сближался с девушкой после того, что произошло с гребаной Фэллон. Блэйк склонился над кухонным столиком, пробегая пальцами по волосам и глядя наверх. Потом театрально вздохнул. Он всегда так делал, когда демонстративно жалел самого себя.

– Хеллоуин в Париже… нам нужно там быть. Там будут Фэллон и Уилл, – сказал он, произнося слова медленно и осторожно, словно капал бензином на невидимый фитиль в моей голове, пока я курил.

Я просто посмотрел на него, ощущая себя Робом из фильма «Фанатик»[26], за исключением любви к поп-музыке. В общем-то, я был неудачником, и все жалели меня, хотя я жалел их тоже.

– И?

– И я не хочу, чтобы ты делал глупости. Типа пытался вернуть ее.

– Не стану, – я потер затылок. Лгал ли я? Возможно. Когда так много лжешь, трудно различить правду. Оглядываясь назад, я понимаю: Париж станет той ночью, когда моя жизнь изменится навсегда. И жизнь Инди. А самое главное – жизнь Фэллон. Но, конечно, я еще не знал этого, когда смотрел в глаза Блэйка.

Удар. Удар. Удар. Удар.

– Ладно, – сказал Блэйк, отходя от столика и направляясь в ванную. И только тогда я заметил, что он все еще не переоделся после сегодняшнего концерта. – Порядок.

Я смотрел ему вслед, пытаясь понять, что только что произошло.

Что. Только что. К черту. Произошло?



В конце концов, почти ничего не изменилось.

Блэйк еще несколько дней доставал меня из-за инцидента на концерте. Дженна присоединилась к нему, прислав мне корзинку с пахлавой, когда мы приземлились в Стамбуле. Там была записка:



Давай, попробуй сотворить еще что-то подобное, Алекс. Нет, ну правда. Рискни.



Я был вежлив с Лукасом, но нашел другой способ подразнить его: в основном – пожирая Инди в любую свободную секунду на публике. Каждую ночь мы сочиняли песни в коридоре, чтобы сосредоточиться на работе. А потом я пробирался в ее спальню и пожирал ее на балконе с видом на Афины. Или ублажал ее пальцами в такси на обратном пути с концерта в Берлине, трахал ее в одежде у стены за кофешопом в Милане и ел экзотические фрукты с ее обнаженного тела в Барселоне. На ее лице, когда я заставлял ее кончать, появлялось одно и то же выражение. Словно настойчивость наших действий поражала ее. Казалось, будто я лишаю ее девственности каждый день, хотя у нас не было секса как такового. Пока что. Пока. Но с каждым днем мы становились все ближе к этому. К тому же Инди наконец отдалилась от Лукаса, а он в ответ относился к ней дружелюбно и вежливо и не переступал красную черту, проведенную мной между ними.

К счастью, она не заставляла меня скучать, хотя Вэйтроуз и не проявлял к ней интереса.

Наверное, все дело в том, что я ее еще не трахнул.

Хотя давайте начистоту – не то чтобы я пытался завлечь ее в чертову шекспировскую любовную историю. Я был уверен, что по большей части Стардаст могла выносить мой вид только потому, что утром после концерта в Москве Говард Липкин, один из лучших адвокатов в Лос-Анджелесе, внес залог за ее брата и притащил его домой к жене и ребенку. Крэйг находился под домашним арестом, и поэтому Инди была так трогательно довольна. Можно подумать, что-то помешает ему напортачить снова, даже находясь в своем уютном доме. Что, могу сказать по своему опыту, чушь собачья, потому что мои родители безработные и умудрились навредить мне и Карли. И это не смотря на тот факт, что их зад и был приклеен к дивану навечно, пока они весь день смотрели «Жители Ист-Энда» и шоу Джереми Кайла. Существует ли что-то более угнетающее и депрессивное, чем дневное телевидение? По моему мнению – нет, и ничто не изменит мое мнение.

Барселона была последней остановкой перед неделей отдыха в Лондоне. Вообще-то, в пятницу у меня был назначен концерт в Кембриджском замке – но это, как говорится, «игра на своем поле».

Барселона стала поворотной точкой. Именно там я принял глупое решение зайти в хипстерский кофешоп и купить черный кофе и чай «Английский завтрак» для своих сотрудников. Стоило понять, что ни к чему хорошему попытки быть заботливым не приведут.

