Империя ангелов
Часть 53 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сначала мы с Мюрреем обозначили в квартире свои территории. Вот это моя спальня, это – мой кабинет. Здесь место для моей зубной щетки, а ты клади свою вон там. В наших шкафах сплошь его пиджаки, джемперы и рубашки. Все мое загнано на самый верх или в самый низ. Мне бы с самого начала отнестись к таким штучкам с подозрением.
Из всех знакомых мне мужчин Мюррей первый со столь сильной приверженностью понятию территории.
Он готов на любые ухищрения ради расширения своих границ:
Кто владеет дистанционным пультом и выбирает телепрограмму?
Кто первым бежит утром в туалет и в ванную?
Кто читает там газету, не учитывая, что другой заждался?
Кто берет трубку, когда звонит телефон?
Кто выносит мусор?
Чьих родителей пригласить в воскресенье?
Мне свойственно искать убежище в моей актерской профессии, поэтому я мало погружена в эту каждодневную герилью.
Тут-то я и дала маху: надо было оставаться настороже. Надо было оперативно реагировать на то, что он перетягивал на себя все одеяло, заставляя меня лязгать зубами от холода.
Любовь – не универсальное оправдание. Никто из моих прежних обожателей не представлял, что я могу быть такой послушной и уступчивой. Гостиная, кухня и прихожая были объявлены нейтральными территориями. Мюррей, действуя во имя хорошего вкуса, немедленно аннулировал там все мои любимые безделушки, заменив их отпускными фотографиями себя, любимого, со своими бывшими. В холодильнике не осталось нормальной еды, все вытеснено его любимыми готовыми блюдами, якобы способствующими похуданию и потому приобретаемыми в аптеке.
В гостиной воцарилось огромное кресло, в которое никому нельзя садиться.
Мне лень тратить все время на препирательства, поэтому моя личная территория катастрофически скукоживается. После упорного сопротивления я уступила Мюррею почти всю свою половину квартиры и довольствуюсь кабинетиком, с двери которого он сорвал задвижку, чтобы лишить меня возможности запереться.
Я проиграла. Правда, Мюррей так умело решает с продюсерами вопросы моих прав на фильмы, что я не считаю себя побежденной. Только когда он вторгается в мое последнее убежище, кабинет, чтобы и там все переделать по-своему, я сообщаю ему, что не намерена продлевать договор аренды.
Мюррей принимает это пренебрежительно.
– Без меня ты как без рук. Наше общество так погрязло в юриспруденции, что продюсеры сожрут тебя живьем.
Но я иду на риск. Не имея ни малейшего желания вступать в клуб его «бывших», я прошу его не пытаться со мной видеться. Он не соглашается на том основании, что я, дескать, полностью обязана своим успехом ему: «Без меня ты никогда не стала бы вдохновенной и востребованной актрисой». Ну, и требует себе половину всего, что я заработала за время нашей совместной жизни. Я безропотно соглашаюсь. Он так осложнил мою жизнь и так потеснил меня на моей же территории, превратившейся в шагреневую кожу, что я целый год снималась во всех предлагавшихся мне ролях и в силу этого сильно приумножила свои доходы. Но мне не дают жить головные боли. Я прошу Билли Уоттса, моего агента, найти решение этой проблемы.
– Решений всего два. Первое, классическое, – обратиться к парижскому профессору Жану-Бенуа Дюпюи, специалисту по мигреням и спазмофилии. Второй – прибегнуть к услугам моего нового медиума.
– Куда делась Людивин?
– Добившись успеха как индивидуальный консультант, она перешла к групповой терапии. В этом она тоже была успешной, но дальше, на свою беду, придумала секту ХИВ, «Хранители истинной веры». Они безвредные, но у них костюмные радения, высокие членские взносы и обряд «изгнания» для желающих выйти. Поэтому я к ним охладел. Теперь они требуют, чтобы их признали как отдельную религию.
– Кто же твой новый избранник?
