Именинница
Часть 49 из 73 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Что тот, кто растянулся на койке, следующий в списке жертв, и поэтому должен быть благодарен полиции за то, что он здесь.
Что он не имеет никакого отношения ко всему этому, ни в качестве жертвы, ни в качестве убийцы.
Что, несмотря на это, некоторое время он все-таки может пробыть и здесь.
— Мы полагаем, что некая преступная организация хочет закрепиться на нелегальном рынке оружия в Швеции и что ты устранил их возможных конкурентов. И тот, кто дал тебе это задание, находится в Албании.
— Ты серьезно? Что ты такое несешь?
— Я несу, что уже тогда, семнадцать лет назад, ты был замешан всерьез. Может, даже лично участвовал в той бойне по заданию того, кто любит называть себя Королем Золтаном. И что на сегодняшний день имеются десятки тысяч единиц оружия, общей стоимостью на миллиард евро, при помощи которого сам Король Золтан или кто-то помельче, вроде тебя, намеревается расстрелять десятки или даже сотни людей.
Тут Заравич снова расхохотался от души:
— Послушай, чертов коп, ты не хуже меня знаешь, что это такой же подлог, как и этот ваш арест. Но даже если это и правда, с какой стати мне перед тобой каяться? Посмотри на мои руки, коп. Видишь, что у меня есть? Ногти. А знаешь, сколько потребуется времени, чтобы они как следует отросли? Я расправлялся и не с такими следователями, как ты.
С этими словами Душко Заравич снова отвернулся. В белом смокинге — спиной к Гренсу, лицом в стену камеры. Комиссар кивнул Хермансон, поджидавшей у двери. Для первого раза было достаточно.
Они дошли до ближайшей к выходу камеры, где, как всегда, кипела жизнь, — с Интернетом, вентиляторами, которые крутились на полную мощность, и громкоголосыми охранниками, — когда Хермансон наконец заговорила:
— Ты хорошо играл.
— Играл?
— Это прозвучало так, словно ты и в самом деле в чем-то его подозреваешь. Между тем как твоя единственная цель — на некоторое время его изолировать, только и всего.
— Но он и в самом деле может быть замешан. И если это так, я посажу его по-настоящему, как только найдем продавшегося полицейского.
Он испытующе посмотрел на нее:
— Кстати, насчет продавшегося полицейского… у тебя с этим по-прежнему нет проблем?
Но Хермансон не ответила и на этот раз.
— Потому что мы возьмем сразу и коррумпированного коллегу, и того, кто убивал двумя выстрелами в голову. Я уже послал человека в Албанию на поиски того, кто всем этим заправляет.
— Человека?
— Да. Он, как и я, посчитал, что лучше разобраться с этим на месте.
— Это его я видела на твоей кухне?
— Похоже на то.
В лифте и Гренс, и Хермансон не знали, куда глаза девать. Создалась та самая неуютная обстановка, когда любое сказанное слово кажется лишним. И даже более того, ведь Эверт Гренс во второй раз обвинил одного из своих коллег в измене. По пути к следующему лифту нужно было миновать в общей сложности пять пунктов контроля, на каждом из которых требовалась карта-пропуск. Между вторым и третьим Гренс не выдержал:
— Я… я хочу перед тобой извиниться.
Хермансон вытащила свою карточку, и они пошли дальше.
— Я ни в чем тебя не виню, Хермансон. Но вся эта безумная история со взломом сейфа в кабинете Вильсона… и твой отказ следить за ним, и… Теперь все изменилось. Ты арестовала Заравича, и я в тебе больше не сомневаюсь.
Она резко остановилась.
— Нет, Эверт. Ты с самого начала не должен был во мне сомневаться. Еще один такой случай — и я подаю прошение о переводе. Ты понимаешь меня?
Она смотрела на него, сквозь него. Так, как это умела она одна.
— Да, Хермансон. Я понимаю.
Четвертая дверь, пятая дверь, последний лифт — на этот раз на этаж отдела криминальных расследований. Но в последний момент вместо того, чтобы выйти, Гренс нажал на красную кнопку «стоп-кран», а потом на другую, со стрелочкой вниз.
