Имя ветра
Часть 21 из 154 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ну, это упрощает дело, – услышал я голос отца. – Надо было вас спросить еще месяц назад! Ну а почему они делают то, что делают, вы, наверное, не знаете?
По тону отца чувствовалось, что он, на самом деле, и не рассчитывает на ответ.
– А-а, вот это-то и есть подлинная загадка, верно? – хмыкнул Бен. – Думаю, именно это делает их более жуткими, чем всех прочих страшилищ, о которых говорится в историях. Призрак жаждет мести, демону нужна твоя душа, шатуну холодно и голодно. Это делает их не столь ужасными. То, что можно понять, можно попытаться контролировать. А вот чандрианы налетают, как молния с ясного неба. Просто разрушение. Без складу, без ладу, без причин.
– В моей песне будут и склад, и лад, и причины! – сказал отец с угрюмой решимостью. – По-моему, я все же докопался до их целей – столько времени спустя. Я выудил их из истории, собранной по крохам, по кусочкам. Вот что меня особенно раздражает: все самое сложное уже сделано, а вот с мелочами столько хлопот!
– Так вы думаете, что все поняли? – с любопытством спросил Бен. – И в чем же состоит ваша теория?
Отец негромко хохотнул:
– Ну уж нет, Бен! Вам придется подождать вместе с остальными. Слишком долго я потел над этой песней, чтобы вот так взять и выдать самую суть до того, как она окончена!
В голосе Бена послышалось разочарование.
– Ну, я уверен, что это всего лишь изысканная уловка, придуманная для того, чтобы заставить меня продолжать путешествовать с вами! – проворчал он. – Я же не смогу уйти, пока не услышу эту обугленную песню!
– Так помогите же нам ее закончить! – сказала моя мать. – Еще одни ключевые сведения, которых мы никак не можем раздобыть – это знаки чандриан. Все сходятся на том, что существуют знаки, предупреждающие об их присутствии, но относительно того, что это за знаки, расходятся все.
– Дайте-ка подумать… – сказал Бен. – Ну разумеется, синий огонь – это очевидно. Однако я бы не стал приписывать его именно чандрианам. В некоторых историях это признак демонов вообще. А в других – существ из Фейе или магии, не важно какой.
– Синий огонь говорит еще и о дурном воздухе в копях, – заметила мать.
– Что, в самом деле? – спросил отец.
Мать кивнула:
– Когда огонек лампы синеет, это говорит о том, что в воздухе присутствует рудничный газ.
– Боже милосердный, рудничный газ в угольных копях! – воскликнул отец. – Либо задуть лампу и заблудиться в кромешной тьме, либо оставить ее гореть и взлететь на воздух со всей шахтой! Да тут никаких демонов не надо, это куда страшнее!
– Я должен также сознаться, что отдельные арканисты иногда используют нарочно приготовленные свечи или факелы, чтобы производить впечатление на легковерных простолюдинов, – заметил Бен, смущенно покашливая.
Мать расхохоталась:
– Бен, вспомните, с кем вы говорите! С нашей точки зрения, устроить небольшое представление – отнюдь не грех! Кстати, синие свечи пришлись бы нам очень кстати в следующий раз, как будем ставить «Деонику». Если у вас где-нибудь завалялась пара таких свечей, будем очень признательны.
– Ну, я посмотрю, может, что и получится, – сказал Бен с усмешкой в голосе. – А что касается прочих знаков… Ну, говорят, будто у одного из них глаза как у козы, то ли вовсе глаз нет, то ли черные глаза… Вот это я слышал довольно часто. Слышал я также, что в присутствии чандриан гибнут растения. Дерево гниет, металл ржавеет, кирпич рассыпается… – он помолчал. – Однако не могу сказать, считать это за несколько знаков или за один.
– Во-от, вы начинаете понимать, в чем моя проблема! – угрюмо сказал отец. – А еще остается вопрос, всем ли им присущи одни и те же знаки или же у каждого по паре разных.
– Ну я же тебе говорила! – бросила мать. – Каждый из знаков присущ кому-то одному. Так логичнее всего.
– Вот, излюбленная теория моей супруги! – сказал отец. – Но она не сходится. В некоторых историях единственный знак – это синий огонь. В других животные бесятся, а про синий огонь ни слова. А в третьих говорится и про человека с черными глазами, и про то, что животные бесятся, и про синий огонь тоже!
