Император Владимир

Владимиру Александровичу стоило огромных усилий не обнять при всём честном народе этого славного капитана и не задушить его в своих объятиях. Ограничился крепким рукопожатием.

– Благодарю за службу, Владимир Михайлович! Как вам аэроплан? Сложен ли он в управлении?

– Никак нет, ваше императорское величество! Аэроплан легко управляется и в вертикальной и в горизонтальной плоскости, – браво отрапортовал Новицкий.

– Ладно, давайте глянем, как пролетит второй прототип, – кивнул царь в сторону биплана с цифрой «2» на хвостовом оперении, который готовился подняться в воздух.

По сигналу Петра Николаевича техник крутанул пропеллер. Рыкнул и затарахтел мотор, и всё повторилось, как в предыдущий раз. Единственное отличие – пролетая над ангаром, а не над толпой, пилот «двоечки» покачал крыльями.

– Ваше императорское величество, разрешите обратиться?! Полётное задание успешно выполнено! – лихо отдал честь лётчик. – Доложил капитан Баратов!

– Вольно, Николай Григорьевич! Молодцы! Горжусь вами, господа офицеры! – Император не сдержал чувств и после рукопожатия приобнял обоих новоиспечённых пилотов. – Горжусь всеми, кто здесь присутствует!

Великие князья, до этого момента державшиеся за спиной государя, наперебой принялись расхваливать и поздравлять Новицкого и Баратова. Капитаны, не ожидавшие столь горячего проявления чувств, явно чувствовали себя не в своей тарелке.

Положение спас Пётр Николаевич.

– Господа! Триумф русского гения был бы невозможен без организаторских способностей Дмитрия Павловича и Николая Егоровича! Мы безмерно обязаны талантам и знаниям Степана Карловича, Сергея Алексеевича, Огнеслава Степановича и Дмитрия Константиновича! – Начальник УСИ громкоголосо перечислил имена ещё нескольких человек, имевших непосредственное отношение к созданию самолётов типа «Воробей» нулевой, установочной серии.

«Воробьи», построенные в количестве всего-навсего шести штук, являлись демонстратором намерений и возможностей России, и не более того. И если бы не «потрясающая интуиция по технической части» Владимира Александровича, основанная на знаниях Муромцева, сотрудники Аэродинамического института топтались бы на месте несколько лет, набивая шишки методом проб и ошибок. За три летних месяца во время пробных полётов произошло пять аварий, вдребезги разбился один прототип, и – о чудо! – обошлось без жертв.

Рядом с царём оказался Николай Константинович.

– Я не знаю, Владимир, как это ты сделал, но тебе удалось совершить то, о чём люди мечтали испокон веков.

Владимир Александрович собрался было возразить: мол, сегодняшнее событие – это заслуга большой группы единомышленников, а не его лично. Но великий князь скептически улыбнулся.

– Да-да, это сделал именно ты, а не Пётр, не Рябушинский и не Жуковский со всем своим институтом… Они, без сомнения, умнейшие люди нашего времени, но не настолько, чтобы запустить в небо «этажерку» из реек и полотна. Это всё организовал ты, и ты точно знал, что и как следует делать, чтобы получить результат. Ты один, и никто другой.

«Он прав. Это ты организовал технологический прорыв в научной сфере… Ещё один доморощенный Шерлок Холмс на нашу с тобой бедную голову, – хмыкнул незваный гость из будущего. – Сейчас начнёт допытываться, каким таким макаром у царя-батюшки возникают гениальные догадки про элероны и элевоны, и почему ты сечёшь в аэродинамике на порядок лучше самого Жуковского…»

«Пустое, – отмахнулся хозяин тела. – Царь, к твоему сведению, всегда может сослаться на божественное откровение или провидение…»

– Николай, если бы я был таким умным, как тебе кажется, то первым делом решил бы проблему всеобщего образования, хотя бы начального, а вторым – придумал бы, как наделить крестьянство землёй, не став врагом для помещиков и дворянства. – Владимир Александрович говорил ровным, но достаточно жёстким тоном. – А ещё, брат, мне ежедневно приходится ломать голову, как нам свести концы с концами, чем отдавать долги Ротшильдам и где наскрести денег на индустриализацию… Иначе нашу с тобой Россию сожрут с потрохами и не подавятся.

