Именинница
Часть 54 из 73 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Пит, о чем ты?
Она слышала его дыхание. И беспокойство, — оттого, что не может проконтролировать ситуацию на месте.
— Кто-то из полицейских продался.
— Кто-то…
— Да, одного из них завербовала мафия. Так они получили доступ к моим документам. Записи секретных встреч с моим куратором из полиции, информация, которую я передавал как агент, — теперь все это в их руках. И этими бумагами они пытаются меня шантажировать. Хотят принудить делать то, чего я делать не собираюсь. Именно так в школьном рюкзаке Расмуса и оказалась ручная граната. Именно поэтому я замаскировался и спрятал вас в надежном месте. Но когда я оборвал все контакты с шантажистами, они взорвали наш дом.
После того как Пит дал отбой, она долго еще сидела с телефоном в руке, а потом медленно опустилась на пол и заплакала. Иногда это единственное, что остается тому, кто лишен возможности двигаться, будь то вперед или назад, даже если оставаться на месте невыносимо.
Зофия открыла дверь. Дети ждали в прихожей.
Расмус стоял впереди, слезы на его лице так напоминали ее собственные.
Хюго за его спиной, с Луизой на руках.
— Мама, я… я хочу к тебе.
Расмус обнял мать и, похоже, не собирался отпускать.
— Тогда идем со мной, нужно переодеть Луизу.
Расмус быстро проскочил в ванную, как будто боялся, что мама передумает. Но Зофия смотрела на старшего, своего умницу Хюго, который молча передал ей младшую сестренку. Она поцеловала мальчика в лоб и оставила стоять за дверью, не задумываясь о том, что он будет делать дальше. А Хюго не собирался стоять в чужой прихожей, когда его родной дом лежал в руинах. Он осторожно прикрыл дверь ванной, — до щелчка, — и Зофия ничего не заметила. Это был его шанс разузнать все про пол в том гардеробе. Тот, который двигается, если на него прыгнуть, и имеет круглую черную рукоятку в углу за дверной коробкой. Если Хюго на этот раз повезет, он откроет люк, оставаясь снаружи гардероба, чтобы не блокировать его своим весом.
От ванной до гардероба в спальне девять быстрых шагов.
Но идти шагом невозможно, Хюго бежит.
Открывает гардероб, садится на корточки, хватается за черную рукоятку, и пол… поднимается, как крышка.
Под полом открывается черная пещера. Хюго забирается в гардероб и пытается нащупать ее стенки — безрезультатно, под пальцами пустота. Тогда он цепляется ногами за нижнюю полку, держится руками за край пещеры и свешивается вниз верхней частью корпуса. Простукивает пол с той стороны — звук гулкий, как будто внутри между двумя тонкими перекрытиями — полость.
Дыра в полу гардероба ведет в подземелье, теперь Хюго точно это знает.
И это то, что папа назвал «запасным выходом».
07.25 (Осталось 14 часов и 37 минут)
Он должен двигаться дальше.
Вперед и только вперед, чтобы не дать чувствам возможности пробудиться.
Потому что для Пита снова настал миг искушения, когда в голове рождались опасные мысли. Это было единственное, о чем Пит запретил себе думать, и в то же время ни о чем другом он думать не мог.
Зо сказала, что их дом взорван. Их лишили единственного убежища, семейного гнезда. Если это и в самом деле так, тому существует одно-единственное объяснение. Те, кто ему угрожает, заявили тем самым, что готовы сделать следующий шаг, уже в отношении людей, а не дома из дерева и камня.
Но, как и в прошлый и позапрошлый раз, Пит должен был отгородиться от всего этого, отвернуться, чтобы ни в коем случае не соскользнуть в ту оставленную им реальность.
Времени оставалось не так много, и оно шло.
Потому что должно было идти.
— Плохие новости, коллега Ларсон?
Кафе, которое выбрал Латифи, открывалось рано, но посетители собирались только ближе к полудню. А в этот ранний час здесь никого не было, кроме владельца заведения за стойкой, занятого, по его словам, приготовлением лучшей в мире пахлавы, а именно кипячением воды с сахаром.
— Можно сказать и так, — ответил Пит на вопрос албанского коллеги.
— В таком случае я могу немного скрасить ситуацию, потому что у меня хорошая новость.
С этими словами Латифи положил конверт рядом с чашкой Хоффмана.
— Только не открывай сейчас. Дождись, когда останешься один. То, что я передал тебе на крыше, были бумаги из общего архива, а эти чертежи из его секретного отделения. Тамошние сотрудники кое-чем мне обязаны, вот я и воспользовался этим.
Пит Хоффман понял, о чем говорил албанский коллега. Что он подвергает себя неимоверному риску, помогая человеку, которого он совсем не знает, из страны, в которой он никогда не был.
