Имя врага
Часть 19 из 37 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
У Арбуза отобрали деньги и предупредили, что если он еще раз появится на Привозе, то ему кранты. Но Леха не сильно переживал. Он подался в фарцовщики, благо близко сошелся с одним человеком из верхушки, заправлявшим многим в этой сфере деятельности. И вот тут он разошелся вовсю.
Однажды в Староконном переулке был найден убитым один из мелких фарцовщиков, торгующих там же. У него обнаружили многочисленные раны на голове — короче говоря, его забили до смерти. По словам очевидцев, у него пропали ценные вещи — часы, золотой антикварный портсигар, который он собирался толкнуть, и достаточно большая сумма денег.
Парень был наркоманом, морфинистом. Когда-то он учился в медицинском институте, но там пристрастился к морфию, и его выгнали. Чтобы заработать на наркоту, он подался в фарцовщики. Но работал плохо — отдавал фирменные вещи задешево, дурил клиентуру, не платил проценты местному деляге, который курировал всех фарцовщиков со Староконного рынка… Более того, постоянно конфликтовал с ним, и тот в пылу гнева грозился его убить. Этим делягой, быстро взошедшим по карьерной лестнице и возглавившем всех фарцовщиков со Староконки, был Леха Арбуз.
Дело об убитом фарцовщике попало к Емельянову. Он сразу нашел свидетелей, которые показали, что вечером накануне убийства парень выпивал с Лехой Арбузом в бодеге возле Староконки, на Средней улице. Между ними произошла ссора, после чего фарцовщик сбежал из бодеги, а Леха Арбуз вышел сразу за ним. Емельянову все стало ясно.
Он задержал Леху, обыскал его квартиру и нашел золотой портсигар. После этого приступил к допросу.
Опер сразу понял, что, как все хитрые, подловатые, жадные и расчетливые люди, Леха Арбуз страшно труслив. Он не тот человек, который может противостоять своей твердостью характера. И не тот человек, который способен выжить в тюрьме.
Сильно надавив и даже применив физическую силу, Емельянов уже на первом допросе получил признание в убийстве. Леха Арбуз показал, что они выпивали вместе, парень его оскорбил, произошла ссора, Леха догнал его в Староконном переулке и несколько раз ударил по голове. Мол, пьян был, не соображал, что делает. Емельянов сразу понял, что это неправда. Фарцовщик мешал Лехе в кое-каких делах, и тот давно мечтал избавиться от него. Получив драгоценное признание, опер не стал спешить. Он сразу понял, что вытянул лотерейный билет.
Дело в том, что фарцовщики были замкнутым миром, уголовный розыск с ними вплотную не работал, что было большим упущением, потому что многие фарцовщики напрямую были тесно связаны с криминалом.
В архиве у Емельянова было несколько дел, в которых очень важной являлась бы информация от фарцовщиков. Та информация, которую он не мог получить. Поэтому он решил рискнуть и даже нарушить закон.
Опер припрятал признание Лехи и заставил его стать постоянным информатором, осведомителем в мире фарцовщиков и всех, кто вращался среди них. Леха Арбуз должен был стучать часто и подробно — по первому зову Емельянова. В ответ на это опер не давал ходу уголовному делу, прятал признание Лехи. Но стоило бы Арбузу что-то сделать не так, как Емельянов не постеснялся бы пустить в ход его признание об убийстве, и он об этом знал.
Леха Арбуз с радостью пошел на сотрудничество и стал передавать Емельянову такую ценную информацию, что тот только диву давался. Убийство же в Староконном переулке было списано как висяк.
Емельянов специально не подставил под это дело никого другого, чтобы держать Леху под постоянной угрозой.
И вот теперь опер срочно шел за информацией на встречу с ним.
Они никогда не встречались открыто. Емельянов избегал встречаться с Лехой даже на конспиративной квартире, которые есть у любого опера. Слишком уж он дорожил своим информатором и прикрывал его как только мог.
Емельянов той же спокойной, вальяжной походочкой подошел к кафе. За одним из столиков две девицы ели мороженое. В одной из них он узнал валютную проститутку, которая тоже стучала ему время от времени. Второй, очевидно, была подруга, которую девица уговаривала выйти на панель вместе с ней. Больше за столиками никого не было.
Проститутка была опытной актрисой и сделала вид, что никогда в жизни не видела Емельянова. Он тоже не смотрел в ее сторону.