– Я могу тебе чем-то помочь? – секунду помедлив, серьёзным голосом поинтересовался Николай Константинович. – Не буду зазря хвалиться, но я неплохо разбираюсь в сельском хозяйстве. Жизнь научила.

– Хорошо, пересаживайся в мой экипаж. – Император прищурился, о чём-то размышляя. – Пока едем в Кремль, будет время поговорить без лишних ушей. А сейчас предлагаю не портить людям их праздник.



Спустя полтора часа царь обсуждал с великим князем проблемы и беды огромной державы. Говорил откровенно, называя вещи своими именами, чем поначалу слегка шокировал Николая Константиновича. Последний явно не ожидал, что император готов резать устои империи по живому.

– Обанкротив заложивших свои активы дворян и помещиков, я могу начать раздачу земли крестьянам хоть завтра; нарезать наделы, распределить пашню – это не проблема… А смысл? – Поведав об одном из вариантов земельной реформы, Владимир Александрович наблюдал за реакцией собеседника. – Община, как и любое другое человеческое общество, состоит из богатых и бедных (причины обсуждать не будем), и это расслоение быстро приведёт к появлению новой сельской буржуазии и бедняков-батраков… Что, по твоему мнению, следует делать с общиной? Оставить её как есть, упразднить, трансформировать в латифундию?

– Российская деревня неоднородна, инертна и консервативна; не думаю, что она способна обеспечить агротехническую революцию в нашем сельском хозяйстве, подобную той, что происходит в Европе и в Америке.

Простой российский крестьянин умён своим крестьянским умом, ему не хватает образования и широты кругозора, при этом он готов работать на СВОЕЙ земле день и ночь… Вот тебе моё мнение: общину следует упразднить.

Великий князь на минуту умолк, глядя прямо в глаза венценосного собеседника, затем продолжил:

– Имей в виду, Владимир, что предстоящая реформа ни в коем случае не должна повлиять на объёмы производства сельхозпродукции в целом, иначе Россия лишится важнейшей статьи доходов. Свято место пусто не бывает – мировой рынок зерна быстро поделят немцы, американцы, аргентинцы. Про угрозу голода я уже не говорю, это само собой разумеется.

– Причина голода, в первую очередь, в социальнообщественном строе, при котором землевладельцы готовы пойти на что угодно ради получения быстрой прибыли… В Америке лучше климат, и производительность труда в сельском хозяйстве выше нашего. В Аргентине картина аналогичная – под экспорт зерна заточены крупные латифундии, которые предлагают хорошее соотношение цены и качества. – Озвучив очевидные факты, император тяжело вздохнул. – Если говорить о наших латифундистах, то они, по сути, помещики нового толка. Помещики современного капиталистического формата, заинтересованные в производстве продукции и получении прибыли… Понимают ли они, что крестьяне их искренне ненавидят?

– О, поверь мне, миллионы крестьян прекрасно всё знают и понимают! – воскликнул Николай Константинович и тотчас продолжил: – Если ты доверишь мне провести земельную реформу, то я привлеку к своей работе Николая Николаевича Коншина и использую некоторые идеи Владимира Ульянова. С Коншиным я имел доверительную беседу где-то с полгода назад, а Ульянов…

– Кого?! Ульянова?! – изумлению Владимира Александровича не было предела. – Того самого, который написал «Развитие капитализма в России»?

– Да, того самого, – кивком подтвердил великий князь. – Погоди, получается, что ты знаком с этим его трудом?

