Именинница

— Что Душко Заравич?

— Я не разделяю твоих предположений. Человек, ввязавшийся в нечто, связанное с тем, что на этой доске, или с нашим официальным расследованием, не будет вести себя так, как Душко Заравич. Потому что ни ты, Эверт, и ни один из троих твоих недавно застреленных приятелей не стал бы пировать на свадьбе в день расправы, не позаботившись даже о дополнительной охране.

Тут она снова покосилась на незнакомца. Но он никак не отреагировал на эти слова, и Хермансон спросила себя, что бы это могло значить.

— Мы звонили в его дверь — двенадцать человек. Но есть одна проблема. Вломиться на гангстерскую свадьбу в Бреденге значит наделать много шума. Поэтому тот, кому предстоит произвести арест, должен явиться туда во всеоружии.

— У тебя есть мой приказ.

— Твой да, но не Вильсона, нашего с тобой общего начальника. И знаешь почему? Потому что я, — та, кому предстоит провести эту операцию, — так и не смогла объяснить ему то, чего не понимаю сама.

— Ты арестуешь Заравича на основании моего приказа, этого вполне достаточно. Перед Вильсоном я отвечу сам. И еще я хочу знать, как ведет себя Заравич? Он что, и в самом деле без охраны?

— Именно. Но я…

— Так арестуй его. Или же…

Но в этот момент снова вернулось то самое чувство, которое Гренс решил игнорировать, после того как показал Хермансон доску с материалами секретного расследования и Хоффмана в его новом обличье. Неприятное, неясное ощущение, что у коллеги, которой он еще недавно доверял как самому себе, возможно, на этот раз совсем другие планы.

— …или же ты не хочешь этого делать?

— Прости, не поняла.

— У тебя проблемы с выполнением моего приказа, о которых ты не хочешь мне говорить?

— Послушай меня, Эверт. Проблема только в том, что ты что-то от меня скрываешь, и я не понимаю почему.

Это был не ответ.

— В таком случае я сделаю это сам.

— Ты не сможешь это сделать, Эверт, только не на этот раз. Потому что Вильсон сказал «нет». Боюсь, переубедить его тебе будет куда труднее, чем меня.

— Отлично. Это как раз то, что я намерен сделать — переубедить. Мы едем в отделение, все трое. Немед- ленно.

— В Крунуберг? — Марианна недоверчиво покосилась на незнакомца. — С твоим напарником по кухонному расследованию?

— Ты не оставляешь мне выбора, Хермансон. В машине я все объясню. Я и мой напарник, который уже был нашим с тобой напарником во многих других расследованиях. Его мы высадим по дороге, а сами доедем до отделения. И если Вильсон, который тоже пока не знает, кто на самом деле этот наш общий напарник, будет и дальше упорствовать, я задам ему тот же вопрос, что и тебе: существуют ли проблемы с арестом Заравича, о которых вы не хотите мне говорить?



На лестнице полицейского отделения они расстались. Пит Хоффман скрылся в метро, а Гренс и Марианна Хермансон отперли дверь электронными ключ-картами и зашагали по длинному коридору. Гренс никак не мог понять, что больше всего возмутило его подчиненную, — то, что она не смогла разглядеть Пита Хоффмана в облике обрюзгшего господина, или преступная организация, перешедшая последнюю черту, поставив на кон жизни ни в чем не повинных детей. Или это все-таки была обида на шефа, так долго водившего ее за нос и открывшегося только после того, как она не оставила ему выбора. Скорее всего, и то, и другое, и третье вместе.

Ситуация не стала менее напряженной, когда Гренс, уже в лифте, поднял вопрос о Вильсоне, за которым велел следить. Ведь Хермансон до сих пор ни разу не отчиталась по этому заданию.

Она долго молчала, стараясь не показывать своей злобы. Потом фыркнула и повторила, что по-прежнему отказывается шпионить за их общим начальником и предпочитает вместо этого сосредоточиться на захвате гангстера, — задании, которое, по крайней мере, входит в круг ее профессиональных обязанностей.

Эрик Вильсон уже ждал их за столом в своем просторном кабинете. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что два его лучших следователя в чем-то не поладили друг с другом. Вильсон не стал тратить время на бесполезные дискуссии.

— Я беру сторону Марианны, — заявил он. — Никаких арестов.

— Прости, я, кажется, не расслышал.

— Ты все расслышал верно, Эверт.

— Все равно не могу в это поверить. Ты не мог бы выражаться яснее, Эрик?

— Для задержания Заравича нет никаких формальных оснований. Так тебе понятней?

Тут Гренс, который только что собирался сесть, внезапно переменил свое решение, проследовал в другой конец комнаты и как бы невзначай остановился возле сейфа, слегка на него опершись.

— Зачем нам снова играть в эту игру, если мы оба знаем, чем она закончится?

Гренс повернулся к сейфу, постучал пальцами по запертой дверце, так что можно было расслышать, как застучали стопорные поршни.

— Даже не представляешь себе, насколько мне неудобно снова напоминать о секретных кодах, по какой-то неизвестной причине гуляющих за стенами этого кабинета. И о полицейских агентах, с которыми мы, оказывается, никогда не работали. Что, если…

— Ты серьезно, Эверт? Сколько раз ты еще намерен использовать этот трюк?