Емельянов подошел к окошку, заказал стакан минералки и сказал:
— Жарко тут сегодня.
— К вечеру еще хуже будет, — пожилой бармен пожал плечами и протянул Емельянову стакан «Куяльника». А затем незаметно вложил в руку записку. Это был адрес, по которому Леха его ждет. Бармен был доверенным лицом и Лехи, и Емельянова. У опера тоже был на него компромат — продажа порнографических открыток иностранцам, — поэтому в этом месте бармен был «своим» человеком.
Емельянов неторопливо выпил минералку и пошел дальше, незаметно сжав записку в кулаке. И только отойдя на достаточно большое расстояние и убедившись, что вокруг никого нет, он ее развернул.
Леха Арбуз ждал его в небольшой подпольной гостинице тут же, поблизости, на Таможенной площади. Емельянов отлично знал это место. Это был настоящий притон, комнаты в котором сдавались по часам не только валютным проституткам, но и местным шалавам, которых в порту было не меньше. От валютных они отличались тем, что обслуживали местных, брали «деревянными» рублями и стоили намного дешевле.
Все местные были старше возрастом, жутко потрепаны и поголовно все, как одна, были наркоманками. Их жизнь близилась к закату, и закат этот был весьма печален. Такая участь ожидала каждую проститутку — конечно, если ей светило дожить до старости.
Время от времени на бордель производились облавы. Но так как хозяйка гостиницы была заслуженной пенсионеркой, почетным медработником, имела очень большие связи в партийных кругах, ее всегда отвыпускали, и бордель-гостиница продолжал функционировать.
Место встречи было выбрано очень удачно. Появление одинокого мужчины не вызвало бы там подозрения. А в борделе Емельянова не знали, потому что все облавы производили другие сотрудники.
Через 10 минут он оказался на Таможенной площади и сразу направился к невзрачному деревянному домишке, который стоял чуть в отдалении, ближе к крутому спуску с улицы Свердлова, бывшей Канатной.
На входе в квартиру — гостиница находилась на первом этаже — сидела какая-то девчонка, сотрудница старухи.
— В номер 17, — буркнул Емельянов, и девица кивнула, так как комната уже была оплачена.
Он без стука вошел в низенькую дверь с написанной черной краской цифрой 17. Обстановка комнаты была нищенской. У стены справа — двуспальный диван, посередине стол. Слева у стены — шифоньер. Заколоченное грязноватое окно без занавесок выходило во внутренний двор. Вытертый ковер на полу подчеркивал всю эту убогость.
Емельянову вдруг подумалось, что в этой комнате разбивалось все ощущение советской действительности, которую пыталась создать власть. Этот притон очень отличался от советских плакатов и лозунгов. Здесь жизнь представала такой, как она была, без прикрас. И вся та горечь, и чернота, которые присутствовали в этом мире, и была той настоящей реальностью, которую было невозможно заклеить красочными плакатами.
Леха Арбуз сидел за столом посередине комнаты и пил армянский коньяк. Бутылка этого коньяка стоила целое состояние. Очевидно, дела у него шли неплохо.
Леха был мрачен — он всегда был мрачен, когда встречался с Емельяновым, и опер не мог его за это винить. Он напоминал Арбузу самую страшную страницу его жизни и был вынужден напоминать ее постоянно. Поэтому мрачность Лехи была вполне естественной реакцией. Но Емельянову было на это плевать.
— Выпьете, гражданин начальник? — Леха подвинул к Емельянову достаточно чистый стакан.
— На работе не пью и тебе не советую, — Емельянов присел к столу. — Смотрю, хороший коньяк попиваешь.
— Да уж не жалуюсь, — хмыкнул Леха.
— Молодец, — Емельянов кивнул. — Теперь вернемся к нашим скорбным делам. Ты догадываешься, почему я тебя позвал?
— Из-за Паука, — Леха мрачно отвел глаза в сторону.
— Верно, — Емельянов кивнул. — Только вот откуда ты знаешь?
— Как Паук исчез без вести, все словно с ума посходили, — тяжело вздохнул Леха. — Его люди ко всем цеплялись, и ко мне тоже. Этот Дато…
— Дато Минзаури, правая рука Паука? — уточнил Емельянов.
— Он самый. А я что знаю? Я ничего не знаю! Да и не видел я Паука никогда.
