Империя ангелов

51. Энциклопедия




ЯЗЫКОВОЙ ВОПРОС. Используемый нами язык влияет на наш способ мышления. Например, французский с его синонимией и двусмысленностями обеспечивает смысловые тонкости, весьма полезные в дипломатии. Японский, где смысл слова определяется интонацией, требует пристального внимания к чувствам общающихся. К тому же в этом языке есть несколько уровней вежливости, заставляющих говорящих сразу занимать определенное место в общественной иерархии.

Язык содержит не только образовательные и культурные ярлыки, но и составные элементы всякого общества: управление эмоциями, кодекс вежливости. Количество в том или ином языке синонимов слов «любить», «ты», «счастье», «война», «враг», «долг», «природа» ярко свидетельствуют о ценностях нации.

Поэтому надо учитывать, что никакая революция не возможна без покушения на прежний язык, прежний словарь. Это они готовят или не готовят умы к изменению ментальности.

Эдмонд Уэллс,

Энциклопедия Относительного и Абсолютного Знания, том IV.





52. Жак, 7 лет




На Рождество мне подарили космический корабль. Я нашел его под елкой, в коробке. Как же я обрадовался! Я расцеловал родителей и объелся за праздничным столом жирными блюдами: фуа-гра, устрицами, копченой лососиной под сметаной с укропом, индейкой с каштановым соусом, шоколадным «поленом».

Не возьму в толк, почему им так нравится эта праздничная жирная пища.

Старшая сестра Сюзон рассказывает, что фуа-гра делают из откормленного гуся с гипертрофированной печенью. Младшая сестра Марта добавляет, что омаров живьем бросают в кипящую воду. Мама просит, чтобы мы проверяли, живы ли устрицы, орошая их лимонным соком. Движутся – значит, готовы к поеданию.

Наевшись, мы принялись травить анекдоты. От папиного анекдота я покатился со смеху.

– Человека сбивает грузовик, он встает, его сбивает мотоцикл, он встает, его опрокидывает лошадь. Когда он встает в третий раз, его сбивает самолет. «Хватит уже, человек ранен!» – кричит кто-то.

Я не сразу уловил соль, но когда уловил, смеялся целый час. Больше всего мне нравятся шутки, до смысла которых я дохожу не сразу.

Анекдоты похожи на маленькие сказки. В хороших должна быть особенная обстановка, главное действующее лицо, кризисная ситуация или загадка, которую надо отгадать быстро, не тратя лишних слов. Нужен также неожиданный конец, который нелегко придумать. Надо научиться сочинять анекдоты, это, похоже, полезное упражнение.

Достоинство анекдотов в том, что их можно проверять напрямую, без задержки. Рассказываешь – и сразу видишь, смешно получилось или нет. Жульничать не получится. Если тебя не понимают или не видят, что здесь смешного, то и смеяться не станут. Я решил попробовать:

– Знаете, как собирают папайю?

Никто не знает.

– Ви-вилкой.

Улыбаться улыбаются, но смеха не слышно. Мимо!

– Очень мило! – говорит мама, гладя меня по голове.

От обиды я заперся в туалете. Это была моя месть. Засел и никого не впускал. Дядя, устав меня увещевать, предложил высадить дверь. «Не вздумай!» – сказал ему мой папа. Я выиграл. Туалет – лучшее убежище.

Несколько дней я забавлялся со своим космическим кораблем. Чтобы он опускался на планету, я, прибегнув к клею, смастерил инопланетный мир и пять человечков из туалетной бумаги и обрезков пластмассовых бутылок. Планета получилась красная, небо и вода на ней тоже красные. Я все выкрасил в красный цвет маминым лаком для ногтей, только она еще этого не заметила.

Потом я решил описать приключения моих героев. Получилась история четверых астронавтов: они высаживаются на красной планете, где сталкиваются с бесстрашными инопланетными воинами. Между ними завязывается дружба, земляне знакомятся с инопланетным кодексом чести и боевым искусством, сильно отличающимся от земных.

Один из моих астронавтов попал на зуб к Моне Лизе, что навело меня на мысль оживить сюжет чудовищем – огромной ангорской кошкой, от которой всем приходится спасаться. Теперь нужно было найти кого-то, кто пожелал бы выслушать всю эту историю. Если я сочинил ее только для себя, то какой от нее толк?





53. Венера, 7 лет




Все произошло стремительно.

Когда мы с мамой примеряли одежду в шикарном детском магазине в Беверли Хиллз, ко мне подошел незнакомый мужчина. Он погладил меня по голове. Мама всегда мне твердила: «Никому не позволяй к тебе прикасаться, не бери у незнакомых людей конфет». Но в этот раз она была рядом и не прогнала незнакомого господина.


– Я хочу ее сфотографировать. Я фотограф, участвую в составлении большого каталога детской одежды, – объяснил он.

Мама ответила, что она сама манекенщица, знает, что это за работа, и не хотела бы такого ада для своей дочери.