— Есть еще кое-что…
Так или иначе, это к лучшему, что они наконец взломали лед. Хермансон была единственной, кто говорил с ним о таких вещах. Одна она, глядя комиссару в глаза, могла сказать, что он понятия не имеет, где проходит граница личного пространства, которую никто не вправе переступать, и что этим он, Гренс, похож на тех, чьи злодеяния он расследует, и все это страшно ее пугает. Сказать, повернуться и уйти, чтобы потом вернуться продолжать с ним работать как ни в чем не бывало. Именно поэтому Гренс и решил поговорить с Хермансон о том, что его сейчас так волновало.
— Понимаешь… у меня был один коллега, которого я очень любил… Наставник, ментор, вроде того… и вот, когда он должен был выйти на пенсию… Он изменился, понимаешь? В голове словно разверзлась черная бездна — пустота. Там не было ничего, именно потому, что у него не было ничего другого. И вот недели за две до ухода он позвонил в участок из дома и вызвал патруль… А потом застрелился — сунул дуло в рот. Знал, как это бывает, и поэтому постарался причинить коллегам как можно меньше хлопот.
Лифт остановился. И теперь Марианна Хермансон нажала кнопку со стрелочкой в противоположном направлении.
— Застрелился?
— Да.
— Потому что не выдержал?
— Он ничего не знал, кроме работы. Ничего не имел за стенами этого полицейского здания. Разве квартиру, в которой жил один.
Лифт снова остановился, и Хермансон нажала кнопку со стрелкой вниз, а потом опять вверх.
— И как звали этого твоего ментора?
— Звали?
— Да.
— Его звали…
— Ладно, Эверт. Можешь не отвечать.
В следующий раз, когда лифт остановился, они вышли и пошли по коридору отдела криминальных расследований. Кабинет Хермансон находился ближе к лифту. Перед тем, как она вошла, Гренс положил ей на плечо руку, чего никогда не делал раньше.
— Я не старик, просто много прожил. Понимаешь?
Они постояли некоторое время. Хермансон кивнула, и следующая остановка Гренса была на середине коридора, возле кофейной машины. Две чашки черного.
— Эверт?
Кабинет Свена был совсем рядом, дверь приоткрыта. Свен кивнул коллеге из-за письменного стола.
— Входи.
— Сейчас, я только…
— Входи, Эверт.
Гренс опустился на стул для посетителей. Свен закрыл дверь в коридор и занял место напротив шефа. Показал на чашки с кофе:
— Могу я взять одну?
— Ты же любишь с молоком.
Но Свен уже взял чашку и сделал глоток.
— Ты просил меня проследить за Хермансон.
— Теперь это не нужно.
— Тем не менее ты просил… И я следил за ней, какой гнусностью мне все это ни казалось… Послушай, Эверт, может, ты поручишь кому-нибудь проследить и за мной? Или уже поручил?
— Я же сказал…
— И, похоже, ты прав, Эверт.
Комиссару захотелось заткнуть уши. Ему хватило откровений в лифте, после которых он едва успел прийти в себя и снова собраться с мыслями.
— Вчера мы с Марианной обедали вместе, — здесь, в этом здании. И все было вроде как обычно и в то же время совсем по-другому… Такое чувство, знаешь, как будто все хорошо, но что-то не так.
Свен слегка перегнулся через стол. Было видно, как нелегко давалось ему говорить.
— Потом мы расстались. Марианна торопилась якобы на какую-то встречу в прокуратуре. И я пошел за ней. У меня это неплохо получается — следить, тем не менее несколько раз я был близок к тому, что она меня заметит. Она вела себя очень осторожно. Постоянно оглядывалась, двигалась окольными путями, меняла направления. Беспокоилась, одним словом.
Тут Свен понизил голос, как будто опасался, что Марианна, от которой их отделяло несколько кабинетов, может его услышать.