— Итак, я знаю, что после своего освобождения из тюрьмы кто-то закупил у тебя одежду для Паука на большую сумму, — сказал Емельянов. — Все фирменное, дорогое, так?
— Верно, — Леха снова вздохнул, — Паук всегда любил хорошо одеваться.
— Кто был продавцом?
— Артем. Ну, вы знаете. Рыжий такой, возле мединститута торгует. Вот он. Но некоторые шмотки, которые хотели для Паука, по всем людям собирали. У меня джинсы взяли. Дорогие, как он хотел.
— Кто покупал?
— Дато.
— Деньги были Паука?
— Не только. Мне этот Дато проговорился, что многие дали на освобождение Паука. В том числе и из этих самых… — Леха трагически понизил голос и огляделся по сторонам.
— Из этих самых? — поразился Емельянов — такого поворота он не ожидал. — А ты не ошибаешься?
— Да вы что? Вы же наш мир знаете! У нас информация как подтверждение цены!
Емельянов задумался. Действительно, мир фарцы был совершенно особенный, отличавшийся от всех аспектов уголовной жизни.
Фарцовка была исконно советским изобретением, и весь масштаб этого уникального явления могли понимать только жители СССР.
Фарцовка, фарца — именно так на сленге называлась запрещенная в Советском Союзе продажа, перекупка импортных, недоступных рядовому советскому обывателю дефицитных товаров. Все то, о чем мечтал каждый человек, но в Советском Союзе никогда не видел в глаза.
Предметами спроса и предложения фарцовки выступали одежда, косметика, белье, предметы быта, книги, виниловые пластинки, аудиокассеты, бобины. С фарцовкой связаны были лица, по роду своей деятельности имеющие возможность тесно общаться с иностранцами — гиды, переводчики, таксисты, проститутки. В Одессе, где из-за моря и порта иностранцев было очень много, фарцовка процветала вовсю.
Глава 15
Точное происхождение понятия «фарцá» достоверно неизвестно. Некоторые считали, что корни происходят из старого одесского фольклора, от слова «форец».
«Форецом» называли человека, который очень много говорит, своим красноречием и разглагольствованиями на отвлеченные темы сбивает цену, скупает товар по дешевке и тут же, рядом, перепродает его втридорога.
По второй, более современной, версии, слово «фарцовщик» происходило от искаженного жаргонного слова «форсельщик» — от английского for sale — на продажу. For sale всегда звучало в составе стандартного вопроса, с которым фарцовщик обращался к иностранцу: Do you have anything for sale? (У вас есть что-нибудь на продажу?) С этим вопросом фарцовщики приставали ко всем иностранцам подряд — и к тем, кто приехал в деловую поездку, и к туристам.
Как только понятие «фарцы» прочно вошло в жизнь советского человека, тут же появились современные жаргонные выражения. Лица, занимающиеся фарцовкой, назывались на этом жаргоне соответственно фарцовщик, еще — утюг, бомбила, фарцы́, фарец, маклак, деловар, штальман.
У фарцовщиков существовал собственный интересный сленг, который частично родился в довоенной Одессе. Ее всегда считали столицей фарцы — и не только потому, что в портовом приморском городе было очень много иностранцев. А еще потому, что с давних времен Одесса славилась своей развитой торговлей и контрабандой, берущей начало с самого возникновения города.
Так, к примеру, валюту называли капуста, грины. Еще очень интересным словом было шузы — обувь. Так же: лопатник — кошелек, фирмá — предметы, товары фарцовки, самострок — подделка под фирму, пошитая в частной одесской артели, подпольно.
Был и определенный кодекс чести.
К примеру, считалось, что «впарить самострок» или сделать слишком большую наценку для постоянного клиента — это неэтично. Но со случайными, разовыми покупателями такие вещи были гордостью «мастера». «Разводить лоха на фирму» означало делать огромную наценку на товар, который совершенно столько не стоит. Это приветствовалось и повышало ранг фарцовщика в цепи.
Фарцовщики работали сетью, или цепью. Во главе стоял опытный человек, часто приближенный к власти и имеющий связи с милицией. Он же доставал самые лучшие, фирменные и дорогие вещи, а также имел контакты с подпольными мастерскими, которые тайком строчили подделки под брендовые вещи. Свой товар он часто распространял по цепи мелких фарцовщиков, которых ставил на точки. Чаще всего точки располагались на центральных рынках — для продажи и возле гостиниц, где живут иностранцы, — для покупки у иностранцев вещей. Если распространитель покупал хороший товар у иностранцев, он был обязан поставить в известность об этом своего главного.