– Разумеется, я читал как «Развитие», так и другие работы Ульянова. Старший брат этого революционера был казнён за подготовку покушения на моего старшего брата… Я внимательно слежу за жизнью своих личных врагов и врагов России. – В голосе императора зазвучали стальные нотки. – Если речь зашла о внуке Сруля Мойшевича Бланка… Бог наделил Владимира Ульянова острым умом, и рано или поздно этот еврейский ум нанесёт России колоссальный ущерб.

– У меня раз за разом возникает ощущение, что тебе известно намного больше, чем ты говоришь. – Николай Константинович буквально пронзил взглядом венценосного собеседника. – И я чувствую, что ты в любой момент можешь лишь намекнуть кому надо… Этот Ульянов зачем-то нужен тебе, да?

– Ульянов и ему подобные социалисты-теоретики играют роль этакой болезненной прививки, которую делают, чтобы самодержавие выработало иммунитет. Без этого иммунитета для власти Российская империя рухнет, словно карточный домик, – жёстко произнёс Владимир Александрович. – Кстати, это по моей просьбе некий банкир и меценат дал Водовозовой деньги на два дополнительных тиража «Развития капитализма в России». Власть должна получить болезненную прививку, иначе… Николай, привлекай к работе всех, кого ты сочтёшь нужным, и с умом используй идеи Ульянова.

Забегая вперёд, скажем, что весной 1904 года Владимир Ульянов неожиданно получил денежный грант и сопроводительное письмо от некого Певзнера Шмуэля Йосефа.

Господин Певзнер предлагал Владимиру Ильичу написать теоретическую работу о развитии империализма в контексте обострения отношений между капиталистическими державами. Разумеется, не бесплатно; в качестве дополнительного бонуса обещая помочь с публикацией исследований Ленина в Европе и России.

Между Певзнером и Ульяновым завязалась активная переписка, завершившаяся сердечным соглашением к обоюдной радости сторон – обильно и вкусно кушать и сладко спать нравится всем, в том числе и несгибаемым фанатичным марксистам. Заполучив финансовые гарантии, тридцатичетырёхлетний революционер вдохновенно взялся за цикл обличительных статей об империализме, попутно теоретически обосновав необходимость физического уничтожения представителей дворянского сословия и буржуазии. Всех, невзирая на пол и возраст, вплоть до седьмого колена.

Заказчик, в свою очередь, получил негласную поддержку администрации Его Императорского Величества в кое-каком проекте, напрямую касавшегося положения «богоизбранного» народа в России.


Некоторое время собеседники обдумывали сказанное друг другом, затем великий князь решительно сменил тему беседы.

– Один чудаковатый член императорской фамилии вот уже несколько лет балуется сельским хозяйством. Как ты думаешь, великокняжеские латифундии получат некоторые преференции в борьбе с конкурентами?

– Великокняжеские латифундии? – переспросил монарх. – Николай, ты реально готов взвалить на себя тяжеленный крест первопроходца?

– Знаешь, очень хочется стать соратником ближайшего соратника Всевышнего, – усмехнулся Николай Константинович. В его глазах мелькнули огоньки озорства. – Ты говорил, что можешь перекупить Дворянский земельный банк и готов раздать землю крестьянам, так?

– Мне не нужно фрондёрство обозлённых дворян и помещиков, мне нужен мир и покой в стране хотя бы на десять лет. – Владимир Александрович откинулся на спинку кресла. – Поэтому я продумываю эксперимент: наделить часть крестьян землёй так, чтобы над производительностью труда задумались все землевладельцы в России…

Выслушав замыслы государя, великий князь на пару минут серьёзно призадумался.

– Кооперативное хозяйство с наёмными работниками… Звучит необычно, но это не столь важно, если это будут мотивированные хорошо работать и оснащённые техникой крестьяне. Знаешь, при грамотном руководстве на уровне среднего звена твой эксперимент может сработать… Но где ты возьмёшь такие деньжищи?!

– А вот это пока секрет. Могу лишь сказать, что обойдусь без заграничных займов, – ответил царь. – Хорошо, Николай, считай, что преференции уже лежат у тебя в кармане.