— Она держалась Рослагсгатан, — все время, до парка Ванадислинден, что довольно далеко от прокуратуры. Там она остановилась перед обычным на первый взгляд пятиэтажным зданием. Хорошенько огляделась, прежде чем набрать код на замке и войти. Я ждал ее в кафе напротив, оттуда все прекрасно было видно. Она вышла спустя полтора часа. Позже, когда мы встретились в коридоре и я спросил, как все прошло, первым делом снова почувствовал, что с ней что-то не так. И она солгала. Стала рассказывать про то, что прокурор переменил точку зрения. Но ты со мной согласишься, Эверт, что та Марианна Хермансон, которую мы знали, никогда не лгала. Я проверил — владельцы квартиры, куда она заходила, не фигурируют ни в одном из наших расследований.
Эверт Гренс откинулся на спинку стула. Свен Сундквист не имел привычки драматизировать события, никогда не преувеличивал и не давал воли эмоциям. Если здравый смысл имел лицо, то это было лицо Свена Сундквиста, каким видел его сейчас Гренс. Тем не менее комиссару хотелось возмутиться, потому что это была бы самая разумная реакция на то, что он только что услышал.
— У Хермансон может быть тысяча причин не докладывать тебе, с кем она проводит свое свободное время и где предпочитает прогуливаться после обеда.
— Все верно. Но я продолжил расследование и заглянул в наши журналы. И что ты думаешь? Большинства встреч, которые якобы проводила Марианна, в действительности не было. Не мне тебе объяснять, какое значение имеют эти встречи для наших расследований. Многие из тех, кого якобы посещала Марианна за стенами этого здания, утверждают, что в глаза ее не видели.
Лицо Свена отражало переполнявшие его неприятные чувства.
— Поскольку всем этим фактам напрашивается одно-единственное возможное объяснение, и ты, Эверт, разделяешь мои подозрения, рекомендую продолжать за ней наблюдать. И будь осторожен с информацией, которой собираешься делиться с Хермансон. Я не настолько глуп, чтобы не понимать, что у тебя есть еще один напарник, имя которого ты пока держишь в тайне, и, если Хермансон действительно не та, за кого себя выдает, от нашей с тобой неосмотрительности может пострадать много че- ловек.
12.12 (Осталось 2 дня, 9 часов и 50 минут)
Что он не имеет никакого отношения ко всему этому, ни в качестве жертвы, ни в качестве убийцы.
Что, несмотря на это, некоторое время он все-таки может пробыть и здесь.
— Мы полагаем, что некая преступная организация хочет закрепиться на нелегальном рынке оружия в Швеции и что ты устранил их возможных конкурентов. И тот, кто дал тебе это задание, находится в Албании.
— Ты серьезно? Что ты такое несешь?
— Я несу, что уже тогда, семнадцать лет назад, ты был замешан всерьез. Может, даже лично участвовал в той бойне по заданию того, кто любит называть себя Королем Золтаном. И что на сегодняшний день имеются десятки тысяч единиц оружия, общей стоимостью на миллиард евро, при помощи которого сам Король Золтан или кто-то помельче, вроде тебя, намеревается расстрелять десятки или даже сотни людей.
Тут Заравич снова расхохотался от души:
— Послушай, чертов коп, ты не хуже меня знаешь, что это такой же подлог, как и этот ваш арест. Но даже если это и правда, с какой стати мне перед тобой каяться? Посмотри на мои руки, коп. Видишь, что у меня есть? Ногти. А знаешь, сколько потребуется времени, чтобы они как следует отросли? Я расправлялся и не с такими следователями, как ты.
С этими словами Душко Заравич снова отвернулся. В белом смокинге — спиной к Гренсу, лицом в стену камеры. Комиссар кивнул Хермансон, поджидавшей у двери. Для первого раза было достаточно.
Они дошли до ближайшей к выходу камеры, где, как всегда, кипела жизнь, — с Интернетом, вентиляторами, которые крутились на полную мощность, и громкоголосыми охранниками, — когда Хермансон наконец заговорила:
— Ты хорошо играл.
— Играл?
— Это прозвучало так, словно ты и в самом деле в чем-то его подозреваешь. Между тем как твоя единственная цель — на некоторое время его изолировать, только и всего.