Главный над цепочкой либо забирал товар себе и выплачивал распространителю вознаграждение, либо разрешал самостоятельно продавать добытый товар. Но тогда распространитель был обязан заплатить процент.
Законы среди фарцовщиков были достаточно демократичны. Но глава цепи был связан одной рукой с криминалом. И если зарвавшийся фарцовщик-распространитель дурил лидера, играл не по правилам и сильно хитрил, его могли полностью вышвырнуть из цепи и даже избить, наняв для этого специальных людей. Но до криминала, до такого избиения доходило редко.
Фарцовщики-распространители были очень заинтересованы в такой работе. Они прекрасно знали, что нигде не заработают столько, сколько могут получить, занимаясь непосредственно фарцовкой. И что на их место всегда есть куча желающих. Поэтому отношения с лидером цепочки старались не заострять.
Тем более, что лидер всегда выбивался из рядовых фарцовщиков и знал прекрасно реалии этой жизни. Поэтому ему старался помогать, а не мешать.
В мелкие фарцовщики, в распространители охотно брали студентов, им даже отдавали предпочтение. Студенты умели говорить много, грамотно, употребляя различные заумные слова, которые производили впечатление на покупателей, а главное, они говорили быстро, не давая покупателю одуматься. Ну и, конечно, ценились качества отличного продавца, к примеру, умение убедить человека взять абсолютно не нужный ему товар.
Какие же товары были больше всего популярны у фарцовщиков? Исключительной популярностью пользовались фирменные джинсы, туфли — особенно на платформе или на каблуке, кроссовки — «Адидас» или «Найк», любая другая одежда — к примеру, свитера с иностранными логотипами или эмблемами, украшения — бижутерия, не из драгоценных металлов, пластинки и бобины с музыкой, косметика, духи, ручки, жевательная резинка, сигареты…
Взамен иностранцу фарцовщик мог предложить черную или красную икру, всякие сувениры, особенно тарелки, расписанные в местном фольклоре, юбилейные рубли, советский алкоголь — водку, коньяк. Также у иностранцев большой популярностью пользовались значки с советской символикой.
Однажды в Староконном переулке был найден убитым один из мелких фарцовщиков, торгующих там же. У него обнаружили многочисленные раны на голове — короче говоря, его забили до смерти. По словам очевидцев, у него пропали ценные вещи — часы, золотой антикварный портсигар, который он собирался толкнуть, и достаточно большая сумма денег.
Парень был наркоманом, морфинистом. Когда-то он учился в медицинском институте, но там пристрастился к морфию, и его выгнали. Чтобы заработать на наркоту, он подался в фарцовщики. Но работал плохо — отдавал фирменные вещи задешево, дурил клиентуру, не платил проценты местному деляге, который курировал всех фарцовщиков со Староконного рынка… Более того, постоянно конфликтовал с ним, и тот в пылу гнева грозился его убить. Этим делягой, быстро взошедшим по карьерной лестнице и возглавившем всех фарцовщиков со Староконки, был Леха Арбуз.
Дело об убитом фарцовщике попало к Емельянову. Он сразу нашел свидетелей, которые показали, что вечером накануне убийства парень выпивал с Лехой Арбузом в бодеге возле Староконки, на Средней улице. Между ними произошла ссора, после чего фарцовщик сбежал из бодеги, а Леха Арбуз вышел сразу за ним. Емельянову все стало ясно.
Он задержал Леху, обыскал его квартиру и нашел золотой портсигар. После этого приступил к допросу.
Опер сразу понял, что, как все хитрые, подловатые, жадные и расчетливые люди, Леха Арбуз страшно труслив. Он не тот человек, который может противостоять своей твердостью характера. И не тот человек, который способен выжить в тюрьме.
Сильно надавив и даже применив физическую силу, Емельянов уже на первом допросе получил признание в убийстве. Леха Арбуз показал, что они выпивали вместе, парень его оскорбил, произошла ссора, Леха догнал его в Староконном переулке и несколько раз ударил по голове. Мол, пьян был, не соображал, что делает. Емельянов сразу понял, что это неправда. Фарцовщик мешал Лехе в кое-каких делах, и тот давно мечтал избавиться от него. Получив драгоценное признание, опер не стал спешить. Он сразу понял, что вытянул лотерейный билет.