Инди осталась в своей комнате, шила платье для Парижа. Блэйк слонялся рядом с кафе, болтая по чертовому мобильнику. На мне была вязаная шапочка, очки-вайфареры, и я стоял, опустив голову. Надеялся, что никто меня не узнает. Казалось, что в таком месте скорее будет звучать нацистская пропаганда, чем музыка того, кто смог пробиться в список Billboard. Поэтому я сомневался, что меня узнают. Для них я был Сатаной. Сатаной Костюмов.

Я оглядел темно-синие и бледно-розовые плитки кафе, людей в ярких блейзерах и очках в толстой оправе и женщин в модных юбках. От их жизни веяло свежестью. Они казались такими «приземленными», уверенными. Словно обладали добродетелью надежной работы. А я чувствовал себя свободным. Я ни к чему не был привязан: ни к людям, ни к предметам, к одной только Тане. Я просто плыл по течению жизни, и, что хуже всего, наркотики и алкоголь были постоянной частью моего существования. Я встал в очередь. Никто меня не узнал. Я испытывал облегчение, смешанное с беспокойством. Мое эго всегда грызла надоедливая тревожность, если люди не обращали на меня внимания.

Был ли я все еще известен?

Был ли я все еще знаменит?

Неужели я все еще этого стою?

Летела ли моя карьера под откос?

Тошно становилось от того, что мне не все равно.

Очередь двигалась медленно. Ничего страшного. Я никуда не спешил. Я думал о ночи с Инди. Днем я вел себя так, словно она меня вообще не интересовала, а она притворялась, что я вывожу ее из себя. И только ночью мы снимали свои маски и одежду, и жизнь становилась терпимой.

Над стойкой висели плоские экраны. На одном светилось меню, на другом крутили шоу «GossipCave». Меню, «GossipCave». Меню, «GossipCave». Яркие цвета и жирный шрифт. Программы шоу-бизнеса – как вредная пища, завернутая в красивую обертку. Звук был таким громким, что мой взгляд поднимался к экранам против моей воли. Кучка миллениалов и гей лет сорока крутились на неоновых стульях в стильном ультрафутуристическом офисе. За окнами от пола до потолка виднелся Лос-Анджелес во всей своей ботоксной славе. Они так оживленно разговаривали, словно обсуждали конфликт на Ближнем Востоке.


– Думаете, будут разборки? – спросил мужчина постарше с идеальными волосами и в рубашке поло. Он опирался локтями на спинку кресла другого парня. Все репортеры и редакторы закивали с энтузиазмом.

– О, это наверняка, – воскликнула тощая блондинка. – Иначе не получится. Алекс Уинслоу слетел с катушек. То есть он точно готовит что-то вкусненькое, судя по отрывкам из тура «Письма Покойника», – она возбужденно хлопнула в ладоши и провела языком по губам, покрытым блеском. Это был рассчитанный и явно провокационный жест, совсем не похожий на нервное пожевывание губы Индиго. – Но Уинслоу все еще остается той бесшабашной рок-звездой, которую мы все знаем. Ну типа недели две назад он напал на своего барабанщика. Он точно скажет Уиллу Бушеллу и Фэллон Лэнкфорд, что он думает по их поводу.

– Судя по всему, он не нападал на барабанщика. Обнаружились большие проблемы со звуком, и Алекс просто был раздражен. Позже появились фото, где он обнимал Лукаса Рафферти за пределами отеля, – подключился еще один парень.

Да. Об этом.

Это все Блэйк – пытался потушить один из созданных мной пожаров. Со звуком все было нормально, хотя, уверен, кого-то уволили из-за несуществующей проблемы, а обнимая Лукаса за пределами отеля в Берлине, я чуть не сломал ему шею.

– И встретятся ли они вообще? То есть вполне возможно, что нет. – Брюнетка с ярко-красной помадой сосредоточила все свое внимание на идеальном маникюре.

– Они все окажутся в Шато Де Мальмезон на хеллоуинской вечеринке в Париже, – мужчина постарше щелкнул пальцами.

Кто-то хлопнул меня по плечу, и я понял, что очередь продвинулась вперед, а я остановился как вкопанный. Я сделал несколько шагов вперед, не отрывая глаз от экрана. Боль, пронзившая тело, стала катарсисом. Я почувствовал себя… человеком. Таким ранимым.

– На той вечеринке СМИ не будет. И все наденут маски, – казалось, блондинка разочарована. Хоть кого-то еще интересовала моя личная жизнь. Жаль, что не меня.