– Улисс Пападопулос, бывший монах-отшельник. С ним происходили невероятные вещи. Следствием стал его редкий дар. Он на короткой ноге с ангелами. Благодаря ему ты познакомишься с твоим ангелом-хранителем, который растолкует тебе, в чем причина твоих вечных головных болей.
– Ты считаешь, что можно напрямую общаться со своим ангелом-хранителем, не… как лучше выразиться?… не отвлекая его от ангельских забот?
166. Энциклопедия
ДЫХАНИЕ. Женщины и мужчины по-разному воспринимают мир. Для большинства мужчин события развиваются линейно, а для женщин, скорее, волнообразно. Это потому, наверное, что они ежемесячно получают доказательства того, что выстроенное может развалиться, а потом опять воссоздаться. Они воспринимают вселенную как постоянную пульсацию. Этот основополагающий секрет запечатлен в их организме: все растущее в конце концов уменьшается, все поднимающееся потом опускается. Все «дышит», и не следует опасаться того, что за вдохом последует выдох. Хуже всего пробовать задерживать или останавливать дыхание, так недолго и задохнуться.
Недавние астрономические открытия показывают, что наша вселенная, плод Большого взрыва, которую всегда считали непрерывно расширяющейся, тоже может скукожиться: произойдет Большое сжатие – максимальная концентрация материи, результатом чего может снова стать… Большой взрыв. Получается, что даже вселенная и та «дышит».
Эдмонд Уэллс,
Энциклопедия Относительного и Абсолютного Знания, том IV.
167. Возвращение
Возвращаемся в рай. Расстояние между двумя галактиками настолько колоссально, что вряд ли мы снова увидимся с Зозом. При всей стремительности нашего полета нас не оставляет впечатление, что мы ползем, как улитки.
На лету мы размышляем о последствиях нашего открытия. Мы обследовали вторую населенную людьми планету, но должно существовать еще много других. В одном галактическом скоплении, к которому относятся две наши с Зозом галактики, насчитывается целых 326 782 галактики. Даже если рай, а следовательно, и одна населенная гуманоидами планета имеются в центре не у каждой, а только у десяти процентов, то это значит, что есть еще примерно 32 000 населенных людьми планет, с которыми мы можем общаться.
Мы искали наших богов, искали место, откуда взялась Натали Ким, а нашли нечто совершенно иное, не содержащее ответов на два наших вопроса. Осталось узнать, путешествуют ли души из одного рая в другой. И если да, то зачем.
Наш географический и духовный горизонт расширился. Я боялся, что жизнь в ангельском чине будет монотонной, а она активнее некуда. От таких мыслей мне на ум приходят обязанности, которыми я манкирую.
Только бы с моими клиентами все было в порядке!
168. Игорь, 25 лет
Я покончил с собой, я мертв и покидаю тело. Надо мной мерцал уже знакомый мне пресловутый свет, но я на него не полетел. Что-то внутри меня запротестовало: «Ты должен оставаться здесь до торжества справедливости. Только тогда ты сможешь взлететь».
Так что пока я – блуждающая душа. Я превратился в нечто нематериальное. Я прозрачен и неосязаем. Сначала я не знал, что делать, поэтому остался рядом с моим мертвым телом и стал ждать. Приехала «Скорая». Санитар глянул на мой расплющенный труп и отвернулся, его вырвало.
Другие, тоже в белом, поместили мое бывшее тело в пластиковый мешок, предварительно подобрав разлетевшиеся в стороны куски. Меня отвезли в морг. Татьяна как будто была сильно удручена моей смертью, что не помешало ей ловко произвести вскрытие и положить мой славный выздоровевший пуп в банку с формалином, чтобы всем показывать. Не самая безутешная из вдов!
Теперь я – призрак. Избавившись от страха смерти, я взираю на все живое и неживое с полнейшим бесстрастием. Раньше страх смерти был частью меня, это было похоже на непрерывный фоновый шум, мешавший спокойно жить. Но избавление от страха не избавило меня от сожалений.
