Императрица Ядов

— Да, для тебя и твоей матери. — Артем разложил ножи и вилки. — Это для тебя, Николай. Держи.

Артем помог Николаю взобраться на стул.

Я шагнула вперед с намерением вырвать у него Николая, но мой сын жадно вгрызся в свой ужин, выглядя таким счастливым, что я не могла рисковать его слезами.

— Спасибо, — выдохнула я. — За то, что ничего не сказал.

Секреты кружились, между нами. Артем, должно быть, посвятил Константина в некоторые из них; иначе зачем бы он так жестоко избил человека, считавшего своим братом.

Артем перевел на меня свои темные глаза.

— Не благодари меня, Елена. Я не оказал тебе услуги. — он взглянул на Николая. — Или ему.

Мой сын продолжал есть, совершая беспорядок.

У меня имелись подозрения относительно того, почему Артем хранил мои секреты. И все же я хотела его подтверждения, хотела, чтобы мне доказали, что я права.

— Почему ты ничего не рассказал?

На лице Артема ничего не отразилось. Не то чтобы это когда-либо случалось.

— Почему? — подсказала я.

— Приходи завтра на ужин, — сказал он вместо ответа.

Возможно, даже Артем не знал ответа на мой вопрос.

— Нет.

— Я не буду утруждать себя вопросом, почему нет. Я спасу нас обоих от необходимости терпеть ложь. — Артем продолжал наблюдать за моим сыном, черты его лица на мгновение смягчились. — Это сверхъестественно... как они похожи.

Все мое тело напряглось. Я уже знала, мне не нужно было напоминать.

— Спасибо, что принес нам ужин, Артем. Теперь можешь уйти.

Его брови приподнялись в легком юморе.

— Конечно, Елена. Наслаждайся. — собираясь уходить, он остановился у двери и положил руку на дверной косяк. — Ответ на твой вопрос... — наши взгляды встретились. — Я бы сделал все, чтобы защитить свою семью, Елена. Что угодно.

Я почувствовала, как мои брови нахмурились.

— Ты защищал Константина?

На мгновение мне показалось, что Артем сейчас рассмеется. Вместо этого он просто покачал головой, лицо его светилось весельем.

— Нет. Не Константина.

Он ушел, не сказав больше ни слова, как и его жена.

Ужин был восхитительным, и наблюдение за тем, как мой сын так радовался картофельному пюре, сделало прошедшие семьдесят два часа того стоящими. Когда он закончил, я переодела его в пижаму и уложила в постель. Через несколько секунд он уже спал, его маленькая грудь поднималась и опускалась, а голова наполнялась снами.

Я думала, что сон ускользнет от меня, но я быстро попала в ловушку кошмаров. Мне снилась Титус, стоящая у кровати, жестоко улыбающаяся и гладящая рукой белокурую голову Николая. Когда я попыталась схватить своего сына, она засмеялась и прошептала:

— Они или твой сын?

Я проснулась вся в поту, но как раз вовремя, чтобы увидеть, как солнце поднимается над горизонтом, сигнализируя о первом дне моего возвращения к Константину Тарханову.





9




Елена Фальконе



Я лежала в постели и смотрела в потолок. Мир снаружи был спокойным и мягким, от щебета птиц в их гнездах до маслянистого солнечного света, согревающего землю.

Но внутри меня не было никакой мягкости. Вместо этого темная и сердитая буря зашевелилась внутри.


Новый день принес с собой ясные мысли и позволил мне обдумать последние несколько дней. А это означало, что у меня есть время упорядочить все мысли и чувства, разложив их по полочкам, будто мой мозг кладовая. Травма на верхней полке, Константин в контейнерах, семья на полке для специй и знание ядов в стеклянных банках.

Как смеет Константин угрожать отнять у меня моего сына, если я не последую его маленькому плану? Я насмехалась над собственным разумом, заново переживая нашу первую встречу спустя три года, обдумывая каждое слово и момент с такой сосредоточенностью, что была убеждена, что смогу воспроизвести весь обмен репликами.

Как он посмел вернуть меня обратно в то место, которое я покинула? Как он посмел, как он посмел, как он посмел..

Он думает, что имеет на тебя право, потому что ты родила от него ребенка, сказал голос в моем сознании. Несмотря на все его усилия, он ничем не отличается от мужчин, которые вырастили тебя, тех, кто верит, что они владеют чревом своей жены и всеми плодами, которые она приносит.