К теме «деньжищ» императору пришлось обратиться буквально на следующий день, когда в Кремль с совместным докладом явились министр финансов и глава Центробанка – Иван Христофорович Озеров и Сергей Фёдорович Шарапов соответственно.

Беседа происходила в почти домашней обстановке за чашечкой чая с печеньем, выпечкой и вареньем. Министр и глава ЦБ докладывали по очереди, не вставая из-за стола. Отчитавшись о текущем состоянии дел в его ведомстве, Озеров приступил к чаепитию с плюшками, а царь приготовился слушать Шарапова.

Сергей Фёдорович уложился в сорок минут, после чего, встав из-за стола по стойке смирно, торжественным тоном попросил государя принять его, главы Центробанка, отставку и положил на стол лист бумаги с прошением на высочайшее имя. Возникла немая сцена.

– Сергей Фёдорович, но почему?! Сядьте, пожалуйста, мы здесь не на плацу… Давайте сначала попробуем поговорить. – Владимир Александрович был обескуражен; вселенец также удивился до глубины души. – У вас что-то произошло? Что-то со здоровьем? Почему вы ничего не сказали мне?

Шарапов уселся обратно в кресло.

– Хвала Господу нашему, Иисусу Христу, со здоровьем у меня всё в порядке. Причиной моего прошения об отставке является моё внутреннее несогласие с предложенной вами, ваше величество, идеей создания Российской резервной системы. – С этими словами глава Центробанка подвинул вперёд неприметную серую папку. – Будучи православным христианином, я не в силах заставить себя пойти против христианской веры и моих убеждений. Я заранее прошу простить меня за то, что я сейчас скажу, но выдвинутая вами идея в сути своей идёт вразрез с истинной христианской верой и заповедями Господа нашего, Иисуса Христа. Простите, но мой долг – донести до вас эту мысль, невзирая на любые последствия.

«Вот так фокус! – У Муромцева, образно говоря, отвалилась челюсть. – Храбрый человек, чёрт возьми, второго такого фиг где найдёшь!»

– Делай, что должен, и будь, что будет. – Император побарабанил пальцами по столу, собираясь с мыслями. – Неужели вы, Сергей Фёдорович, и вправду думали, что я прогневаюсь на вас за ваше мнение?

– Простите, ваше величество, я не исключал подобного развития событий, – повинился глава Центробанка. – Виноват-с.

– Ладно, проехали…

Царь перевёл взгляд на министра финансов, который сидел тихонько, словно мышь под веником.

– А вы, Иван Христофорович, почему молчите? Хотелось бы знать, что вы думаете о РРС. Не вставайте, не надо.

– В принципе, я согласен с Сергеем Фёдоровичем. Основной принцип работы Резервной системы строится на обмане, что противоречит истинным христианским ценностям, – тяжело вздохнул Озеров. – Скажу как есть: я готов строить хоть финансовую пирамиду, хоть гору, лишь бы выдернуть Россию-матушку из нищеты и лап французских банкиров.

– Иван Христофорович! Я что, меньше вашего люблю Россию-матушку?! Ваше величество, давайте смотреть правде в глаза – после отказа от практики внешних займов мы покрываем текущий дефицит бюджета перекладыванием денег из одного кармана в другой. Маневрируем на грани фола, ибо вынуждены отбивать атаки заграничных спекулянтов на наш рубль… Вот, расчёты чётко показывают, что ничем не обеспеченная эмиссия денежной массы вгонит страну в гроб не хуже, чем кандалы золотого стандарта.

Раскрыв рабочую папку, Шарапов выудил из неё несколько листов бумаги.