Я покончил с собой, а зря. Многие ноют, что им нехорошо в их телах. Не знают они, как им везет. У них, по крайней мере, есть тела. Им следовало бы знать, что любая болячка – лишнее доказательство наличия тела. Это мы, неприкаянные души, больше ничего не чувствуем.
Если бы я снова обрел свое тело, то наслаждался бы каждым шрамом. Время от времени я бы снова его расцарапывал, проверял, течет ли кровь, и убеждался, что мне по-прежнему больно. Я бы все отдал, чтобы почувствовать не то что изжогу, пусть даже трещинку на губе или раздражение от комариного укуса!
Это же надо было взять и покончить с собой! Несколько минут дурного настроения – и пожалуйста, бродячая душа на веки вечные.
Сначала я пытался не принимать свое новое состояние слишком всерьез. Приятно же порхать, проходить сквозь стены. Для меня нет преград. Захочу – заделаюсь привидением в Шотландии, замотаюсь в простыню и буду пугать туристов. Могу стать лесным духом, пусть меня вызывают сибирские шаманы. Могу вертеть столы, радуя участников спиритических сеансов. Могу просачиваться в церкви и совершать чудеса. Я уже побывал в Лурде, чтобы проверить свои неприкаянные способности.
Статус блуждающей души имеет и другие достоинства. Я бесплатно посещаю концерты, причем восседаю на лучших местах в ложах. Проникаю в эпицентр решающих сражений. Мне нечего бояться даже посредине атомного гриба.
Ради развлечения я спускался в жерла действующих вулканов и в самые глубокие океанские впадины. На какое-то время это отвлекает, но потом надоедает. Я побывал в ванных самых неотразимых красавиц. Так себе занятие, когда у тебя не осталось гормонов… Так я развлекался две недели, потом перегорел. Этого времени достаточно, чтобы осуществить все шалости, о которых ты мечтал в детстве, когда смотрел «Человека-невидимку».
Две недели. На пятнадцатый день я понял всю беспросветность своего состояния. Вечно трешься среди других блуждающих душ. Души самоубийц по большей части желчные, злобные, подавленные, завистливые, сварливые. Они мучаются и чаще всего жалеют, что так поступили со своей драгоценной жизнью. Мы ошиваемся на кладбищах, в пещерах, церквях, соборах, бродим вокруг памятников умершим, во всех местах, которые считаем «забавными».
Мы обсуждаем прожитые жизни. Я встречал души досаждающих своим убийцам, преданных и униженных, мечтающих о мести, ошибочно приговоренных невиновных, посещающих судей в их кошмарных снах – короче, всевозможных страдальцев, имеющих свои причины не расставаться с человечеством. Но главная когорта нашего воинства – все же самоубийцы.
Мы преисполнены жаждой правосудия, возмездия, мести. Всем нам свойственно желание вредить тем, кто навредил нам, а не стремление попасть в рай. Мы – воины. А воин больше помышляет о причинении вреда своим врагам, чем о собственном благе или о благе тех, кого он любит.
Сейчас единственный наш шанс снова обрести плоть – это похитить чужое тело. Идеально было бы проникнуть в тело, из которого ненадолго отлучилась душа. Это трудно, но возможно. В клубах трансцендентальной медитации всегда есть криворукие новички, слишком сильно натягивающие свои серебряные нити. Если нить лопается, то одному из нас остается только прошмыгнуть внутрь такого бедолаги. Беда в том, что вокруг этих клубов наша братия слоняется толпами, поэтому приходится поработать локтями, чтобы первым запрыгнуть в освободившееся тело.
Другой резерв вакантных тел – наркоманы. Вот уж дар свыше! Эти вываливаются из своих оболочек когда и как попало, не ведая никакой дисциплины, не признавая никаких ритуалов, без всякого сопровождения и, значит, без охраны. Самый смак. Заходи, пользуйся.