Дело в том, что фарцовщики были замкнутым миром, уголовный розыск с ними вплотную не работал, что было большим упущением, потому что многие фарцовщики напрямую были тесно связаны с криминалом.
В архиве у Емельянова было несколько дел, в которых очень важной являлась бы информация от фарцовщиков. Та информация, которую он не мог получить. Поэтому он решил рискнуть и даже нарушить закон.
Опер припрятал признание Лехи и заставил его стать постоянным информатором, осведомителем в мире фарцовщиков и всех, кто вращался среди них. Леха Арбуз должен был стучать часто и подробно — по первому зову Емельянова. В ответ на это опер не давал ходу уголовному делу, прятал признание Лехи. Но стоило бы Арбузу что-то сделать не так, как Емельянов не постеснялся бы пустить в ход его признание об убийстве, и он об этом знал.
Леха Арбуз с радостью пошел на сотрудничество и стал передавать Емельянову такую ценную информацию, что тот только диву давался. Убийство же в Староконном переулке было списано как висяк.
Емельянов специально не подставил под это дело никого другого, чтобы держать Леху под постоянной угрозой.
И вот теперь опер срочно шел за информацией на встречу с ним.
Они никогда не встречались открыто. Емельянов избегал встречаться с Лехой даже на конспиративной квартире, которые есть у любого опера. Слишком уж он дорожил своим информатором и прикрывал его как только мог.
Емельянов той же спокойной, вальяжной походочкой подошел к кафе. За одним из столиков две девицы ели мороженое. В одной из них он узнал валютную проститутку, которая тоже стучала ему время от времени. Второй, очевидно, была подруга, которую девица уговаривала выйти на панель вместе с ней. Больше за столиками никого не было.
Проститутка была опытной актрисой и сделала вид, что никогда в жизни не видела Емельянова. Он тоже не смотрел в ее сторону.
Емельянов подошел к окошку, заказал стакан минералки и сказал:
— Жарко тут сегодня.
— К вечеру еще хуже будет, — пожилой бармен пожал плечами и протянул Емельянову стакан «Куяльника». А затем незаметно вложил в руку записку. Это был адрес, по которому Леха его ждет. Бармен был доверенным лицом и Лехи, и Емельянова. У опера тоже был на него компромат — продажа порнографических открыток иностранцам, — поэтому в этом месте бармен был «своим» человеком.
Емельянов неторопливо выпил минералку и пошел дальше, незаметно сжав записку в кулаке. И только отойдя на достаточно большое расстояние и убедившись, что вокруг никого нет, он ее развернул.
Леха Арбуз ждал его в небольшой подпольной гостинице тут же, поблизости, на Таможенной площади. Емельянов отлично знал это место. Это был настоящий притон, комнаты в котором сдавались по часам не только валютным проституткам, но и местным шалавам, которых в порту было не меньше. От валютных они отличались тем, что обслуживали местных, брали «деревянными» рублями и стоили намного дешевле.
Все местные были старше возрастом, жутко потрепаны и поголовно все, как одна, были наркоманками. Их жизнь близилась к закату, и закат этот был весьма печален. Такая участь ожидала каждую проститутку — конечно, если ей светило дожить до старости.
Время от времени на бордель производились облавы. Но так как хозяйка гостиницы была заслуженной пенсионеркой, почетным медработником, имела очень большие связи в партийных кругах, ее всегда отвыпускали, и бордель-гостиница продолжал функционировать.
Место встречи было выбрано очень удачно. Появление одинокого мужчины не вызвало бы там подозрения. А в борделе Емельянова не знали, потому что все облавы производили другие сотрудники.
Через 10 минут он оказался на Таможенной площади и сразу направился к невзрачному деревянному домишке, который стоял чуть в отдалении, ближе к крутому спуску с улицы Свердлова, бывшей Канатной.
На входе в квартиру — гостиница находилась на первом этаже — сидела какая-то девчонка, сотрудница старухи.
— В номер 17, — буркнул Емельянов, и девица кивнула, так как комната уже была оплачена.