— Но он и в самом деле может быть замешан. И если это так, я посажу его по-настоящему, как только найдем продавшегося полицейского.
Он испытующе посмотрел на нее:
— Кстати, насчет продавшегося полицейского… у тебя с этим по-прежнему нет проблем?
Но Хермансон не ответила и на этот раз.
— Потому что мы возьмем сразу и коррумпированного коллегу, и того, кто убивал двумя выстрелами в голову. Я уже послал человека в Албанию на поиски того, кто всем этим заправляет.
— Человека?
— Да. Он, как и я, посчитал, что лучше разобраться с этим на месте.
— Это его я видела на твоей кухне?
— Похоже на то.
В лифте и Гренс, и Хермансон не знали, куда глаза девать. Создалась та самая неуютная обстановка, когда любое сказанное слово кажется лишним. И даже более того, ведь Эверт Гренс во второй раз обвинил одного из своих коллег в измене. По пути к следующему лифту нужно было миновать в общей сложности пять пунктов контроля, на каждом из которых требовалась карта-пропуск. Между вторым и третьим Гренс не выдержал:
— Я… я хочу перед тобой извиниться.
Хермансон вытащила свою карточку, и они пошли дальше.
— Я ни в чем тебя не виню, Хермансон. Но вся эта безумная история со взломом сейфа в кабинете Вильсона… и твой отказ следить за ним, и… Теперь все изменилось. Ты арестовала Заравича, и я в тебе больше не сомневаюсь.
Она резко остановилась.
— Нет, Эверт. Ты с самого начала не должен был во мне сомневаться. Еще один такой случай — и я подаю прошение о переводе. Ты понимаешь меня?
Она смотрела на него, сквозь него. Так, как это умела она одна.
— Да, Хермансон. Я понимаю.
Четвертая дверь, пятая дверь, последний лифт — на этот раз на этаж отдела криминальных расследований. Но в последний момент вместо того, чтобы выйти, Гренс нажал на красную кнопку «стоп-кран», а потом на другую, со стрелочкой вниз.
— Есть еще кое-что…
Так или иначе, это к лучшему, что они наконец взломали лед. Хермансон была единственной, кто говорил с ним о таких вещах. Одна она, глядя комиссару в глаза, могла сказать, что он понятия не имеет, где проходит граница личного пространства, которую никто не вправе переступать, и что этим он, Гренс, похож на тех, чьи злодеяния он расследует, и все это страшно ее пугает. Сказать, повернуться и уйти, чтобы потом вернуться продолжать с ним работать как ни в чем не бывало. Именно поэтому Гренс и решил поговорить с Хермансон о том, что его сейчас так волновало.
— Понимаешь… у меня был один коллега, которого я очень любил… Наставник, ментор, вроде того… и вот, когда он должен был выйти на пенсию… Он изменился, понимаешь? В голове словно разверзлась черная бездна — пустота. Там не было ничего, именно потому, что у него не было ничего другого. И вот недели за две до ухода он позвонил в участок из дома и вызвал патруль… А потом застрелился — сунул дуло в рот. Знал, как это бывает, и поэтому постарался причинить коллегам как можно меньше хлопот.
Лифт остановился. И теперь Марианна Хермансон нажала кнопку со стрелочкой в противоположном направлении.
— Застрелился?
— Да.
— Потому что не выдержал?
— Он ничего не знал, кроме работы. Ничего не имел за стенами этого полицейского здания. Разве квартиру, в которой жил один.
Лифт снова остановился, и Хермансон нажала кнопку со стрелкой вниз, а потом опять вверх.
— И как звали этого твоего ментора?
— Звали?
— Да.
— Его звали…
— Ладно, Эверт. Можешь не отвечать.
В следующий раз, когда лифт остановился, они вышли и пошли по коридору отдела криминальных расследований. Кабинет Хермансон находился ближе к лифту. Перед тем, как она вошла, Гренс положил ей на плечо руку, чего никогда не делал раньше.
— Я не старик, просто много прожил. Понимаешь?
Они постояли некоторое время. Хермансон кивнула, и следующая остановка Гренса была на середине коридора, возле кофейной машины. Две чашки черного.