— Ты уже имеешь представление о расположении комнат, охране, камерах наблюдения. На этих чертежах обозначены входы и выходы, о существовании которых, возможно, знают не все обитатели дома.
— То есть? — не понял Хоффман.
— В каждом таком доме партийного функционера обязательно предусмотрен подземный ход, через который можно проникнуть вовнутрь. Можно сказать, это часть той культуры. К примеру, современные нувориши не устраивают у себя ничего подобного.
Хоффман не знал, что на это ответить. Просто поблагодарить на словах казалось недостаточным, тем не менее он не нашел ничего лучше, как буркнуть себе под нос:
— Спасибо.
Латифи смущенно кивнул. Было видно, что он не привык принимать знаки благодарности.
— Кроме того, я узнал кое-что о человеке с птичьими глазами.
На конверт легла фотография.
— Хамид Кана, можно сказать, живет на два дома. Большую часть времени он проводит на вилле, за которой мы с тобой наблюдали, но регулярно навещает еще один дом, в горах. Вот его хозяйка.
С фотографии паспортного формата смотрела женщина средних лет. Лицо с тонкими чертами обрамлено длинными темными волосами. Чуть заметные морщинки, косметики как будто нет вообще. Ровные белые зубы обнажены в натянутой улыбке. Женщина производила впечатление беззаботной. Хотя кто выставляет свои заботы напоказ перед камерой?
— Любовница?
— Они не расписаны. Но если мужчина навещает свою ровесницу по нескольку раз на неделе и остается у нее ночевать, что здесь еще можно подумать?
Хоффман кивнул — любовница. Хотя какое это имело значение? Но Латифи только что сообщил, что Птичьи Глаза регулярно покидает виллу, иногда даже на всю ночь, и это было то, что стоило намотать на ус. Причем в дом, охраняемый двумя вооруженными мужчинами, можно было проникнуть через тайный ход, что избавляло от необходимости калечить или даже убивать людей.
— Хотите по кусочку к кофе?
Мужчина приблизился незаметно, с блюдцем, на котором лежали два желтоватых прямоугольника.
— Еще теплая, но, думаю, вы оцените вкус.
Полицейские взяли каждый по одному кусочку, отчасти из вежливости, отчасти из-за действительно аппетитного запаха. И хозяин заведения удалился, убежденный, что только что предложил гостям лучшую в мире пахлаву.
— Вот так, коллега Ларсон.
Латифи вытер липкие от сахара пальцы салфеткой.
— Теперь у тебя есть вся необходимая информация, так?
— Если в этом конверте то, о чем ты говорил, то да, можно сказать и так.
— Я все еще не представляю себе, с чего тебе лучше начать. Может, так оно и к лучшему. В любом случае я всегда в твоем распоряжении.
— Ты и вправду готов рисковать ради этого?
— Не могу упустить случая нагадить своему шефу.
В кафе по-прежнему никого не было, кроме них. Пит Хоффман поднялся, взял конверт со стола, сложил и опустил в карман брюк.
Теперь у него было все необходимое для работы. Оставалось как следует все продумать, и — вперед.
К тайному ходу. К криптокоду. К шведским напарникам, розыском которых займется Гренс.
08. 36. (Осталось 13 часов и 26 минут)
На бетонном фундаменте слой строительной пыли. Половина кирпичной стены, пара торчащих из руин стальных шкафов. Все остальное — черная пыль, в том конце, куда не достала водяная струя пожарного шланга.
Прибывший на место комиссар Эверт Гренс уже задавал этот вопрос руководителю группы спасателей. Теперь он повторяет его еще раз:
— Человеческие останки?
— Ничего такого, комиссар.
Гренс отходит немного в сторону, к оцепленной поселковой улице. Но и оттуда зрелище катастрофы выглядит не менее жестоким.
Сильный взрыв всегда сопровождается ударной волной. Поэтому гамак, в котором Зофия так любила сидеть с Луизой на руках, отброшенный, лежит возле штакетника. Детские качели позади дома как ветром сдуло. А изгородь, через которую мальчики лазили на соседский участок, разнесло на куски.
Он оборвал связь с шантажистами — и вот их ответ.
Оставалось надеяться, что семья Хоффмана прячется в действительно надежном месте.
Солнце нагревало и без того горячие руины. Дыхание клубилось у рта облачком черной пыли. Хермансон с криминалистами в латексных перчатках рылась в развалинах. Стажеры опрашивали не пожелавших или не успевших эвакуироваться соседей.
Усталый Свен, — слишком часто за последние дни приходилось подниматься с постели на рассвете, — направлялся к комиссару.
— Нам нужно поговорить, Эверт. С глазу на глаз.
— Хорошо, говори.