— Ровно столько, сколько потребуется. А если мы с тобой все-таки договоримся, я хотел бы, чтобы взамен на мое молчание ты, во‑первых, дал добро на задержание, которое мы с Хермансон планируем сегодня провести, и, во‑вторых, выписал мне ордер на обыск.

— Только после того, как узнаю, на каких основаниях ты собираешься провести то и другое.


— У меня нет для этого никаких оснований, но тебе ведь не впервой улаживать такие дела с прокурором.

— На этот раз все не так просто.

— А когда оно было просто, Вильсон? Когда мы засылали своих агентов в банды? Или когда неизвестные лица взламывали сейф с секретными документами в кабинете начальника отдела?

Эрик Вильсон всплеснул руками, признавая себя побежденным, — по крайней мере, на этот раз.

Гренс прошептал «отлично, теперь у меня есть эти семьдесят два часа», одновременно выпроваживая Марианну из кабинета. Хермансон отправилась на гангстерскую свадьбу в Бреденг, а он, заперев за ней дверь, остался один на один с шефом.

— А теперь мы перейдем к другому расследованию.

— Какому еще расследованию? — удивился Вильсон.

— Внутреннему. О взломе сейфа. Кто из нас продался, подставив под угрозу жизнь нашего агента и его семьи?

Начальник отдела, уже паковавший документы, которые хотел взять домой, замер на месте. Но не вздохнул, что было совсем не в его стиле.

— Ты предпочитаешь действовать за моей спиной, Эверт. А я за твоей.

— Вот как?

— Я пригласил профессионалов, и они обследовали здесь все, что можно, включая секретную комнату в архиве, — Вильсон кивнул на запертую дверь. — Нигде никаких следов взлома. Ни отпечатков пальцев, ничего другого. Меня не взламывали, Эверт.

— Как же так?

— В том-то вся и штука. Чтобы сюда проникнуть, нужен электронный ключ. Зеленый жетон с персональным кодом, который считывается специальным устройством в замке. В этот момент происходит идентификация входящего — в центральном компьютере, который управляет здесь всем. Плюс система видеонаблюдения, мимо которой мышь не проскочит. Любая попытка проникновения в этот кабинет и в архив фиксируется. И за последние полгода никто не открывал этот сейф, кроме меня, и никто, кроме архивариуса, не входил в секретную комнату.

С этими словами начальник отдела криминальных расследований положил в портфель последнюю кипу бумаг, демонстрируя тем самым свое нежелание и дальше обсуждать эту тему.

— И что теперь?

— Понятия не имею, Эверт.

— И ты так спокойно говоришь об этом? Паулу разоблачили, ты знаешь, что теперь грозит ему и его семье?

— Тебе известно, Эверт, что меня это беспокоит не меньше, чем тебя.

Эрик Вильсон поднялся с портфелем в руке и оглянулся на Гренса в надежде, что тот сделает то же самое. Напрасно. Упрямый комиссар не желал покидать своего места и даже поерзал на стуле для посетителей, демонстративно нащупывая более удобную позицию.

— В том-то и дело, что мне ничего не известно. И это беспокоит меня. Никто, кроме тебя, не открывал этот сейф — вот что мне известно. И еще, что ты даже не попытался дать более-менее правдоподобного объяснения тому, как это все могло произойти. И это, Вильсон, делает меня чертовски подозрительным. А тебя — чертовски подозреваемым.



Общая площадь квартиры верные двести квадратных метров.

Эверт Гренс так и не смог ответить на вопрос Пита Хоффмана, потому что сам никогда не задумывался об этом. Когда они с Анни переехали в дом на Свеавеген, чтобы создать семью его мечты, цены были совсем другие. Все эти объявления в рекламных буклетах маклерских компаний, предложения для миллионеров — все это было не для Гренса. Он совершенно не ощущал своей принадлежности к миру избранных. При этом формально мог считать себя богачом, не скопив и пары тысяч крон на банковской карте. Так уж получилось, что он остался жить в прежней обстановке и после того, как все остальное изменилось.

Места сколько угодно, тем не менее они предпочитали тесниться вокруг кухонного стола, занятого большой белой доской. Просто потому, что это обоим казалось удобным. Потому, что за этим самым столом они впервые встретились и поняли, что их расследования как-то связаны между собой. Потому что, когда два человека становятся агентами друг друга, ничто не укрепляет этот союз так, как выпитая за одним столом пара чашек кофе.

Именно этим они и занимались, когда в 22.02 у Хоффмана зазвонил мобильник. Комиссар макал свежую булочку с корицей в горячий напиток, совсем как это делал дедушка Хоффмана в свое время. И взял вибрирующий на столе телефон после двух сигналов.

— Да.

— Готово, Эверт. Душко Заравич арестован.

— Он оказал вам сопротивление?

— Нет.

Гренс кивнул Хоффману, который, в свою очередь, кивнул в ответ, в знак того, что все понял.

— Спасибо, Марианна, за хорошую работу. Он в Крунуберге?

— На пути к камере.

— Отлично.

— Не знаю, зачем тебе нужны эти семьдесят два часа, но отсчет пошел.





Часть шестая