— Эверт?
Кабинет Свена был совсем рядом, дверь приоткрыта. Свен кивнул коллеге из-за письменного стола.
— Входи.
— Сейчас, я только…
— Входи, Эверт.
Гренс опустился на стул для посетителей. Свен закрыл дверь в коридор и занял место напротив шефа. Показал на чашки с кофе:
— Могу я взять одну?
— Ты же любишь с молоком.
Но Свен уже взял чашку и сделал глоток.
— Ты просил меня проследить за Хермансон.
— Теперь это не нужно.
— Тем не менее ты просил… И я следил за ней, какой гнусностью мне все это ни казалось… Послушай, Эверт, может, ты поручишь кому-нибудь проследить и за мной? Или уже поручил?
— Я же сказал…
— И, похоже, ты прав, Эверт.
Комиссару захотелось заткнуть уши. Ему хватило откровений в лифте, после которых он едва успел прийти в себя и снова собраться с мыслями.
— Вчера мы с Марианной обедали вместе, — здесь, в этом здании. И все было вроде как обычно и в то же время совсем по-другому… Такое чувство, знаешь, как будто все хорошо, но что-то не так.
Свен слегка перегнулся через стол. Было видно, как нелегко давалось ему говорить.
— Потом мы расстались. Марианна торопилась якобы на какую-то встречу в прокуратуре. И я пошел за ней. У меня это неплохо получается — следить, тем не менее несколько раз я был близок к тому, что она меня заметит. Она вела себя очень осторожно. Постоянно оглядывалась, двигалась окольными путями, меняла направления. Беспокоилась, одним словом.
Тут Свен понизил голос, как будто опасался, что Марианна, от которой их отделяло несколько кабинетов, может его услышать.
— Она держалась Рослагсгатан, — все время, до парка Ванадислинден, что довольно далеко от прокуратуры. Там она остановилась перед обычным на первый взгляд пятиэтажным зданием. Хорошенько огляделась, прежде чем набрать код на замке и войти. Я ждал ее в кафе напротив, оттуда все прекрасно было видно. Она вышла спустя полтора часа. Позже, когда мы встретились в коридоре и я спросил, как все прошло, первым делом снова почувствовал, что с ней что-то не так. И она солгала. Стала рассказывать про то, что прокурор переменил точку зрения. Но ты со мной согласишься, Эверт, что та Марианна Хермансон, которую мы знали, никогда не лгала. Я проверил — владельцы квартиры, куда она заходила, не фигурируют ни в одном из наших расследований.
Эверт Гренс откинулся на спинку стула. Свен Сундквист не имел привычки драматизировать события, никогда не преувеличивал и не давал воли эмоциям. Если здравый смысл имел лицо, то это было лицо Свена Сундквиста, каким видел его сейчас Гренс. Тем не менее комиссару хотелось возмутиться, потому что это была бы самая разумная реакция на то, что он только что услышал.
— У Хермансон может быть тысяча причин не докладывать тебе, с кем она проводит свое свободное время и где предпочитает прогуливаться после обеда.
— Все верно. Но я продолжил расследование и заглянул в наши журналы. И что ты думаешь? Большинства встреч, которые якобы проводила Марианна, в действительности не было. Не мне тебе объяснять, какое значение имеют эти встречи для наших расследований. Многие из тех, кого якобы посещала Марианна за стенами этого здания, утверждают, что в глаза ее не видели.
Лицо Свена отражало переполнявшие его неприятные чувства.
— Поскольку всем этим фактам напрашивается одно-единственное возможное объяснение, и ты, Эверт, разделяешь мои подозрения, рекомендую продолжать за ней наблюдать. И будь осторожен с информацией, которой собираешься делиться с Хермансон. Я не настолько глуп, чтобы не понимать, что у тебя есть еще один напарник, имя которого ты пока держишь в тайне, и, если Хермансон действительно не та, за кого себя выдает, от нашей с тобой неосмотрительности может пострадать много че- ловек.
12.12 (Осталось 2 дня, 9 часов и 50 минут)