– Во-первых, чтобы обеспечить выплаты по процентам консорциуму банков-кредиторов, нам придётся либо вернуться к практике внешних займов, либо каким-то волшебным образом перераспределить в нашу пользу мировые финансовые потоки. Я лично такого способа не вижу. Во-вторых, запустив РРС, мы станем желанной добычей крупнейших международных финансовых воротил, таких как наши вчерашние кредиторы Ротшильды. Подконтрольные им структуры найдут способы закачать в страну огромную массу спекулятивных денег, чьё давление перекосит всю финансовую систему империи. Обменный курс рубля рухнет, страну захлестнёт валом инфляции. Со всей ответственностью заявляю: передача права печатать деньги в руки консорциума частных банков в конечном итоге приведёт к потере Россией своего финансового суверенитета!

– Сергей Фёдорович, я прекрасно все знаю и понимаю, но вашему императору нужны деньги на индустриализацию и ликвидацию безграмотности народных масс.

Выдержав небольшую паузу, Владимир Александрович встал из-за стола, прошёлся до набитого документами шкафа, брякнул связкой ключей.

– Господа, прежде чем мы вернёмся к нашему разговору, прочитайте, пожалуйста, доклад Александра Дмитриевича.

Секретный доклад генерал-майора Нечволодова состоял всего лишь из четырёх листов, собственноручно написанных главой Тайного департамента.

На первом листе сообщалось о финансировании Якобом Шиффом антироссийской пропагандистской шумихи, периодически раздуваемой журналистом Джорджем Кеннаном на страницах американской прессы.

Вторая и третья часть содержали аналитический прогноз о вероятных целях уже упомянутого Шиффа и Феликса Варбурга – родного брата Поля и Макса Варбургов. Совместные капиталы и политическое влияние амбициозного клана Кунов-Лебов-Шиффов-Варбургов, по мнению Нечволодова, уже сейчас позволяли организовать и финансировать любую войну, выгодную американским и транснациональным банковским кругам. России, несмотря на либеральную политику в отношении евреев, в данном раскладе отводилась роль пушечного мяса и козла отпущения.

На последней, четвёртой странице глава Тайного департамента привёл схему связей финансовых учреждений господ Гинбургов и Поляковых с подконтрольными клану Кунов-Лебов-Шиффов-Варбургов зарубежными банками. Указанные банки были замечены в кредитовании промышленников, так или иначе связанных с выявленными революционерами и террористами. По весьма странному стечению обстоятельств – не нужно обвинять автора в антисемитизме! – девяносто процентов этих революционеров оказались евреями по национальности.

– Провозгласив свободу вероисповедания и уравняв евреев в правах со всеми остальными народами, я рассчитывал выиграть время для модернизации и реформирования России, – признался царь, после того как Озеров с Шараповым прочли доклад главы Тайного департамента. – Моё искреннее желание уничтожить всяческую дискриминацию по национальному признаку иудейская банкократия приняла за мою слабость. Честно говоря, на их месте я сделал бы аналогичные выводы.

– Ваше величество, смею вас заверить: наиболее передовая часть русского общества всецело поддерживает Вашу внутреннюю политику, – убеждённо заявил министр финансов. – Промышленники и купечество целиком на вашей стороне…

Император жестом остановил хвалебную оду в свою честь в исполнении Озерова.

– Полно вам, Иван Христофорович, петь дифирамбы. Мы оба прекрасно понимаем, что капитализм, словно мифологический Сатурн, пожирает своих «детей». В роли детей Сатурна в нашем случае невольно выступают страны и народы, которые не успевают вовремя осуществить технологическую революцию, перевооружиться в самом широком смысле этого слова. Китай вон не успел, на очереди Турция и Россия… Это война, господа, а для войны нужны деньги, деньги и ещё раз деньги.

– Ваше величество, полагаю, у нас есть возможность раздобыть средства, не идя против совести и христианских ценностей, – неожиданно произнёс глава ЦБ. – Да-да, ваше величество, если изменить положение о Центральном банке и принять парочку законодательных актов, согласно которым не консорциум частных банков, а исключительно ваше императорское величество получит эксклюзивное право печатать деньги, то…

Выслушав план Шарапова, Владимир Александрович перевёл взгляд на министра финансов.