Проблема с останками наркоманов в том, что внутри у них очень уж пакостно. Тут же начинаешь испытывать ломку, выпрыгиваешь – а другой призрак уже тут как тут. Прямо игра в музыкальные стулья, только стулья уж больно горячи, долго на них не просидишь.
Остаются жертвы дорожных аварий. Мы подобны стервятникам, пожирателям душ.
Бывает, залезет блуждающая душа в тело такого пострадавшего в аварии, а он возьмет и умрет через несколько минут в больнице. Не повезло!
Одним словом, требуется тело в хорошем состоянии и пустое, то есть временно оставленное здравомыслящим хозяином. Пойди найди такое!
Пока не нашел, остается одно – слоняться без дела. Чтобы хотя бы немного отвлечься от моего невеселого положения, я совершаю облет медиумов, слышащих наши голоса. Начинаю с Улисса Пападопулоса – и кого же я у него встречаю? Саму Венеру! Венеру Шеридан, идола моей юности. Она хочет, чтобы грек своими ухищрениями помог ей повстречаться с ее ангелом-хранителем. Гениально. Я уже здесь.
169. Жак, 25 лет
Уступив настояниям издателя, я отправлюсь на Парижский книжный салон, поучаствовать в церемонии раздачи автографов. Салон превратился в большую ежегодную ярмарку, место встречи авторов друг с другом и с читателями.
Толпа еле движется, но я мало кого интересую. Я разглядываю потолок и чувствую, что зря трачу драгоценное время, которое мог бы использовать для работы над очередной книгой.
После «Крыс» я написал много чего еще. Одну книгу про рай, одну про путешествие к центру Земли, одну про людей, умеющих использовать неведомые возможности мозга. Ни одна из них не получила успеха во Франции, разве что слухи по «сарафанному радио» вызвали кое-какие продажи изданий в карманном формате. Но издатель сохраняет веру в меня, потому что в России читатель принимает мои книги на ура.
Я жду. Подбегает стайка детей, один спрашивает, знаменитость ли я. Я отвечаю, что нет, тем не менее другой сует мне листок, чтобы я расписался.
Из всех знакомых мне мужчин Мюррей первый со столь сильной приверженностью понятию территории.
Он готов на любые ухищрения ради расширения своих границ:
Кто владеет дистанционным пультом и выбирает телепрограмму?
Кто первым бежит утром в туалет и в ванную?
Кто читает там газету, не учитывая, что другой заждался?
Кто берет трубку, когда звонит телефон?
Кто выносит мусор?
Чьих родителей пригласить в воскресенье?
Мне свойственно искать убежище в моей актерской профессии, поэтому я мало погружена в эту каждодневную герилью.
Тут-то я и дала маху: надо было оставаться настороже. Надо было оперативно реагировать на то, что он перетягивал на себя все одеяло, заставляя меня лязгать зубами от холода.
Любовь – не универсальное оправдание. Никто из моих прежних обожателей не представлял, что я могу быть такой послушной и уступчивой. Гостиная, кухня и прихожая были объявлены нейтральными территориями. Мюррей, действуя во имя хорошего вкуса, немедленно аннулировал там все мои любимые безделушки, заменив их отпускными фотографиями себя, любимого, со своими бывшими. В холодильнике не осталось нормальной еды, все вытеснено его любимыми готовыми блюдами, якобы способствующими похуданию и потому приобретаемыми в аптеке.
В гостиной воцарилось огромное кресло, в которое никому нельзя садиться.
Мне лень тратить все время на препирательства, поэтому моя личная территория катастрофически скукоживается. После упорного сопротивления я уступила Мюррею почти всю свою половину квартиры и довольствуюсь кабинетиком, с двери которого он сорвал задвижку, чтобы лишить меня возможности запереться.