Он без стука вошел в низенькую дверь с написанной черной краской цифрой 17. Обстановка комнаты была нищенской. У стены справа — двуспальный диван, посередине стол. Слева у стены — шифоньер. Заколоченное грязноватое окно без занавесок выходило во внутренний двор. Вытертый ковер на полу подчеркивал всю эту убогость.
Емельянову вдруг подумалось, что в этой комнате разбивалось все ощущение советской действительности, которую пыталась создать власть. Этот притон очень отличался от советских плакатов и лозунгов. Здесь жизнь представала такой, как она была, без прикрас. И вся та горечь, и чернота, которые присутствовали в этом мире, и была той настоящей реальностью, которую было невозможно заклеить красочными плакатами.
Леха Арбуз сидел за столом посередине комнаты и пил армянский коньяк. Бутылка этого коньяка стоила целое состояние. Очевидно, дела у него шли неплохо.
Леха был мрачен — он всегда был мрачен, когда встречался с Емельяновым, и опер не мог его за это винить. Он напоминал Арбузу самую страшную страницу его жизни и был вынужден напоминать ее постоянно. Поэтому мрачность Лехи была вполне естественной реакцией. Но Емельянову было на это плевать.
— Выпьете, гражданин начальник? — Леха подвинул к Емельянову достаточно чистый стакан.
— На работе не пью и тебе не советую, — Емельянов присел к столу. — Смотрю, хороший коньяк попиваешь.
— Да уж не жалуюсь, — хмыкнул Леха.
— Молодец, — Емельянов кивнул. — Теперь вернемся к нашим скорбным делам. Ты догадываешься, почему я тебя позвал?
— Из-за Паука, — Леха мрачно отвел глаза в сторону.
— Верно, — Емельянов кивнул. — Только вот откуда ты знаешь?
— Как Паук исчез без вести, все словно с ума посходили, — тяжело вздохнул Леха. — Его люди ко всем цеплялись, и ко мне тоже. Этот Дато…
— Дато Минзаури, правая рука Паука? — уточнил Емельянов.
— Он самый. А я что знаю? Я ничего не знаю! Да и не видел я Паука никогда.
— Итак, я знаю, что после своего освобождения из тюрьмы кто-то закупил у тебя одежду для Паука на большую сумму, — сказал Емельянов. — Все фирменное, дорогое, так?
— Верно, — Леха снова вздохнул, — Паук всегда любил хорошо одеваться.
— Кто был продавцом?
— Артем. Ну, вы знаете. Рыжий такой, возле мединститута торгует. Вот он. Но некоторые шмотки, которые хотели для Паука, по всем людям собирали. У меня джинсы взяли. Дорогие, как он хотел.
— Кто покупал?
— Дато.
— Деньги были Паука?
— Не только. Мне этот Дато проговорился, что многие дали на освобождение Паука. В том числе и из этих самых… — Леха трагически понизил голос и огляделся по сторонам.
— Из этих самых? — поразился Емельянов — такого поворота он не ожидал. — А ты не ошибаешься?
— Да вы что? Вы же наш мир знаете! У нас информация как подтверждение цены!
Емельянов задумался. Действительно, мир фарцы был совершенно особенный, отличавшийся от всех аспектов уголовной жизни.
Фарцовка была исконно советским изобретением, и весь масштаб этого уникального явления могли понимать только жители СССР.
Фарцовка, фарца — именно так на сленге называлась запрещенная в Советском Союзе продажа, перекупка импортных, недоступных рядовому советскому обывателю дефицитных товаров. Все то, о чем мечтал каждый человек, но в Советском Союзе никогда не видел в глаза.
Предметами спроса и предложения фарцовки выступали одежда, косметика, белье, предметы быта, книги, виниловые пластинки, аудиокассеты, бобины. С фарцовкой связаны были лица, по роду своей деятельности имеющие возможность тесно общаться с иностранцами — гиды, переводчики, таксисты, проститутки. В Одессе, где из-за моря и порта иностранцев было очень много, фарцовка процветала вовсю.
Глава 15
Точное происхождение понятия «фарцá» достоверно неизвестно. Некоторые считали, что корни происходят из старого одесского фольклора, от слова «форец».
«Форецом» называли человека, который очень много говорит, своим красноречием и разглагольствованиями на отвлеченные темы сбивает цену, скупает товар по дешевке и тут же, рядом, перепродает его втридорога.