– Я же тебе говорила, как в этом разобраться! – сказала мать. Судя по ее раздраженному тону, этот спор они вели не впервые. – Они же не всегда появляются все вместе. Они могут приходить по трое или по четверо. И если от одного из них пламя тускнеет, то будет казаться, будто все они заставляют пламя тускнеть. Вот отсюда-то и расхождения в историях! И разное число, и разные знаки зависят от того, сколько их там присутствовало.
Отец что-то буркнул.
– Толковая у тебя жена, Арль! – сказал Бен, сняв повисшее напряжение. – За сколько продашь?
– Она мне, к сожалению, самому нужна, для работы. Но если тебя устроит взять ее на время внаем, то мы, пожалуй, сумеем договориться за уме…
Послышался увесистый тумак, мой отец болезненно крякнул своим звучным баритоном.
– Никакие другие знаки на ум не приходят?
– Предполагается, что они холодные на ощупь. Хотя каким образом это стало известно – ума не приложу. Я слышал, что возле них огонь не горит. Хотя это прямо противоречит тому, что огонь становится синим. Возможно…
Поднялся ветер, деревья зашумели. Шелест листвы заглушил то, что сказал Бен. Я воспользовался шумом, чтобы подобраться на несколько шагов поближе.
– …«Скованы тенью», что бы это ни значило, – услышал я голос отца, когда ветер улегся.
Бен хмыкнул:
– Я этого тоже сказать не могу. Слышал я историю, в которой их выдало то, что тени их смотрели в противоположном направлении, навстречу свету. И еще одну, в которой говорилось, будто один из них был «В ярме тени». Там было сказано «что-то там в ярме тени». Но будь я проклят, если помню имя…
– Кстати, насчет имен – с ними у меня тоже проблемы, – сказал отец. – Я собрал пару десятков и был бы тебе признателен, если бы ты сказал, что думаешь по этому поводу. Самое распространенное…
– Вообще-то, Арль, – перебил его Бен, – я был бы тебе признателен, если бы ты не стал их произносить. Их имена, я имею в виду. Можешь написать на земле, коли хочешь, а не то я могу сходить за грифельной доской, но мне будет куда спокойнее, если ты не станешь их называть вслух. Знаешь, как говорят: береженого Бог бережет.
Воцарилось глубокое молчание. Я, пробиравшийся вперед, так и застыл с поднятой ногой, из опасения, что меня услышат.
– Ну, чего вы на меня так уставились? – сердито буркнул Бен.
– Да мы просто удивлены, Бен, – ответил мягкий голос моей матери. – Нам казалось, ты не из суеверных.
– Я не суеверен, – сказал Бен. – Я осторожен. Это разные вещи.
– Ну да, разумеется, – сказал отец. – Мне и в голову не приходило…
– Прибереги это для тех, кто тебе платит, Арль, – перебил Бен. В его голосе отчетливо слышалось раздражение. – Ты, конечно, слишком хороший актер, чтобы это показывать, но я прекрасно вижу, когда меня держат за свихнувшегося!
– Да я просто не ожидал такого, Бен, – виновато отвечал отец. – Ты человек образованный, а я так устал, что люди тут же хватаются за железо и льют пиво, как только упомянешь о чандрианах! Я же не путаюсь с темными силами, я просто историю восстанавливаю!
– Так вот, выслушай меня. Вы оба мне слишком нравитесь, чтобы допустить, чтобы вы считали меня старым дураком, – сказал Бен. – И к тому же мне потом надо кое о чем с вами поговорить, и для этого мне нужно, чтобы вы принимали меня всерьез.
Ветер набирал силу, и я воспользовался этим, чтобы пройти последние несколько шагов. Я подобрался к углу родительского фургона и выглянул сквозь завесу листвы. Все трое сидели вокруг костерка. Бен устроился на пеньке и кутался в свой потрепанный бурый плащ. Родители сидели напротив, мать привалилась к отцу, на плечи у них было накинуто одеяло.
Бен наполнил кожаную кружку из глиняной бутыли и протянул кружку моей матери. Когда он говорил, изо рта у него шел пар.
– Как относятся к демонам в Атуре? – спросил он.
– Боятся! – отец постучал себя по виску. – От всей этой религии у них мозги размякли.
– Ну а в Винтасе? – спросил Бен. – Там довольно много тейлинцев. Они к демонам так же относятся?
Мать покачала головой:
– Они полагают, что это несколько глупо. Они предпочитают думать, что демоны – это метафора.
– А кого же тогда боятся по ночам в Винтасе?
– Фейри, – ответила мать.