— Только не я, Константин, — прошипела я про себя. — Ты не завладеешь мной, не назовёшь меня мамой твоего ребёнка, своей госпожой.

Какая-то маленькая рациональная часть меня предупреждала меня, что я сама себя накручиваю. Я злилась больше, чем имела на это право, но как только началась нисходящая спираль мыслей, стало трудно увидеть свет. Стало трудно сохранять спокойствие.

Мой растущий гнев побудил меня сделать то, что я сделала дальше.

Я подняла голову, проверяя Николая. Он продолжал спать, милый, как ангел. Я накрыла его, поцеловала в лоб и отправилась на поиски борьбы.

Во всем поместье царила тишина, но я могла видеть солдат и собак, бродящих снаружи, двигающихся в уменьшающихся тенях, меняясь сменами.

Константин был не в своей комнате, а в своем личном кабинете. Этот кабинет отличался от кабинета внизу, который служил одновременно местом работы и комнатой для неформальных встреч. В его личном кабинете было теплее, на стенах висели фотографии его семьи, а книги громоздились, как горы пыли.

Я не стала стучать, просто вошла.

Константин сидел за письменным столом с ручкой в руке и лежащими перед ним документами. Он не поднял глаз, когда я захлопнула за собой дверь, просто продолжал работать.

Удивительно, насколько это похоже на ту ночь, когда я ушла, но в противоположном спектре. Словно цвета перевернуты, словно все вверх дном.

— Нам нужно поговорить.

Его ручка не отрывалась от страницы.

— Ох?

— Да, мы должны. — я подошла к краю стола, кровь уже закипала от возбуждения борьбы.

Константин, кричащий на меня, был бы намного лучше, чем его апатия, намного лучше, чем это пустое и вежливое напряжение, между нами. Я хлопнула ладонями по столу красного дерева. — Ты только что узнал, что ты отец, и тебе наплевать на это. Что с тобой? — потребовала я. — К тому же, я не дура. Ты ведешь себя странно; все ведут себя странно. Как будто вся Братва ходит по яичной скорлупе. Что ты сделал, упрямый человек?

Константин отложил ручку, закрыл документ и медленно откинулся на спинку кресла. Каждое движение было методичным и аккуратным, но я могла заметить, как гнев внутри него поднимается на поверхность.

— Твоя наглость льётся через край, — сказал он тихо, мягко, как любовник, — Явиться в мой кабинет и обвинять меня в проступках.

Я скрестила руки на груди, скрывая радость от того, что он заглотил мою наживку. Да, борись со мной, ворковала я про себя. Кричи, ори. Давай сразимся, Константин.

— Ты крепкий орешек. Я оставила тебя, Константин. Ушла, а ты вернул меня в лоно семьи и запер в комнате рядом с твоей.

Его глаза блеснули.

— Ты позвала нас на помощь.

— Я позвала Артема на помощь, — ответила я. — Мне ничего от тебя не нужно.

Лгунья, лгунья, лгунья. Это слово насмехалось надо мной.

Мне нужна была ручка, маркер, что-нибудь с чернилами. Сейчас же.

— Ты совершенно ясно дала это понять, Елена, — промурлыкал Константин. Гнев цеплялся за каждое слово. — Не беспокойся об этом.

Потому что я не люблю тебя, Константин.

Мои прощальные слова повисли в воздухе, между нами, как осиное гнездо. Сказать, что это была чистая агония, и я почти во всем призналась Константину. Он предложил мне королевство, брак, семью, а я отвергла все это. Чтобы уберечь его, чтобы уберечь их всех.

Я на мгновение закрыла глаза.

Почему ты начинаешь эту борьбу, Елена? спросила я себя. Ты ушла, чтобы уберечь его. Ты должна была защитить их от Татьяны. Это сработало, разве нет? Она не тронула ни волоска у них на головах.

Что она будет делать теперь, когда ты нарушила свою часть сделки?

— Где он? — спросила я, прежде чем смогла остановить себя.

Константин нахмурил брови.

— Кто?

— Человек, с которым я познакомилась почти три года назад. — он не ответил. — Человек, подаривший мне библиотеку и шутивший со своей семьей. Человек, которого уважали его люди до того, как стали его бояться. Я хочу знать, где он.

Выражение его лица не дрогнуло.