По второй, более современной, версии, слово «фарцовщик» происходило от искаженного жаргонного слова «форсельщик» — от английского for sale — на продажу. For sale всегда звучало в составе стандартного вопроса, с которым фарцовщик обращался к иностранцу: Do you have anything for sale? (У вас есть что-нибудь на продажу?) С этим вопросом фарцовщики приставали ко всем иностранцам подряд — и к тем, кто приехал в деловую поездку, и к туристам.
Как только понятие «фарцы» прочно вошло в жизнь советского человека, тут же появились современные жаргонные выражения. Лица, занимающиеся фарцовкой, назывались на этом жаргоне соответственно фарцовщик, еще — утюг, бомбила, фарцы́, фарец, маклак, деловар, штальман.
У фарцовщиков существовал собственный интересный сленг, который частично родился в довоенной Одессе. Ее всегда считали столицей фарцы — и не только потому, что в портовом приморском городе было очень много иностранцев. А еще потому, что с давних времен Одесса славилась своей развитой торговлей и контрабандой, берущей начало с самого возникновения города.
Так, к примеру, валюту называли капуста, грины. Еще очень интересным словом было шузы — обувь. Так же: лопатник — кошелек, фирмá — предметы, товары фарцовки, самострок — подделка под фирму, пошитая в частной одесской артели, подпольно.
Был и определенный кодекс чести.
К примеру, считалось, что «впарить самострок» или сделать слишком большую наценку для постоянного клиента — это неэтично. Но со случайными, разовыми покупателями такие вещи были гордостью «мастера». «Разводить лоха на фирму» означало делать огромную наценку на товар, который совершенно столько не стоит. Это приветствовалось и повышало ранг фарцовщика в цепи.
Фарцовщики работали сетью, или цепью. Во главе стоял опытный человек, часто приближенный к власти и имеющий связи с милицией. Он же доставал самые лучшие, фирменные и дорогие вещи, а также имел контакты с подпольными мастерскими, которые тайком строчили подделки под брендовые вещи. Свой товар он часто распространял по цепи мелких фарцовщиков, которых ставил на точки. Чаще всего точки располагались на центральных рынках — для продажи и возле гостиниц, где живут иностранцы, — для покупки у иностранцев вещей. Если распространитель покупал хороший товар у иностранцев, он был обязан поставить в известность об этом своего главного.
Главный над цепочкой либо забирал товар себе и выплачивал распространителю вознаграждение, либо разрешал самостоятельно продавать добытый товар. Но тогда распространитель был обязан заплатить процент.
Законы среди фарцовщиков были достаточно демократичны. Но глава цепи был связан одной рукой с криминалом. И если зарвавшийся фарцовщик-распространитель дурил лидера, играл не по правилам и сильно хитрил, его могли полностью вышвырнуть из цепи и даже избить, наняв для этого специальных людей. Но до криминала, до такого избиения доходило редко.
Фарцовщики-распространители были очень заинтересованы в такой работе. Они прекрасно знали, что нигде не заработают столько, сколько могут получить, занимаясь непосредственно фарцовкой. И что на их место всегда есть куча желающих. Поэтому отношения с лидером цепочки старались не заострять.
Тем более, что лидер всегда выбивался из рядовых фарцовщиков и знал прекрасно реалии этой жизни. Поэтому ему старался помогать, а не мешать.
В мелкие фарцовщики, в распространители охотно брали студентов, им даже отдавали предпочтение. Студенты умели говорить много, грамотно, употребляя различные заумные слова, которые производили впечатление на покупателей, а главное, они говорили быстро, не давая покупателю одуматься. Ну и, конечно, ценились качества отличного продавца, к примеру, умение убедить человека взять абсолютно не нужный ему товар.
Какие же товары были больше всего популярны у фарцовщиков? Исключительной популярностью пользовались фирменные джинсы, туфли — особенно на платформе или на каблуке, кроссовки — «Адидас» или «Найк», любая другая одежда — к примеру, свитера с иностранными логотипами или эмблемами, украшения — бижутерия, не из драгоценных металлов, пластинки и бобины с музыкой, косметика, духи, ручки, жевательная резинка, сигареты…
Взамен иностранцу фарцовщик мог предложить черную или красную икру, всякие сувениры, особенно тарелки, расписанные в местном фольклоре, юбилейные рубли, советский алкоголь — водку, коньяк. Также у иностранцев большой популярностью пользовались значки с советской символикой.