– Курганных жителей, – ответил отец одновременно с ней.
– Оба вы правы, смотря в какой части страны вы находитесь, – сказал Бен. – Ну а тут, в Содружестве, люди посмеиваются и над тем, и над другим. – Он указал на деревья вокруг нас. – Однако ближе к осени они стараются вести себя осторожно, чтобы не накликать шатунов.
– Так уж жизнь устроена, – добавил отец. – Половина актерского ремесла – в том, чтобы знать, чем дышит публика.
– Вы по-прежнему думаете, будто я тронулся умом, – усмехнулся Бен. – Вот послушайте: предположим, завтра мы приедем в Бирен и кто-нибудь вам скажет, что в лесу водятся шатуны. Вы ему поверите?
Отец покачал головой.
– Ну а если вам это скажут двое?
Отец снова покачал головой.
Бен подался вперед, не вставая с пенька:
– Ну а если десять человек вам скажут совершенно серьезно, что в лесу бродят шатуны, которые пожирают…
– Да нет же, конечно, я в это не поверю! – рассердился отец. – Это же курам на смех!
– Не поверишь, конечно, – согласился Бен и поднял палец. – Но вопрос-то вот в чем: а в лес ты после этого пойдешь?
Отец замер и впал в задумчивость.
Бен кивнул:
– Глупо было бы не прислушаться, когда полгорода тебя предупреждает, что там опасно, даже если ты и не веришь в то, во что верят они. Ну а если шатунов вы не боитесь, чего же тогда боитесь вы?
– Медведей.
– Разбойников.
– Хорошие, разумные страхи для бродячего актера, – сказал Бен. – Страхи, которых горожане не поймут. В каждой местности – свои мелкие предрассудки, и все смеются над той чушью, в которую верит народ за рекой.
Он серьезно взглянул на них:
– Но вот слышали ли вы хоть раз шуточную песню или забавную историю про чандриан, а? Ставлю пенни, что ни разу.
Мать поразмыслила и покачала головой. Отец как следует приложился к кружке и последовал ее примеру.
– Так вот, я не хочу сказать, что чандрианы и в самом деле бродят где-то поблизости, налетая и убивая, точно молния с ясного неба. Однако боятся их повсюду. А такого обычно без причин не бывает.
Бен усмехнулся и опрокинул свою глиняную чашку, вытряхнув на землю последние капли пива.
По тону отца чувствовалось, что он, на самом деле, и не рассчитывает на ответ.
– А-а, вот это-то и есть подлинная загадка, верно? – хмыкнул Бен. – Думаю, именно это делает их более жуткими, чем всех прочих страшилищ, о которых говорится в историях. Призрак жаждет мести, демону нужна твоя душа, шатуну холодно и голодно. Это делает их не столь ужасными. То, что можно понять, можно попытаться контролировать. А вот чандрианы налетают, как молния с ясного неба. Просто разрушение. Без складу, без ладу, без причин.
– В моей песне будут и склад, и лад, и причины! – сказал отец с угрюмой решимостью. – По-моему, я все же докопался до их целей – столько времени спустя. Я выудил их из истории, собранной по крохам, по кусочкам. Вот что меня особенно раздражает: все самое сложное уже сделано, а вот с мелочами столько хлопот!
– Так вы думаете, что все поняли? – с любопытством спросил Бен. – И в чем же состоит ваша теория?
Отец негромко хохотнул:
– Ну уж нет, Бен! Вам придется подождать вместе с остальными. Слишком долго я потел над этой песней, чтобы вот так взять и выдать самую суть до того, как она окончена!
В голосе Бена послышалось разочарование.
– Ну, я уверен, что это всего лишь изысканная уловка, придуманная для того, чтобы заставить меня продолжать путешествовать с вами! – проворчал он. – Я же не смогу уйти, пока не услышу эту обугленную песню!
– Так помогите же нам ее закончить! – сказала моя мать. – Еще одни ключевые сведения, которых мы никак не можем раздобыть – это знаки чандриан. Все сходятся на том, что существуют знаки, предупреждающие об их присутствии, но относительно того, что это за знаки, расходятся все.
– Дайте-ка подумать… – сказал Бен. – Ну разумеется, синий огонь – это очевидно. Однако я бы не стал приписывать его именно чандрианам. В некоторых историях это признак демонов вообще. А в других – существ из Фейе или магии, не важно какой.
– Синий огонь говорит еще и о дурном воздухе в копях, – заметила мать.
– Что, в самом деле? – спросил отец.