— Для начала, это ведь был дом Хоффмана, так?
Она слышала его дыхание. И беспокойство, — оттого, что не может проконтролировать ситуацию на месте.
— Кто-то из полицейских продался.
— Кто-то…
— Да, одного из них завербовала мафия. Так они получили доступ к моим документам. Записи секретных встреч с моим куратором из полиции, информация, которую я передавал как агент, — теперь все это в их руках. И этими бумагами они пытаются меня шантажировать. Хотят принудить делать то, чего я делать не собираюсь. Именно так в школьном рюкзаке Расмуса и оказалась ручная граната. Именно поэтому я замаскировался и спрятал вас в надежном месте. Но когда я оборвал все контакты с шантажистами, они взорвали наш дом.
После того как Пит дал отбой, она долго еще сидела с телефоном в руке, а потом медленно опустилась на пол и заплакала. Иногда это единственное, что остается тому, кто лишен возможности двигаться, будь то вперед или назад, даже если оставаться на месте невыносимо.
Зофия открыла дверь. Дети ждали в прихожей.
Расмус стоял впереди, слезы на его лице так напоминали ее собственные.
Хюго за его спиной, с Луизой на руках.
— Мама, я… я хочу к тебе.
Расмус обнял мать и, похоже, не собирался отпускать.
— Тогда идем со мной, нужно переодеть Луизу.
Расмус быстро проскочил в ванную, как будто боялся, что мама передумает. Но Зофия смотрела на старшего, своего умницу Хюго, который молча передал ей младшую сестренку. Она поцеловала мальчика в лоб и оставила стоять за дверью, не задумываясь о том, что он будет делать дальше. А Хюго не собирался стоять в чужой прихожей, когда его родной дом лежал в руинах. Он осторожно прикрыл дверь ванной, — до щелчка, — и Зофия ничего не заметила. Это был его шанс разузнать все про пол в том гардеробе. Тот, который двигается, если на него прыгнуть, и имеет круглую черную рукоятку в углу за дверной коробкой. Если Хюго на этот раз повезет, он откроет люк, оставаясь снаружи гардероба, чтобы не блокировать его своим весом.
От ванной до гардероба в спальне девять быстрых шагов.
Но идти шагом невозможно, Хюго бежит.
Открывает гардероб, садится на корточки, хватается за черную рукоятку, и пол… поднимается, как крышка.
Под полом открывается черная пещера. Хюго забирается в гардероб и пытается нащупать ее стенки — безрезультатно, под пальцами пустота. Тогда он цепляется ногами за нижнюю полку, держится руками за край пещеры и свешивается вниз верхней частью корпуса. Простукивает пол с той стороны — звук гулкий, как будто внутри между двумя тонкими перекрытиями — полость.
Дыра в полу гардероба ведет в подземелье, теперь Хюго точно это знает.
И это то, что папа назвал «запасным выходом».
07.25 (Осталось 14 часов и 37 минут)
Он должен двигаться дальше.
Вперед и только вперед, чтобы не дать чувствам возможности пробудиться.
Потому что для Пита снова настал миг искушения, когда в голове рождались опасные мысли. Это было единственное, о чем Пит запретил себе думать, и в то же время ни о чем другом он думать не мог.
Зо сказала, что их дом взорван. Их лишили единственного убежища, семейного гнезда. Если это и в самом деле так, тому существует одно-единственное объяснение. Те, кто ему угрожает, заявили тем самым, что готовы сделать следующий шаг, уже в отношении людей, а не дома из дерева и камня.
Но, как и в прошлый и позапрошлый раз, Пит должен был отгородиться от всего этого, отвернуться, чтобы ни в коем случае не соскользнуть в ту оставленную им реальность.
Времени оставалось не так много, и оно шло.
Потому что должно было идти.
— Плохие новости, коллега Ларсон?
Кафе, которое выбрал Латифи, открывалось рано, но посетители собирались только ближе к полудню. А в этот ранний час здесь никого не было, кроме владельца заведения за стойкой, занятого, по его словам, приготовлением лучшей в мире пахлавы, а именно кипячением воды с сахаром.
— Можно сказать и так, — ответил Пит на вопрос албанского коллеги.
— В таком случае я могу немного скрасить ситуацию, потому что у меня хорошая новость.
С этими словами Латифи положил конверт рядом с чашкой Хоффмана.
— Только не открывай сейчас. Дождись, когда останешься один. То, что я передал тебе на крыше, были бумаги из общего архива, а эти чертежи из его секретного отделения. Тамошние сотрудники кое-чем мне обязаны, вот я и воспользовался этим.
Пит Хоффман понял, о чем говорил албанский коллега. Что он подвергает себя неимоверному риску, помогая человеку, которого он совсем не знает, из страны, в которой он никогда не был.