Я проиграла. Правда, Мюррей так умело решает с продюсерами вопросы моих прав на фильмы, что я не считаю себя побежденной. Только когда он вторгается в мое последнее убежище, кабинет, чтобы и там все переделать по-своему, я сообщаю ему, что не намерена продлевать договор аренды.
Мюррей принимает это пренебрежительно.
– Без меня ты как без рук. Наше общество так погрязло в юриспруденции, что продюсеры сожрут тебя живьем.
Но я иду на риск. Не имея ни малейшего желания вступать в клуб его «бывших», я прошу его не пытаться со мной видеться. Он не соглашается на том основании, что я, дескать, полностью обязана своим успехом ему: «Без меня ты никогда не стала бы вдохновенной и востребованной актрисой». Ну, и требует себе половину всего, что я заработала за время нашей совместной жизни. Я безропотно соглашаюсь. Он так осложнил мою жизнь и так потеснил меня на моей же территории, превратившейся в шагреневую кожу, что я целый год снималась во всех предлагавшихся мне ролях и в силу этого сильно приумножила свои доходы. Но мне не дают жить головные боли. Я прошу Билли Уоттса, моего агента, найти решение этой проблемы.
– Решений всего два. Первое, классическое, – обратиться к парижскому профессору Жану-Бенуа Дюпюи, специалисту по мигреням и спазмофилии. Второй – прибегнуть к услугам моего нового медиума.
– Куда делась Людивин?
– Добившись успеха как индивидуальный консультант, она перешла к групповой терапии. В этом она тоже была успешной, но дальше, на свою беду, придумала секту ХИВ, «Хранители истинной веры». Они безвредные, но у них костюмные радения, высокие членские взносы и обряд «изгнания» для желающих выйти. Поэтому я к ним охладел. Теперь они требуют, чтобы их признали как отдельную религию.
– Кто же твой новый избранник?
– Улисс Пападопулос, бывший монах-отшельник. С ним происходили невероятные вещи. Следствием стал его редкий дар. Он на короткой ноге с ангелами. Благодаря ему ты познакомишься с твоим ангелом-хранителем, который растолкует тебе, в чем причина твоих вечных головных болей.
– Ты считаешь, что можно напрямую общаться со своим ангелом-хранителем, не… как лучше выразиться?… не отвлекая его от ангельских забот?
166. Энциклопедия
ДЫХАНИЕ. Женщины и мужчины по-разному воспринимают мир. Для большинства мужчин события развиваются линейно, а для женщин, скорее, волнообразно. Это потому, наверное, что они ежемесячно получают доказательства того, что выстроенное может развалиться, а потом опять воссоздаться. Они воспринимают вселенную как постоянную пульсацию. Этот основополагающий секрет запечатлен в их организме: все растущее в конце концов уменьшается, все поднимающееся потом опускается. Все «дышит», и не следует опасаться того, что за вдохом последует выдох. Хуже всего пробовать задерживать или останавливать дыхание, так недолго и задохнуться.
Недавние астрономические открытия показывают, что наша вселенная, плод Большого взрыва, которую всегда считали непрерывно расширяющейся, тоже может скукожиться: произойдет Большое сжатие – максимальная концентрация материи, результатом чего может снова стать… Большой взрыв. Получается, что даже вселенная и та «дышит».
Эдмонд Уэллс,
Энциклопедия Относительного и Абсолютного Знания, том IV.
167. Возвращение
Возвращаемся в рай. Расстояние между двумя галактиками настолько колоссально, что вряд ли мы снова увидимся с Зозом. При всей стремительности нашего полета нас не оставляет впечатление, что мы ползем, как улитки.
На лету мы размышляем о последствиях нашего открытия. Мы обследовали вторую населенную людьми планету, но должно существовать еще много других. В одном галактическом скоплении, к которому относятся две наши с Зозом галактики, насчитывается целых 326 782 галактики. Даже если рай, а следовательно, и одна населенная гуманоидами планета имеются в центре не у каждой, а только у десяти процентов, то это значит, что есть еще примерно 32 000 населенных людьми планет, с которыми мы можем общаться.