Мать кивнула:
– Когда огонек лампы синеет, это говорит о том, что в воздухе присутствует рудничный газ.
– Боже милосердный, рудничный газ в угольных копях! – воскликнул отец. – Либо задуть лампу и заблудиться в кромешной тьме, либо оставить ее гореть и взлететь на воздух со всей шахтой! Да тут никаких демонов не надо, это куда страшнее!
– Я должен также сознаться, что отдельные арканисты иногда используют нарочно приготовленные свечи или факелы, чтобы производить впечатление на легковерных простолюдинов, – заметил Бен, смущенно покашливая.
Мать расхохоталась:
– Бен, вспомните, с кем вы говорите! С нашей точки зрения, устроить небольшое представление – отнюдь не грех! Кстати, синие свечи пришлись бы нам очень кстати в следующий раз, как будем ставить «Деонику». Если у вас где-нибудь завалялась пара таких свечей, будем очень признательны.
– Ну, я посмотрю, может, что и получится, – сказал Бен с усмешкой в голосе. – А что касается прочих знаков… Ну, говорят, будто у одного из них глаза как у козы, то ли вовсе глаз нет, то ли черные глаза… Вот это я слышал довольно часто. Слышал я также, что в присутствии чандриан гибнут растения. Дерево гниет, металл ржавеет, кирпич рассыпается… – он помолчал. – Однако не могу сказать, считать это за несколько знаков или за один.
– Во-от, вы начинаете понимать, в чем моя проблема! – угрюмо сказал отец. – А еще остается вопрос, всем ли им присущи одни и те же знаки или же у каждого по паре разных.
– Ну я же тебе говорила! – бросила мать. – Каждый из знаков присущ кому-то одному. Так логичнее всего.
– Вот, излюбленная теория моей супруги! – сказал отец. – Но она не сходится. В некоторых историях единственный знак – это синий огонь. В других животные бесятся, а про синий огонь ни слова. А в третьих говорится и про человека с черными глазами, и про то, что животные бесятся, и про синий огонь тоже!
– Я же тебе говорила, как в этом разобраться! – сказала мать. Судя по ее раздраженному тону, этот спор они вели не впервые. – Они же не всегда появляются все вместе. Они могут приходить по трое или по четверо. И если от одного из них пламя тускнеет, то будет казаться, будто все они заставляют пламя тускнеть. Вот отсюда-то и расхождения в историях! И разное число, и разные знаки зависят от того, сколько их там присутствовало.
Отец что-то буркнул.
– Толковая у тебя жена, Арль! – сказал Бен, сняв повисшее напряжение. – За сколько продашь?
– Она мне, к сожалению, самому нужна, для работы. Но если тебя устроит взять ее на время внаем, то мы, пожалуй, сумеем договориться за уме…
Послышался увесистый тумак, мой отец болезненно крякнул своим звучным баритоном.
– Никакие другие знаки на ум не приходят?
– Предполагается, что они холодные на ощупь. Хотя каким образом это стало известно – ума не приложу. Я слышал, что возле них огонь не горит. Хотя это прямо противоречит тому, что огонь становится синим. Возможно…
Поднялся ветер, деревья зашумели. Шелест листвы заглушил то, что сказал Бен. Я воспользовался шумом, чтобы подобраться на несколько шагов поближе.
– …«Скованы тенью», что бы это ни значило, – услышал я голос отца, когда ветер улегся.
Бен хмыкнул:
– Я этого тоже сказать не могу. Слышал я историю, в которой их выдало то, что тени их смотрели в противоположном направлении, навстречу свету. И еще одну, в которой говорилось, будто один из них был «В ярме тени». Там было сказано «что-то там в ярме тени». Но будь я проклят, если помню имя…
– Кстати, насчет имен – с ними у меня тоже проблемы, – сказал отец. – Я собрал пару десятков и был бы тебе признателен, если бы ты сказал, что думаешь по этому поводу. Самое распространенное…
– Вообще-то, Арль, – перебил его Бен, – я был бы тебе признателен, если бы ты не стал их произносить. Их имена, я имею в виду. Можешь написать на земле, коли хочешь, а не то я могу сходить за грифельной доской, но мне будет куда спокойнее, если ты не станешь их называть вслух. Знаешь, как говорят: береженого Бог бережет.
Воцарилось глубокое молчание. Я, пробиравшийся вперед, так и застыл с поднятой ногой, из опасения, что меня услышат.
– Ну, чего вы на меня так уставились? – сердито буркнул Бен.