— Ты уже имеешь представление о расположении комнат, охране, камерах наблюдения. На этих чертежах обозначены входы и выходы, о существовании которых, возможно, знают не все обитатели дома.
— То есть? — не понял Хоффман.
— В каждом таком доме партийного функционера обязательно предусмотрен подземный ход, через который можно проникнуть вовнутрь. Можно сказать, это часть той культуры. К примеру, современные нувориши не устраивают у себя ничего подобного.
Хоффман не знал, что на это ответить. Просто поблагодарить на словах казалось недостаточным, тем не менее он не нашел ничего лучше, как буркнуть себе под нос:
— Спасибо.
Латифи смущенно кивнул. Было видно, что он не привык принимать знаки благодарности.
— Кроме того, я узнал кое-что о человеке с птичьими глазами.
На конверт легла фотография.
— Хамид Кана, можно сказать, живет на два дома. Большую часть времени он проводит на вилле, за которой мы с тобой наблюдали, но регулярно навещает еще один дом, в горах. Вот его хозяйка.
С фотографии паспортного формата смотрела женщина средних лет. Лицо с тонкими чертами обрамлено длинными темными волосами. Чуть заметные морщинки, косметики как будто нет вообще. Ровные белые зубы обнажены в натянутой улыбке. Женщина производила впечатление беззаботной. Хотя кто выставляет свои заботы напоказ перед камерой?
— Любовница?
— Они не расписаны. Но если мужчина навещает свою ровесницу по нескольку раз на неделе и остается у нее ночевать, что здесь еще можно подумать?
Хоффман кивнул — любовница. Хотя какое это имело значение? Но Латифи только что сообщил, что Птичьи Глаза регулярно покидает виллу, иногда даже на всю ночь, и это было то, что стоило намотать на ус. Причем в дом, охраняемый двумя вооруженными мужчинами, можно было проникнуть через тайный ход, что избавляло от необходимости калечить или даже убивать людей.
— Хотите по кусочку к кофе?
Мужчина приблизился незаметно, с блюдцем, на котором лежали два желтоватых прямоугольника.
— Еще теплая, но, думаю, вы оцените вкус.
Полицейские взяли каждый по одному кусочку, отчасти из вежливости, отчасти из-за действительно аппетитного запаха. И хозяин заведения удалился, убежденный, что только что предложил гостям лучшую в мире пахлаву.
— Вот так, коллега Ларсон.
Латифи вытер липкие от сахара пальцы салфеткой.
— Теперь у тебя есть вся необходимая информация, так?
— Если в этом конверте то, о чем ты говорил, то да, можно сказать и так.
— Я все еще не представляю себе, с чего тебе лучше начать. Может, так оно и к лучшему. В любом случае я всегда в твоем распоряжении.
— Ты и вправду готов рисковать ради этого?
— Не могу упустить случая нагадить своему шефу.
В кафе по-прежнему никого не было, кроме них. Пит Хоффман поднялся, взял конверт со стола, сложил и опустил в карман брюк.
Теперь у него было все необходимое для работы. Оставалось как следует все продумать, и — вперед.
К тайному ходу. К криптокоду. К шведским напарникам, розыском которых займется Гренс.
08. 36. (Осталось 13 часов и 26 минут)
На бетонном фундаменте слой строительной пыли. Половина кирпичной стены, пара торчащих из руин стальных шкафов. Все остальное — черная пыль, в том конце, куда не достала водяная струя пожарного шланга.
Прибывший на место комиссар Эверт Гренс уже задавал этот вопрос руководителю группы спасателей. Теперь он повторяет его еще раз:
— Человеческие останки?
— Ничего такого, комиссар.
Гренс отходит немного в сторону, к оцепленной поселковой улице. Но и оттуда зрелище катастрофы выглядит не менее жестоким.
Сильный взрыв всегда сопровождается ударной волной. Поэтому гамак, в котором Зофия так любила сидеть с Луизой на руках, отброшенный, лежит возле штакетника. Детские качели позади дома как ветром сдуло. А изгородь, через которую мальчики лазили на соседский участок, разнесло на куски.
Он оборвал связь с шантажистами — и вот их ответ.
Оставалось надеяться, что семья Хоффмана прячется в действительно надежном месте.
Солнце нагревало и без того горячие руины. Дыхание клубилось у рта облачком черной пыли. Хермансон с криминалистами в латексных перчатках рылась в развалинах. Стажеры опрашивали не пожелавших или не успевших эвакуироваться соседей.
Усталый Свен, — слишком часто за последние дни приходилось подниматься с постели на рассвете, — направлялся к комиссару.
— Нам нужно поговорить, Эверт. С глазу на глаз.
— Хорошо, говори.
— Для начала, это ведь был дом Хоффмана, так?