Мы искали наших богов, искали место, откуда взялась Натали Ким, а нашли нечто совершенно иное, не содержащее ответов на два наших вопроса. Осталось узнать, путешествуют ли души из одного рая в другой. И если да, то зачем.
Наш географический и духовный горизонт расширился. Я боялся, что жизнь в ангельском чине будет монотонной, а она активнее некуда. От таких мыслей мне на ум приходят обязанности, которыми я манкирую.
Только бы с моими клиентами все было в порядке!
168. Игорь, 25 лет
Я покончил с собой, я мертв и покидаю тело. Надо мной мерцал уже знакомый мне пресловутый свет, но я на него не полетел. Что-то внутри меня запротестовало: «Ты должен оставаться здесь до торжества справедливости. Только тогда ты сможешь взлететь».
Так что пока я – блуждающая душа. Я превратился в нечто нематериальное. Я прозрачен и неосязаем. Сначала я не знал, что делать, поэтому остался рядом с моим мертвым телом и стал ждать. Приехала «Скорая». Санитар глянул на мой расплющенный труп и отвернулся, его вырвало.
Другие, тоже в белом, поместили мое бывшее тело в пластиковый мешок, предварительно подобрав разлетевшиеся в стороны куски. Меня отвезли в морг. Татьяна как будто была сильно удручена моей смертью, что не помешало ей ловко произвести вскрытие и положить мой славный выздоровевший пуп в банку с формалином, чтобы всем показывать. Не самая безутешная из вдов!
Теперь я – призрак. Избавившись от страха смерти, я взираю на все живое и неживое с полнейшим бесстрастием. Раньше страх смерти был частью меня, это было похоже на непрерывный фоновый шум, мешавший спокойно жить. Но избавление от страха не избавило меня от сожалений.
Я покончил с собой, а зря. Многие ноют, что им нехорошо в их телах. Не знают они, как им везет. У них, по крайней мере, есть тела. Им следовало бы знать, что любая болячка – лишнее доказательство наличия тела. Это мы, неприкаянные души, больше ничего не чувствуем.
Если бы я снова обрел свое тело, то наслаждался бы каждым шрамом. Время от времени я бы снова его расцарапывал, проверял, течет ли кровь, и убеждался, что мне по-прежнему больно. Я бы все отдал, чтобы почувствовать не то что изжогу, пусть даже трещинку на губе или раздражение от комариного укуса!
Это же надо было взять и покончить с собой! Несколько минут дурного настроения – и пожалуйста, бродячая душа на веки вечные.
Сначала я пытался не принимать свое новое состояние слишком всерьез. Приятно же порхать, проходить сквозь стены. Для меня нет преград. Захочу – заделаюсь привидением в Шотландии, замотаюсь в простыню и буду пугать туристов. Могу стать лесным духом, пусть меня вызывают сибирские шаманы. Могу вертеть столы, радуя участников спиритических сеансов. Могу просачиваться в церкви и совершать чудеса. Я уже побывал в Лурде, чтобы проверить свои неприкаянные способности.
Статус блуждающей души имеет и другие достоинства. Я бесплатно посещаю концерты, причем восседаю на лучших местах в ложах. Проникаю в эпицентр решающих сражений. Мне нечего бояться даже посредине атомного гриба.
Ради развлечения я спускался в жерла действующих вулканов и в самые глубокие океанские впадины. На какое-то время это отвлекает, но потом надоедает. Я побывал в ванных самых неотразимых красавиц. Так себе занятие, когда у тебя не осталось гормонов… Так я развлекался две недели, потом перегорел. Этого времени достаточно, чтобы осуществить все шалости, о которых ты мечтал в детстве, когда смотрел «Человека-невидимку».