– Да мы просто удивлены, Бен, – ответил мягкий голос моей матери. – Нам казалось, ты не из суеверных.
– Я не суеверен, – сказал Бен. – Я осторожен. Это разные вещи.
– Ну да, разумеется, – сказал отец. – Мне и в голову не приходило…
– Прибереги это для тех, кто тебе платит, Арль, – перебил Бен. В его голосе отчетливо слышалось раздражение. – Ты, конечно, слишком хороший актер, чтобы это показывать, но я прекрасно вижу, когда меня держат за свихнувшегося!
– Да я просто не ожидал такого, Бен, – виновато отвечал отец. – Ты человек образованный, а я так устал, что люди тут же хватаются за железо и льют пиво, как только упомянешь о чандрианах! Я же не путаюсь с темными силами, я просто историю восстанавливаю!
– Так вот, выслушай меня. Вы оба мне слишком нравитесь, чтобы допустить, чтобы вы считали меня старым дураком, – сказал Бен. – И к тому же мне потом надо кое о чем с вами поговорить, и для этого мне нужно, чтобы вы принимали меня всерьез.
Ветер набирал силу, и я воспользовался этим, чтобы пройти последние несколько шагов. Я подобрался к углу родительского фургона и выглянул сквозь завесу листвы. Все трое сидели вокруг костерка. Бен устроился на пеньке и кутался в свой потрепанный бурый плащ. Родители сидели напротив, мать привалилась к отцу, на плечи у них было накинуто одеяло.
Бен наполнил кожаную кружку из глиняной бутыли и протянул кружку моей матери. Когда он говорил, изо рта у него шел пар.
– Как относятся к демонам в Атуре? – спросил он.
– Боятся! – отец постучал себя по виску. – От всей этой религии у них мозги размякли.
– Ну а в Винтасе? – спросил Бен. – Там довольно много тейлинцев. Они к демонам так же относятся?
Мать покачала головой:
– Они полагают, что это несколько глупо. Они предпочитают думать, что демоны – это метафора.
– А кого же тогда боятся по ночам в Винтасе?
– Фейри, – ответила мать.
– Курганных жителей, – ответил отец одновременно с ней.
– Оба вы правы, смотря в какой части страны вы находитесь, – сказал Бен. – Ну а тут, в Содружестве, люди посмеиваются и над тем, и над другим. – Он указал на деревья вокруг нас. – Однако ближе к осени они стараются вести себя осторожно, чтобы не накликать шатунов.
– Так уж жизнь устроена, – добавил отец. – Половина актерского ремесла – в том, чтобы знать, чем дышит публика.
– Вы по-прежнему думаете, будто я тронулся умом, – усмехнулся Бен. – Вот послушайте: предположим, завтра мы приедем в Бирен и кто-нибудь вам скажет, что в лесу водятся шатуны. Вы ему поверите?
Отец покачал головой.
– Ну а если вам это скажут двое?
Отец снова покачал головой.
Бен подался вперед, не вставая с пенька:
– Ну а если десять человек вам скажут совершенно серьезно, что в лесу бродят шатуны, которые пожирают…
– Да нет же, конечно, я в это не поверю! – рассердился отец. – Это же курам на смех!
– Не поверишь, конечно, – согласился Бен и поднял палец. – Но вопрос-то вот в чем: а в лес ты после этого пойдешь?
Отец замер и впал в задумчивость.
Бен кивнул:
– Глупо было бы не прислушаться, когда полгорода тебя предупреждает, что там опасно, даже если ты и не веришь в то, во что верят они. Ну а если шатунов вы не боитесь, чего же тогда боитесь вы?
– Медведей.
– Разбойников.
– Хорошие, разумные страхи для бродячего актера, – сказал Бен. – Страхи, которых горожане не поймут. В каждой местности – свои мелкие предрассудки, и все смеются над той чушью, в которую верит народ за рекой.
Он серьезно взглянул на них:
– Но вот слышали ли вы хоть раз шуточную песню или забавную историю про чандриан, а? Ставлю пенни, что ни разу.
Мать поразмыслила и покачала головой. Отец как следует приложился к кружке и последовал ее примеру.
– Так вот, я не хочу сказать, что чандрианы и в самом деле бродят где-то поблизости, налетая и убивая, точно молния с ясного неба. Однако боятся их повсюду. А такого обычно без причин не бывает.
Бен усмехнулся и опрокинул свою глиняную чашку, вытряхнув на землю последние капли пива.