– С маской или без, но Уилл и Фэллон задолжали Алексу объяснение, вы так не считаете? Их помолвка стала сюрпризом для всех.

На секунду я оказался в чистилище между моей жизнью до этих слов и после.

Помолвка?

Чертова помолвка?

Я медленно втянул воздух. Гребаная Фэллон стала самой горячей штучкой в Голливуде за это десятилетие. А Уилл был счастлив в браке со своей работой. Зачем им жениться?

– Подготовка к свадьбе длится уже несколько недель. Думаете, они пригласят его?

Недель? Они помолвлены уже несколько недель, и никто не сказал мне об этом? Потом меня словно громом поразило.

Никакого Интернета.

Никаких социальных сетей.

Держись подальше от компьютера.

Каналы в моих номерах были настроены только на новости и порно и больше ничего, потому что…

«Членогейт».

Блэйк создал «Членогейт». Я так сжал челюсти, что мои зубы едва не превратились в порошок. Он сделает все необходимое, чтобы избежать скандала типа «Британская рок-звезда срывается и уходит на три недели поглощать всю дурь Европы» или «Британская рок-звезда трахает случайную старлетку и оставляет ее с сувениром».

Кровь во мне закипела. Я резко развернулся на месте, открыл дверь и вырвался наружу. Блэйк все еще болтал по телефону. Он присматривал за мной одним глазом: можно было подумать, что я собирался до смерти набраться в кофешопе посреди Барселоны. Я жестом приказал ему следовать за мной в отель. Так он и сделал, не отрывая телефон от уха.

– Ладно. Нужно идти. Поговорим попозже. Пока.

Мы зашли в отель. В лобби. В лифт. Я до смерти устал от таких выходок Блэйка и Дженны. У меня была нянька, мне не разрешали выходить в Интернет, и каждый раз, когда мое поведение их не устраивало, они скидывали вину на других людей и рявкали на меня, как было в Москве.

Не говоря уже о моих подозрениях, что это он выложил фото моего члена в Интернет.

Да, хватит – значит, черт возьми, хватит.

– Какая муха тебя укусила? – Блэйк вызывающе посмотрел на меня, когда мы стояли в лифте. Мне пришлось сказать себе: «Не сейчас. Когда доберемся до номера. Только когда доберемся до чертового номера». Казалось, что каждая секунда ожидания превращалась в год.

Как только дверь за нами захлопнулась, я схватил вазу и запустил ее через всю комнату. Мне хотелось кричать, но в этот раз моя команда занимала не весь этаж.

– И давно ты знаешь? Об Уилле и Фэллон. Не ври мне, – я не был плохим человеком. Я знал это. Я платил налоги. Я всегда заботился о том, чтобы моя партнерша по сексу испытала оргазм до того, как я ее вышвырну. Я заботился о семье и друзьях, даже когда они меня подводили. Поэтому я не понимал.

– Как ты… – Блэйк сглотнул, расслабляя галстук, словно тот стал невидимой хваткой сжимать его горло. – Что…

– Представь, в Испании есть чертово телевидение, вот как! – мой голос стал выше, и контроль, за который я хватался, медленно покидал меня. Я посмотрел в сторону. Мне не хватало воздуха. Ни в физическом плане, ни в так называемом душевном. Со мной всегда кто-то нянчился. Я мог притащить Инди из ее комнаты и заставить сопровождать меня, но я не хотел этого делать. Она и так много работала и разгребала собственное дерьмо. К тому же мне нужно было побыть одному. Черт.

Черт!

– Послушай, я могу объяснить, – Блэйк поднял руки. Этот его жест больше походил на капитуляцию.

Сколько раз я видел его в такой позе? Слишком много. Вот сколько. Мне это надоело до чертиков. Я толкнул его, желая драки.

Чем больше у меня было денег, власти и славы, тем меньше оставалось свободы, счастья и возможностей. И человек, которым я стал, был неидеальным. Иногда он все ломал, включая инструменты своего барабанщика. Человек, которым я был, хотел слышать правду. Человек, которым я был, которым я являюсь и всегда буду, не мог смириться с такой жизнью. Жизнью, где я работал на стольких людей – Дженну, Блэйка, моего бывшего агента. И у меня сохранялась иллюзия контроля только потому, что я получал больший кусок. Кусок пирога, которого я больше не желал.

Мне не нужны охранники.

И няньки.