Две недели. На пятнадцатый день я понял всю беспросветность своего состояния. Вечно трешься среди других блуждающих душ. Души самоубийц по большей части желчные, злобные, подавленные, завистливые, сварливые. Они мучаются и чаще всего жалеют, что так поступили со своей драгоценной жизнью. Мы ошиваемся на кладбищах, в пещерах, церквях, соборах, бродим вокруг памятников умершим, во всех местах, которые считаем «забавными».
Мы обсуждаем прожитые жизни. Я встречал души досаждающих своим убийцам, преданных и униженных, мечтающих о мести, ошибочно приговоренных невиновных, посещающих судей в их кошмарных снах – короче, всевозможных страдальцев, имеющих свои причины не расставаться с человечеством. Но главная когорта нашего воинства – все же самоубийцы.
Мы преисполнены жаждой правосудия, возмездия, мести. Всем нам свойственно желание вредить тем, кто навредил нам, а не стремление попасть в рай. Мы – воины. А воин больше помышляет о причинении вреда своим врагам, чем о собственном благе или о благе тех, кого он любит.
Сейчас единственный наш шанс снова обрести плоть – это похитить чужое тело. Идеально было бы проникнуть в тело, из которого ненадолго отлучилась душа. Это трудно, но возможно. В клубах трансцендентальной медитации всегда есть криворукие новички, слишком сильно натягивающие свои серебряные нити. Если нить лопается, то одному из нас остается только прошмыгнуть внутрь такого бедолаги. Беда в том, что вокруг этих клубов наша братия слоняется толпами, поэтому приходится поработать локтями, чтобы первым запрыгнуть в освободившееся тело.
Другой резерв вакантных тел – наркоманы. Вот уж дар свыше! Эти вываливаются из своих оболочек когда и как попало, не ведая никакой дисциплины, не признавая никаких ритуалов, без всякого сопровождения и, значит, без охраны. Самый смак. Заходи, пользуйся.
Проблема с останками наркоманов в том, что внутри у них очень уж пакостно. Тут же начинаешь испытывать ломку, выпрыгиваешь – а другой призрак уже тут как тут. Прямо игра в музыкальные стулья, только стулья уж больно горячи, долго на них не просидишь.
Остаются жертвы дорожных аварий. Мы подобны стервятникам, пожирателям душ.
Бывает, залезет блуждающая душа в тело такого пострадавшего в аварии, а он возьмет и умрет через несколько минут в больнице. Не повезло!
Одним словом, требуется тело в хорошем состоянии и пустое, то есть временно оставленное здравомыслящим хозяином. Пойди найди такое!
Пока не нашел, остается одно – слоняться без дела. Чтобы хотя бы немного отвлечься от моего невеселого положения, я совершаю облет медиумов, слышащих наши голоса. Начинаю с Улисса Пападопулоса – и кого же я у него встречаю? Саму Венеру! Венеру Шеридан, идола моей юности. Она хочет, чтобы грек своими ухищрениями помог ей повстречаться с ее ангелом-хранителем. Гениально. Я уже здесь.
169. Жак, 25 лет
Уступив настояниям издателя, я отправлюсь на Парижский книжный салон, поучаствовать в церемонии раздачи автографов. Салон превратился в большую ежегодную ярмарку, место встречи авторов друг с другом и с читателями.
Толпа еле движется, но я мало кого интересую. Я разглядываю потолок и чувствую, что зря трачу драгоценное время, которое мог бы использовать для работы над очередной книгой.
После «Крыс» я написал много чего еще. Одну книгу про рай, одну про путешествие к центру Земли, одну про людей, умеющих использовать неведомые возможности мозга. Ни одна из них не получила успеха во Франции, разве что слухи по «сарафанному радио» вызвали кое-какие продажи изданий в карманном формате. Но издатель сохраняет веру в меня, потому что в России читатель принимает мои книги на ура.
Я жду. Подбегает стайка детей, один спрашивает, знаменитость ли я. Я отвечаю, что нет, тем не менее другой сует мне листок, чтобы я расписался.