После этого они почему-то заговорили о цифрах. Он называл свою цифру, мама – свою, более высокую. Это походило на игру. Последнее слово осталось за мамой, и мы вернулись домой.

Спустя неделю мама отвела меня в ярко освещенное место. Там вокруг меня завертелась суета, меня накрасили, причесали, переодели. Все называли меня красоткой, но это я и так давно знала. Одна леди уверяла, что я «более чем красива». Так-то оно лучше.

Мой единственный изъян – длинный нос – остался незамеченным, а я не стала им подсказывать. Сначала меня усадили в кресло и стали фотографировать под разными углами. Обожаю звук фотовспышки. Сначала раздается урчание, как будто зверь готовится прыгнуть, потом вспышка – и все начинается снова.

Потом я делала вид, что играю в куклы на фоне облаков. Мама смотрела на меня с гордостью. При этом присутствовал тот господин, из магазина, они с мамой продолжили игру в цифры, и мама как будто снова выиграла. Она напирала на то, что я совершила что-то исключительное. В награду я получила право высказать любое пожелание: оно обязательно будет исполнено.

Я пожелала стать по-настоящему совершенной.

– Ты и так само совершенство, – сказала мама.

Я всхлипнула:

– Нет. У меня слишком длинный нос. Мне нужна пластическая операция.

– Ты шутишь? – засмеялась мама.

Я не отступала:

– Ты-то сделала операцию. Морщины, бедренный жир…

Молчание. Мама помялась, а потом сказала:

– Что ж, ты войдешь в историю как девочка, сделавшая пластическую операцию в самом раннем возрасте. Идем.

Я попала в специальную клинику хирурга Амброзио Ди Ринальди, бывшего скульптора, занявшегося человеческой плотью и заработавшего прозвище «Микеланджело со скальпелем». Кажется, это он был создателем большинства модных актрис, а не их агенты и пресс-атташе. Истинные ценители талантов – это хирурги, только – тсс! – это секрет, публика не в курсе. Амброзио до того талантлив, что способен резать с учетом того, что я буду расти.

Меня усыпили на операционном столе. Проснулась я с забинтованным лицом. Мне не терпелось увидеть мой нос, но пришлось ждать несколько дней, чтобы все зажило.

Исчезновения следов операции я ждала в своей комнате, пересматривая мой любимый фильм «Клеопатра» с Лиз Тейлор, самой красивой женщиной на свете. Вырасту – буду как она. У настоящей Клеопатры вроде бы тоже был длинноватый нос. Может, это – проклятие слишком красивых людей. Но у меня перед ней преимущество: во времена Клеопатры еще не изобрели пластическую хирургию, хотя и владели искусством наложения бинтов.

Операция на моем носу – первый этап в завоевании всемирной славы.

Теперь мое желание – стать звездой.





54. Игорь, 7 лет




Одержав над нами победу, Петя стал требовать большего. Теперь он занимается вымогательством во всех спальных палатах. Ножик с выскакивающим лезвием позволяет ему диктовать правила.

С недавних пор мы занимаемся в цеху укладкой сигарет в пачки. Петя требует регулярно похищать полные пачки и отдавать ему. Он так развернулся, что втянул в свою аферу многих взрослых надзирателей.

Петя окружил себя приспешниками, сеющими среди нас ужас. Когда взрослым что-то от нас нужно, они прибегают к Петиному посредничеству, так как он мастер принуждать нас к повиновению. Для ослушников, уклоняющихся от уплаты «петровского налога», он изобрел целую шкалу наказаний: от прижигания горящей сигаретой и нанесения ножевых порезов до побоев всех разновидностей.

Мне это место вконец опротивело. Даже мои друзья, три «В» – Вася, Ваня и Володя, – подчинились власти Пети, требующего, чтобы его считали «царевичем».

Реакция Васи на нестерпимое положение была такой: «Надо бежать из этого адского приюта». Было решено вырыть подземный ход и по нему сбежать. Наша спальня располагалась неподалеку от стены, служившей оградой заведения. В случае успеха наша четверка могла бы свободно расправить крылья в мире без Пети, его подручных и его сообщников-надзирателей.

Этим утром меня вызвали к директору. Я бреду к нему кабинет, волоча ноги. Там меня ждет детина в форме. Судя по иконостасу из медалей у него на груди, он чрезвычайно важная персона. Директор обращается ко мне неожиданно елейным тоном:

– Я так огорчен, Игорек…

– Я ничего не сделал, это не я! – отскакивает у меня от зубов. Не иначе, наш тоннель нашли!

Директор притворяется, что ничего не слышал.

– Причина моего огорчения, Игорь, в том, что ты покинешь это учреждение, заменившее тебе, как я знаю, семью. В твоей жизни наступает новый этап…

– Тюрьма?

– Что ты! – машет он руками. – Усыновление!

При этом слове у меня начинает ускоренно биться сердце. Директор продолжает: